Пожиратели миров 1 - Кирико Кири

— А долг? Полная отдача своей работе и вера в правое дело, что вы помогаете людям? — спросил я.

— А есть мне тоже веру? То, о чём ты говоришь, хорошо, но разве я сам не заслуживаю благополучия? Помогая другим, почему я не могу помочь себе?

— Чем-то приходится жертвовать, — ответил я невозмутимо.

— Тогда… стоит ли мне пожертвовать другими ради себя? — поймав мой взгляд, он усмехнулся. — Почему жертвовать должен именно ты, человек, который помогает другим? Разве ты не принесёшь больше пользы?

— Есть призвание…

— Призвания и судьбу придумали люди, которым надо подчинить твою волю, — перебил он меня небрежным тоном. — Запомни, Грант. Когда человек говорит тебе о том, что ты должен кому-то что-то ради чего-то безвозмездно — он хочет тебя использовать.

— Почему вы так решили? — нахмурился я.

­— Потому что человек, которому не плевать на тебя, и который действительно благодарен, тебе отплатит тем же. А не станет говорить про твой долг и прочую чушь, чтобы ты работал задаром. Знаешь, кто таким нередко пользуется?

— Кто?

— Само государство.

Само государство…

Я нахмурился. Нет, я не поверил его еретическим речам, за которое лишиться головы можно было ещё на первых словах. Я знал, где есть правда, а где ересь — об этом позаботились ещё в самом начале моей подготовки.

Я не помню, как родился, не помню, где жил, но помню, как меня делали солдатом. Не только физически — тебя заставляют забыть, что ты когда-то вообще был кем-то ещё. Каждый день тебя ломают, чтобы убрать любую слабость, как милосердие или страх, замещая это праведным гневом и жаждой нести справедливость. Ты становишься мечом империи, её оружием.

Ты становишься машиной для убийств.

Но машина для убийств, как и лазерная винтовка, работает в обе стороны, убивая всех одинаково. И чтобы космодесантник никогда не сбивался с пути и не шёл против своих, он всегда проходит обработку.

Импланты изменяют разум, постоянная психическая обработка не прекращается ни на мгновение, где внушается, что ты должен защищать человечество и чтить Императора, того, кто подарил тебя эту силу. Трудности же, которые ты проходишь со своими боевыми товарищами, плотнее кровных связей связывают тебя с ними. Вы становитесь братьями, верными друг другу до смерти.

И под конец обучения, когда становишься космодесантником, твои эмоции скудны, твой ум остёр, страх тебе неведом, а ярость вечна. Ты верен Империи и Императору, ты лишён сомнений, а твои братья по оружию всегда подкрепят твою веру.

Потерял ли я после этого веру в своё дело в этом мире? Нет, не потерял. Я защищал людей, и верю, что продолжаю их защищать. Просто… когда я был космодесантником там, я даже не успевал задумываться над подобным. Но сейчас, вспоминая то, как меня обучали быть убийцей и, наоборот, заставляли забыть, что такое быть человеком, хорошо видно, как нам промывали мозг.

Это было к лучшему — с тем адом, в который мы окунались, нормальный человек лишился бы рассудка. А когда ты мало отличаешься от машины, то и выстоять против подобного легче.

Тем временем мы проехали спальные районы и выехали к центру, где были небоскрёбы. Это будто другой город на другой планете.

Здесь зданий из стекла и стали поднимались до небес. Широкие автострады ветвились между ними, расходились во все стороны, как артерии, по которым едут различные автомобили. Я видел, как мчатся поезда между небоскрёбами по мостам. Над головой то и дело пролетают корабли.

Я почти сразу понял, что это за класс. В империи было четыре класса: линкоры, крейсеры и эсминцы и малый флот. Из них четверых в атмосфере мог находиться только малый флот. Такие летали в пределах планеты, на её орбите, а также в пределах системы, никогда её не покидая. Они не были созданы для путешествий от системы к системе.

В какой-то мере, они были как мой разведывательно-десантный корабль. Разница лишь в том, что мой помимо десантного, для высадки людей под шквалом огня, был и разведывательным. Иными словами, способный делать варп-прыжки из системы в систему для разведки и оставаясь незамеченным как из-за размеров, так и из-за стелс защиты.

