Переписать сценарий - Сергей Александрович Васильев

«Общепризнанные авторитеты» тоже не всё видели, и не всё знали. Например, они даже не заметили, что вслед за их экипажами пристроились незаметные в городском потоке пролётки, пассажиры которых внимательно смотрели, запоминали, фиксировали все контакты этих «авторитетов». Уже поздней ночью отчёты о проделанной работе легли на стол главе и владельцу частного охранно-детективного агентства Сергею Васильевичу Зубатову. В его рабочем кабинете, за занавеской скрывалась схема с нарисованными кружками и стрелками, большая часть которых сходилась на одном человеке, по имени Чарльз Стюарт Скотт. Именно к нему, в британское посольство, протоптал широченную колею ещё один знаковый господин — военный атташе Японии в России, профессиональный разведчик, полковник Мотодзиро Акаси.

В соседней комнате, рядом с кабинетом Зубатова, не покладая рук, трудилась группа высококвалифицированных бухгалтеров, систематизирующих и учитывающих финансовую информацию, поступающую от филёров в виде копий счетов, чеков, долговых расписок, которые выявляли восхитительное расхождение между официальными доходами и расходами у наблюдаемых фигурантов.

Недавно созданная группа антитеррора, куда по рекомендации Едрихина, были привлечены снайперы — ветераны англо-бурской войны, в это время проводила ежедневные интенсивные занятия по снайперской стрелковой подготовке. Проводились они на одном из глухих участков территории обширного поместья человека, о котором стоит поговорить отдельно.

Глава 28

Судьба это не только то, что будет, но и то, чего не будет

Генерал Николай Михайлович Романов, тёзка и дядя царствующего племянника Николая Второго, честно отдавший четверть века армии, участвовал в русско-турецкой войне 1877-1878-х годов на Кавказе. Был награждён орденом Святого Георгия 4-й степени «за дело 3-го октября, при разбитии армии Мухтара-паши в сражении на Аладжинских высотах». В 1903-м году он твёрдо решил уйти в отставку, посвятив себя истории.

Брат генерала, Великий князь Александр Михайлович, узнав об этом решении, пообещал снабдить родственника уникальными историческими материалами, и вот, теперь, один из них лежал перед генералом. На заглавном листе прошитой пачки бумаги большими буквами были пропечатаны его фамилия, имя, отчество, а ниже, после духоподъёмного и оптимистичного «Самый культурный, и самый умный из всей царской фамилии»…, стояла фамилия автора — Ирина Стрельникова, и немыслимая дата издания — 2003-й год. Выходит, спустя сто лет, как он начал знакомиться с этой кипой бумаг.

Выдохнув, генерал перевернул первую страницу:

«Ночь с 29 на 30 января 1919-го года. Петроград, Петропавловская крепость. Только что, из тюрьмы на Шпалерной улице, сюда, в крепость, были доставлены трое арестантов — однофамильцев: Великие князья Николай и Георгий Михайловичи (родные братья), и их кузен — Великий князь Дмитрий Константинович. Все — Романовы, естественно…

Дальнейшее мы знаем из рассказа вездесущего французского журналиста Поля Эрио. Вряд ли он мог быть свидетелем событий. Просто он умел находить таковых, и очень подробно расспрашивать их. Современники, во всяком случае, Полю Эрио верили: на откровенной лжи он не попадался. Итак, вот что он пишет: „Разбуженный и выведенный из своей камеры-одиночки, Великий князь Николай Михайлович предположил, что его собираются отправить в Москву. Он так слабо верил в расстрел, что взял с собой котёнка, которого выкормил в тюрьме. Был 1 час 20 минут после полуночи, когда машина, которую сопровождали шесть красногвардейцев, выехала за ворота тюрьмы…

Когда Великие князья были выстроены перед ямой, комиссар, который командовал взводом, приказал им снять шубы и пиджаки. В этот момент Николай Михайлович заговорил. Как передали мне, он говорил довольно долго, и спокойствие, которое он показал перед смертью, взволновало самих красногвардейцев. Затем Великие князья обнялись. Николай последний раз погладил котёнка, которого доверил одному солдату, и несчастные разделись. Они были сражены одним залпом. Затем тела были сброшены в зияющий ров“…

Потом, еще разные люди рассказывали какие-то подробности. Понять, что тут легенда, а что — правда, уже невозможно. Дмитрий Константинович, как человек очень религиозный, в последние минуты молился о спасении душ своих палачей. Ему вторил Павел Александрович: „Боже, прости им, ибо не ведают, что творят“. А Николай Михайлович, тем временем, стащил сапоги и бросил их солдатам: „Носите, ребята. Все-таки царские“…

Прошли годы. В 1981-м году Русская Зарубежная Православная церковь канонизировала всех убитых большевиками Романовых, за единственным исключением — Николая Михайловича. Почему-то он один в мученики не вышел… Впрочем, он, действительно, выбивался из семьи. Александр Бенуа скажет о Николае Михайловиче: „Самый культурный, и самый умный из всей царской фамилии“. Он, ведь, был настоящим ученым. Потому-то и предвидел многое, и пытался предотвратить, и предлагал другие пути и способы решения стоящих перед Империей проблем. Увы, безуспешно.

В детстве Великого князя Николая прозвали „Бимбо“ — по имени любопытного слонёнка из сказки Киплинга. Тот из любопытства всюду совал свой длинный хобот… Николай штудировал науки. Бабочек начал коллекционировать и изучать с детства, а к концу жизни обзавёлся коллекцией в восемнадцать тысяч экземпляров, открыл шесть ранее неизвестных их видов и подвидов, написал девятитомный фундаментальный труд об отряде чешуекрылых, которым энтомологи пользуются до сих пор. Это, не говоря о его трудах по отечественной истории…

Председатель Русского Географического и Русского Исторического обществ, почётный доктор истории Московского университета, действительный член Французской академии. Этой чести, кстати, весьма редко удостаивались иностранцы… Некоторые свои труды он предпочитал писать по-французски. В России опубликовать мог не всё — цензура-с. Николай Второй лично запретил ему публиковать две главы из фундаментального труда об Александре Первом. Николай Михайлович первым осмелился прямо написать о сознательном участии Александра Первого в убийстве отца — императора Павла Первого. Ничего не поделаешь, факты!

У Ники (императора Николая Второго), еще раньше, сразу по восшествии на престол, появились причины не любить „ужасного дядю“. После трагедии на Ходынском поле тот демонстративно отказался участвовать в коронационных торжествах. Мало того, он еще открыто выступал с пропагандой идей парламентаризма! Считал, видите ли, абсолютную монархию пережитком средневековья, губительным и опасным в условиях нового времени. Ратовал за учреждение конституции, ограничивающей власть монарха, поставив над ним закон. Утверждал, что только политическая реформа „сверху“, которая приблизит государственное устройство России к современным стандартам, может предотвратить революцию…»

* * *

Работу историка двадцать первого столетия Ирины Стрельниковой, торжественно вручённую братом, Великий князь Николай Михайлович читал больше недели, никого к себе не пуская, и не реагируя на внешние раздражители. По окончании добровольного заточения, изрядно осунувшийся, с почерневшими от недосыпания глазами, он, как тень Гамлета, появился на пороге дома своего брата, и задал всего один краткий вопрос: «Что делать?».

Теперь великокняжеское