Святая Земля. Путешествие по библейским местам - Генри Мортон

Их поселения в Иерусалиме появились недавно. Крестоносцы уничтожили всех евреев до последнего человека, когда захватили город. Только после арабского завоевания и начала преследования евреев в средневековой Европе маленькие группы стали перебираться назад, в Иерусалим.

Это странное сообщество сегодня включает в себя несколько любопытных сект. Есть здесь евреи-сефарды, ведущие свое происхождение из Испании, Марокко и Алжира, которые они покинули в 1492 году. Они говорят на ладино — ломаном кастильском. Есть и ашкеназы из Центральной и Восточной Европы. Есть живописные бухарские евреи из Персии, Самарканда, которые говорят на персидском варианте идиш.

Необычную группу представляют йеменские евреи, прибывшие в прошлом столетии из диких районов Аравии и претендующие на происхождение от колена Гада; они говорят и на иврите, и на арабском. Еще здесь есть каариты, находящиеся под проклятием, и хасиды, танцующие в синагогах, словно дервиши. Есть и евреи-фанатики с пейсами, в отороченных мехом шапках, известные под именем Агуддат Исраэль[5]. Они говорят на идиш и отказываются применять иврит, поскольку верят, что использование его в обыденной жизни является кощунством. Они проводят время, изучая священные книги. Когда в пятницу вечером начинается шаббат, они тщательно следят за тем, чтобы все еврейские лавки и магазины были закрыты. Если какая-то остается открытой, они пикетируют вход, препятствуя торговле.

Однажды ранним субботним утром молодой еврей провел меня по синагогам Старого города. Это было исключительно интересно. Мы словно погрузились в Ветхий Завет. Узкие улицы, лабиринт строений, а среди них множество синагог, которые зачастую представляют собой всего лишь маленькие комнатки с несколькими книжными полками или шкафами, кафедрой и столом для чтения Торы, или Пятикнижия, записанной на пергамене и хранящейся в свитках.

Престарелые евреи в очках на кончиках носов раскачиваются вперед-назад, нараспев читая молитвы; маленькие мальчики и юноши находятся в постоянном покачивании, монотонно повторяя священные слова.

В синагоге марокканских евреев конгрегация сидела на полу на манер мавров, а женщины были скрыты, словно жены в гареме, за высоким резным экраном.

Почти во всех синагогах я видел то, что могло служить иллюстрацией к фрагменту из Евангелия от Луки: история Иисуса, который в двенадцать лет вступил в спор с раввинами в Храме. Мальчики в субботних костюмах, с наброшенными на плечи молитвенными ковриками, сидели рядом с отцами или дедушками и тщательно изучали Закон, повторяя слова монотонными голосами и раскачиваясь вперед-назад, как старшие.

В одной плохо освещенной синагоге я задумался о евреях-ашкеназах, у которых только что закончилась утренняя служба. Мальчик лет двенадцати стоял перед тремя бородатыми старейшинами, разговаривая с ними оживленно и не по летам зрело. Время от время они выражали ему одобрение, улыбаясь и похлопывая его по плечу; но иногда они сердились, все трое качая бородами в несогласии, и хмурились, неодобрительно глядя на подростка через очки. Но мальчик настаивал на своем, почтительно ожидая, пока его выслушают; затем, когда опрос закончился, он слегка поклонился старцам и пошел прочь.

Я подумал: вероятно, именно такую картину наблюдали Иосиф и Мария, когда искали Иисуса, и «нашли Его в Храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их»12.

Мы подошли к двери в высокой стене. Сквозь маленькую решетку на нас взглянула женщина, но отказалась открыть нам дверь. Мой спутник, молодой еврей, уговаривал ее впустить нас, но она оставалась непреклонной. Эта тщательно охраняемая синагога принадлежала некогда многочисленной общине кааритов. У этой части евреев весьма любопытная история.

В 1762 году турецкое правительство запросило у евреев громадную сумму денег, а чтобы переговоры оставались в тайне, главный раввин назначил встречу в синагоге кааритов. Спускаясь, главный раввин почувствовал себя плохо и упал. Некоторые его последователи, подозревая черную магию, решили войти внутрь и обнаружили экземпляры трудов рабби Моисея Бен-Маймуна, которые каариты захоронили, чтобы выражать свое презрение, наступая на них. Главный раввин пришел в ужас, он повсюду провозгласил проклятие на святотатственных кааритов. Проклятие состояло в том, что им никогда не удастся собрать в одном месте десять взрослых мужчин (миньян) — число, необходимое для публичного богослужения.

Мой спутник объяснил: они все еще живут под проклятием; примерно сто лет назад среди кааритов была большая радость, поскольку несколько семей переселились в Иерусалим из Крыма. Они думали, что наконец смогут молиться вместе. Но эмигранты принесли с собой чуму. Некоторые умирали прямо на улицах Иерусалима, другие — в своих домах. Сегодня у них осталось пять или шесть мужчин, так что проклятие главного раввина все еще лежит на них, и им так и не удается собрать вместе миньян…

Пока он рассказывал мне все это, решетка в двери мягко сдвинулась в сторону, и на нас уставился старческий — очень темный и очень печальный — глаз. Затем решетка так же мягко закрылась. Молодой еврей вновь постучал в дверь. Но ответа не было.

Я уверен, что туннель Езекии никогда не станет популярным местом посещения туристами, прибывающими в Палестину. Там сыро, грязно и опасно, причем обследовать его приходится ночью, чтобы не замутить воду в Источнике Богоматери, в которой женщины Силоама днем стирают одежду.

Я был решительно настроен на то, чтобы исследовать этот туннель, но не мог найти в Иерусалиме никого, способного показать его мне или согласного отправиться туда вместе со мной. Один человек предложил проводить меня до силоамского конца туннеля, а потом пойти к Источнику Богоматери и подождать, пока там всплывет мое тело; но мне совсем не понравилась идея путешествовать по туннелю в одиночестве.

Случайно я познакомился с другим человеком, хорошо знавшим многие достопримечательности Иерусалима, и он взялся сопровождать меня.

Итак, однажды ночью, перед самым восходом луны, мы спустились через Сионские ворота и двинулись по темным, таинственным путям, что протянулись за границей городских стен Иерусалима, постепенно дошли до долины Енном, то есть до Ге Енном, или Геенны, — иначе говоря, спустились в ад. Именно в этой долине совершались отвратительные жертвы Ваалу и где-то здесь возжигали костры Молоху, в которые бросали детей.

Мы оказались посреди каменистой местности, покрытой тусклыми, белесоватыми надгробными плитами, расположенными на обоих склонах; это были могилы иудеев и мусульман, которые рассчитывали первыми встать по звуку труб Воскресения. Немногочисленные огни на холме обозначали место нахождения жалкой деревушки под названием Силоам. Где-то во тьме, справа от нас, было Поле крови, которое первосвященники купили на серебро Иуды.