А так как разведка не всегда бывает в космосе, мы могли приземлиться и выйти в разведку на планете. Поэтому на корабле обязательно имелись трое бойцов, что должны были уметь пользоваться активной бронёй — большим бронированным доспехом, обеспечивающим не только защиту, но и силу. Она которая тоже была на корабле.

Собственно, активная броня была ещё одним важным аргументом найти его или хотя бы попытаться.

Мы не углублялись в небоскрёбы, проехали дальше, пока не остановились около огороженной территории.

­— Вот она, Государственную Гимназию Имени Гагарина, — профессор заехал на стоянку и остановился среди других автомобилей. — Здесь будет проходить тест. Ты постарайся, здесь будут лучшие из лучших, и большинство будет точно из аристократов. Произведёшь правильное впечатление и как знать, что тебя ждёт.

Мы выбрались из машины.

— Получается, я буду в меньшинстве, так? — спросил я напрямую.

— Ты не сражаться идёшь. Там не будет команды на команду, — усмехнулся профессор. — Каждый сам за себя и плевать на статус, что важно!

— Я слышал, что в детдоме есть и другие очень умные ученики.

— Ты про Триану Аверину? — сразу же догадался профессор и рассмеялся. — Не смотри на меня так, я знаю всех хороших учеников. Да, она могла бы пройти олимпиаду, и мне, кажется, она специально завалила её.

— Зачем? — не понял я.

— Компания, в которой она якшается. Они плохо на неё влияют. Уверен, что, если бы не они, вас было бы двое.

— А Минали? Вы её знаете?

— А что Минали? — без интереса спросил он.

— Нет, ничего.

Небольшая проверка. Если бы он действительно что-то мог сказать про неё, то заинтересовался бы куда больше. В любом случае, мне нет никакого дела до других.

Мы вышли к главной дороге, что шла от ворот к зданию гимназии. Здесь было много людей, и большинство выделялось богатой одеждой. Не все, были и те, кто одевался попроще. Мы влились в поток и направились к главному зданию. Не чета тому, в котором проходят занятия у нас.

Наша школа была каменной коробкой с окнами в прямом смысле этого слова. Простая, практичная, для быстрой постройки. Гимназия была куда более старинным зданием с выделяющейся архитектурой. Она подчёркивала статус тех, кто в ней учится.

На входе стояла рамка, реагирующая на металл, и всех без исключения заставляли сдавать металлические вещи. У меня с собой ничего не было кроме ключей, поэтому я прошёл спокойно. Профессор остался с той стороны, перед этим попрощавшись со мной и отдав документы. Дальше я сам.

Сразу после выхода я попал в холл. Крошечный по меркам Империи, но большой по меркам этого мира, сделанный из камня, который создавал рисунки. Над головой висела большая люстра.

Здесь собрались все, кто собирался пройти следующий этап. В большей своей части, это были аристократы, хотя встречались и обычные — одежда их выделяла как клеймо. Гул голосов эхом разносился по залу, но всё равно оставалось ощущение пустоты. На меня никто не обращал внимания, все были заняты или собой, или знакомствами.

Мы прождали двенадцать с половиной минут, прежде чем вышел один из организаторов. Высокая женщина с длинным носом и маленькими квадратными очками.

Окинув нас взглядом, словно мы все здесь добыча, она громко объявила:

— Внимание участникам олимпиады по математике, которые сегодня собрались здесь для прохождения второго этапа! Сейчас вы все отступите назад и освободите передо мной место! Я буду называть имена и фамилии, после чего вы выходите ко мне сюда. Слушайте внимательно! Кто не услышит своего имени и фамилии, подойдёт после распределения! Итак, начали!

Зазвучали фамилии и имена. Названный человек выходит, после чего вставал перед женщиной. Едва группа набирается, её тут же уводят по коридору дальше.

— Грант Роковски! — обявляет женщина, и я делаю несколько шагов вперёд.

Мне достаётся седьмая группа, которую уводят по коридору.

По правую сторону находятся классы. В некоторые из них открыты двери, и я вижу, как там уже рассаживаются ученики. Нашу группу заводят в один из точно таких же классов, где нас уже ждёт мужчина.

Мы все рассаживаемся кто куда. Никто не спорит за место, так как это ни на что не влияет. Пару раз передо мной занимают места, но я просто нахожу свободное.