Публичные признания женщины средних лет - Таунсенд Сьюзан Сью

По утрам я отправлялась в магазин за новой порцией тушенки, овощей и так далее. Все это я покупала в супермаркете с крайне скудным выбором товаров, зато в двух шагах от отеля. Однако даже эти два шага проделать было непросто: путь преграждали препятствия. Через дорогу высилось дерево с надписью белой краской на мощном стволе:

В тени дерева, на невысокой ограде, день-деньской посиживала компашка бездельников, молодых и симпатичных. Стена была каменная, поэтому они приносили с собой пенопластовые подкладки под задницу, чтобы сиделось комфортнее. При виде одинокой прохожей вся братия неизменно звала ее присесть рядом, на запасной кусок пенопласта. Если вы отказывались от пенопласта и шли дальше, мужики бежали вслед с криком «Расслабься, женщина!» и заманчиво помахивали припасенным куском пенопласта, словно бесценным отрезом золотой парчи. И многие одинокие британские женщины, доложу я вам, «покупались» на пенопласт — позже их видели с разными сидельцами, которых они угощали выпивкой и закуской на пляже вблизи отеля. Могу лишь догадываться о том, что происходило вечером, ведь я, повторюсь, сидела в комнате и ела свою тушенку с рисом и консервированные ананасы. (Да-да, и все из одной тарелки! Живя в одиночестве, о правилах как-то забываешь.)

Работе они здорово мешали, эти сидельцы, но они никогда никого не оскорбляли, а иные их замечания, должна признать, были очень даже приятными:

— Привет, Сьюзен! (Что скрывать, я раскололась и сообщила им свое имя.)

— Салют, женщина, классная у тебя походочка!

Или:

— А ты стильная — прям супер!

Но больше других мне в память запали слова главного сидельца, Питера:

— Ты бы присела на минутку и расслабилась, Сьюзен. Ведь жизнь — это не только работа!

Образец с витрины

Недавно я смотрела новости по местному телевидению (как правило, трагикомичное зрелище). Сюжет, непосредственно связанный с Лестером, был об опросе, проведенном на центральной улице нашего города. Но глазастая Сью Таунсенд углядела, что показали улицу не в Лестере, а в Ноттингеме. Все городские центры графства одинаковы. Единственное отличие Лестера — часы на ратуше, и я со дня на день жду, что нашу ратушу превратят в наблюдательную башню службы безопасности, где по периметру будут расхаживать часовые, готовые скрутить всякого, замеченного в пении, курении или смехе на улице. Безрадостный удел потребителя — знать, что в центр города тебя пускают лишь затем, чтобы ты там потратил свои деньги.

У меня уже две недели как сломалась стиральная машина. Грязного белья скопилось не меньше, чем самолетов над Хитроу, но я не могу заставить себя войти в магазин, где мне скажут (опять), что машина осталась только одна, на витрине, и что хотя дверцу стиральной машины уже открывали тысячу раз, нажимали кнопки, вынимали и вставляли поддон с порошком, — у меня нет права на скидку. Мне нравится увозить купленный товар домой сразу же, как только я его оплатила, я ненавижу ждать, пока доставят замену со склада. За последние несколько месяцев я приобрела рисоварку, тостер, телевизор и видеомагнитофон — и все с витрины. Что это — невероятное совпадение или же крупнейшие магазины электротоваров втихаря избавились от складских помещений?

На днях я выбирала мобильный телефон в крупном магазине. Продавец сказал:

— Сейчас я проверю, что у нас есть на складе.

Я отозвалась с любезной улыбкой:

— Там ничего не будет, вы сейчас вернетесь и скажете, что придется брать с витрины.

Очень скоро он вернулся и сказал… Вы и сами знаете, что он сказал, к чему повторяться…

Так что стираю руками. Муж предпринимает героические попытки починить стиральную машину (вышедшую из строя, как только истек срок гарантии). Даже сделал из бронзового крючка от картины шайбу для гайки, которая крепит какую-то фигню на ремне барабана. Увы, несмотря на все старания мужа, самодельная шайба ни в какую не хочет удерживать гайку. Взрослые дети, живущие в нашем доме, цинично закатывают глаза, когда мой муж, стиснув зубы, в очередной раз подступает к машине с гаечным ключом. Молодежь живет в век одноразовости, которая подразумевается во всем.

