Город спит, просыпается магия - Коллектив авторов

жены после развода. И кто это ценит? Обыватели считают полицию бездельниками, живущими на их налоги. И все непременно жаждут крови: его или… Вот, пожалуйста, мысли отразились на реальности – в тихом Руебурге совершено убийство.

А что в итоге? Он ищет тело, а «Зелёные» за этот чертов дуб уже облили краской и его автомобиль, и дверь дома, скоро доберутся и до него самого… Хотя, он готов смириться, лишь бы не наткнуться на…

– Есть! – голос криминалиста разрушил надежды на быстрое завершение дела.

* * *

– Господин Штольц, от лица полиции приношу вам свои извинения…

– Постойте, но как же? Ведь вы же нашли, я знаю.

– Нашли. Останки идентифицированы: пол женский, возраст 13–14 лет. Только в земле они пролежали не менее шести столетий. Чудом сохранились, особенности почвы.

Зигфрид молчал.

– Вы свободны. И прошу вас, заберите это.

Комиссар протянул антиквару зеркало.

– Н-нет, пожалуйста, не надо.

– Войдите в мое положение: «зелёные», репортёры, мне не до чудес. Налогоплательщики и так сделают меня виноватым во всём, что творится в этом городишке.

Зигфрид понимающе кивнул и убрал зеркало в кейс.

– Вы же можете не доставать его никогда.

– Пожалуй, так и сделаю.

* * *

Он смотрел и смотрел, тёр мокрые от слёз глаза так, что под ними появились кровавые точки лопнувших капилляров. Он не мог оставить это запертым в кейсе. Всё равно что попытаться запереть память о том, что каждую минуту она умирает мучительной смертью. От его рук. Раз за разом… Снова и снова…

Ему не вернуться к нормальной жизни. Он пытался. Но всё, что доставляло удовольствие, все простые радости потеряли смысл, извратились. Теперь это кричащее напоминание о содеянном: пробежка в парке – возвращение на место убийства, на стейки он не может даже смотреть, а уж бургундское… Каждый предмет старины в его магазине вырывал его из реальности и утягивал в темноту веков, где он сам – воплощение тьмы и беспощадной жестокости.

Он должен это прекратить. Он не такой. Это не он!

Но левая рука снова сжимала девичье горло, а правая вонзала нож, вспарывала тело и вынимала сердце.

Иначе нельзя. Иначе сердце вырвут у него самого.

И пусть. Пусть…

Лучше у него, чем он сам…

С этой мыслью он взял зеркало и прижал к лицу. Что было силы вдавил.

Раздался хруст. Казалось, вместе со стеклом хрустят раздавленные кости лица. Боль в порезах пронзила до самого сердца и тут же пропала. Пропал и Зигфрид Штольц, владелец антикварного магазина.

Теперь в каждом осколке отражался королевский егерь, показывающей принцессе едва заметную тропинку к жилищу лесного народца, где она сможет укрыться от гнева мачехи.

И если бы в этот момент кто-то был там, в антикварном магазине, он бы услышал, как осколки зеркала говорят разными голосами:

– А как же ты, егерь? Ты поклялся принести ей моё сердце.

– И вас после этого ещё заботит моя судьба?! – егерь горько усмехнулся. – Ваше сердце самое доброе в мире.

– Как и твоё. Но как же?..

– Королева получит сердце. Я как раз собирался поохотиться на оленя. Она не сможет отличить. Прощайте, моя госпожа, да хранят вас духи леса!

В рассыпанных по полу осколках теперь отражался лишь потолок и полки антикварного магазина.

* * *

Субботнее утро «мисс Марпл» провела за посадкой новых гортензий. От горшков решено было отказаться, растения высаживались прямо в клумбу.

– Чтобы никого не искушать, – объясняла она почтальону, заглянувшему в гости со свежей прессой.

– Верно, верно… Вы представляете, сегодня в газетах просто поток сенсаций.

– Да что вы?

– Вот… «За порчу имущества арестован активист партии «Зелёные».

– Вот это правильно.

– Согласен. Ещё: «Хозяин антикварного магазина Зигфрид Штольц пропал при невыясненных обстоятельствах. Его местонахождение по сей день неизвестно».

– Погодите-ка, это тот самый?

– Да-да, тип, возомнивший себя убийцей.

– Бедняга!

– Будем надеяться, его найдут.

– С такой-то полицией? Вряд ли…

– Кстати, о находках… «Обнаруженные полицией древние останки предполагаемой жертвы убийства пятнадцатого века оказались скелетом оленя».

– Вот она, наша полиция! Не могут оленя от девушки отличить.

– Да уж…

– Во что превращается наш Руебург…

– Верно, верно…

Алёша и Жля

Андрей Ваон

Он заметил её, когда закончил лекцию. Студенты зашумели, собираясь, а она тихо сидела на задней парте, в косухе и капюшоне.

– Жля… – чуть не выронил он свой портфель.

Потом у неё дома он оглядывался, потягиваясь большим, сильным телом. Когда увидел боксёрские перчатки, вскочил, как был, голый.

– Желя!

Она появилась в дверном проёме.

– Это твоё? – он покрутил перчатками.

В чёрной майке и трениках, тёмная холодной, тонко-стальной красотой, она сказала:

– Положи, где взял. И прикройся. – Кинула в него брюки и ушла.

На кухне пахло кофе и пирожными.

– Я сладкого не ем, – объявил он.

Она пожала плечами и откусила за раз пол-эклера – не в коня корм, подумал он почти завистливо.

– Я тебя просила? – поинтересовалась она с набитым ртом и уставилась на него огромно-тёмными глазищами.

Он сразу замельтешил.

– О чём?

– Не называть меня так. Жанна, запомни – Жанна!

Он сразу приосанился и напел (довольно мелодично):

– Стюардесса по имени Жанна, обожаема ты…

– Убью!

– Ладно, ладно… – Он отпил из кружки. – Ай! Горячо! – И тут же добавил тихо: – Жанна из тех королев, что любят роскошь и ночь.

– Ох, дурак… – Она закатила глаза. – Вот скажи, тебя студенты как зовут?

Он снова расправил грудь – она отметила, что не зря он пирожные не ест: спорт явно забросил, порыхлел. Но всё равно, чертяка, красив. И очки эти дурацкие ему идут.

– Алексеем Леонтьевичем Поповым!

– Ха-ха. Чего ещё выдумаешь?

Плечи его опустились.

– Ну, Алёшей… Ну, Поповичем, – пробубнил он, склонившись над чашкой.

– Нравится?

– Да не очень…

– Вот и меня Желей, а тем более, Жлёй не зови! Понял?

– Да понял я, понял. Ангел мой неземной…

– Перчатки видел?

– Ну.

– Удар у меня знаешь, какой?

– Какой?

– Двести.

Он присвистнул и спросил:

– А что это значит?

– У Тайсона тысяча, вот что это значит.

– Гм. И откуда в этих тоненьких ручках такая сила…

Она надкусила ещё один эклер.

– Растолстеешь!

– Тебя забыла спросить. А сила от жалобщиков. Наплачутся, энергия во мне копится. Отрицательная.

Алёша посерьёзнел.

– Слушай, а ты про наших давно что-нибудь слышала?

– Каринка тут, в Москве.

– И чем занимается?

– Футбольным агентом она. И очень у неё неплохо получается. Помогает найти игрокам новую жизнь. В новом клубе. Переродится, так сказать, – она хмыкнула. – А что?

– Да активность вокруг какая-то нехорошая. Ладно домовые – раньше