Я корю себя за то, что не подаю им хороший пример: носки в последний раз я штопала примерно во время высадки человека на Луну. Но должна признать, что в ручной стирке есть что-то притягательное. Я даже нахожу удовольствие в том, чтобы развешивать белье в саду и смотреть, как оно полощется на ветру. Впрочем, от водки с тоником я получаю гораздо больше удовольствия. Теперь я встаю поутру с постели и молюсь о ветре, прямо как капитан попавшего в мертвый штиль парусника.

Когда дети были маленькими, стиральная машина мне была не по карману. В ту пору я наполняла ванну теплой водой, сыпала биоактивный стиральный порошок и загоняла в нее моих малолетних рабов топтать белье ногами. Зрелище — ну чистый Диккенс! Хотя детям, кажется, нравилось (телевизора-то тоже не было), а ноги у них все равно не отмывались. Потом белье развешивалось на веревках и часто висело там дня три-четыре. Когда его снимали и заносили в дом, оно мгновенно превращалось в чудовище под названием «глажка». Все гадаю, многим ли хозяйкам удается увидеть дно корзины с неглаженым бельем? Я вот точно знаю, что в моей корзине какая-то тряпка (бывшая блузка в горошек с оборочками) валяется с тех самых пор, как Клифф Ричард победил в конкурсе Евровидения.

Ненавижу всю свою хозяйственную технику. Пылесос изображает припадок и смерть от удушья в ответ на просьбу втянуть в себя что-нибудь покрупнее обрезков младенческих ногтей. У утюга менопауза: его то и дело кидает в жар, и он уродует белье. Посудомоечная машина подло покрывает коркой из жидкого картофельного пюре все, что ей положено мыть. А сушилка настроена философски и не желает вмешиваться в естественный ход вещей, поэтому, шумно покрутившись часок, возвращает белье таким же мокрым, каким его туда положили.

Конечно, рано или поздно я сдамся, потащусь в мрачный, стылый магазин электротоваров и куплю себе новую стиральную машину Если услышите в новостях, что на продавца напала женщина средних лет за невинную фразу «Боюсь, только с витрины, мадам», — знайте, это я.

О советах

Я пишу, а рядом на столе оползает здоровенная куча писем. По меньшей мере половина из них — от школьников, которым учителя посоветовали написать автору. Детям задали сочинение, и они обратились с конкретными вопросами, на которые им нужны ответы. Большинство вопросов оригинальностью не отличаются: «Как долго вы писали книгу?», «Где вы берете идеи?» и тому подобное. Но иногда меня спрашивают: «Не посоветуете ли?..»

Сама я терпеть не могу советов. Перед безрассудной встречей в незнакомом месте с неизвестными подозрительными личностями мне меньше всего нужен совет «проявить здравый смысл и остаться дома». Сама тоже стараюсь не давать советов — люди их не ценят. Я уже сбилась со счету, сколько раз призывала женщин бросить дебильных, грубых, злых, ленивых мужей. Женщины рыдали, скорбно повествуя о ежедневных ужасах жизни со скотом, но стоило мне сказать: «Уйдите от него», они обжигали меня злобным взглядом и со словами «Ни за что! Я его люблю!» отправлялись домой гладить его поганые трусы.

Столь же бесполезно советовать что-то своим детям. Мне кажется, что у ребенка в его тринадцатый день рождения возникает некая физиологическая неисправность слухового канала. Этот феномен я наблюдала неоднократно.

Происходит следующее. Мама-папа заводят беседу с ребенком, дают всякие мудрые советы по поводу образования, одежды, выбора друзей и прочего, и тут какое-то устройство (типа кожаного клапана) во внутреннем ухе дитяти опускается, блокируя звук. Мама-папа продолжают сыпать советами (ответственность в сексе… фа-фа… презерватив… ля-ля… скажи «нет» наркотикам… фа-фа-ля-ля…), а чадо все кивает, будто слушает, — но не слышит ни слова.