Слезы дракона - Дин Кунц

Чуть помешкав, она скользнула пальцами к глазам. Медленно очертила линии их изгибов, и то, что обнаружила, заставило дрогнуть ее руку.

И в ту же секунду внезапно пришло озарение, и она вспомнила не только, как оказалась здесь, на койке, но и все остальное, всю свою жизнь, вплоть до самого раннего детства, даже то, о чем не хотелось бы вспоминать, что была не в состоянии вынести.

Отдернув руку от глаз, она горестно-жалобно всхлипнула. Груз памяти камнем придавил ей грудь, не давая дышать.

Мягко завизжали-зашаркали подошвы - вернулась Маргарет. Звякнул поставленный на тумбочку стакан.

- Сейчас приподымем кроватку и попьем сока.

Заурчал моторчик, и изголовье кровати начало медленно подниматься, заставляя Дженнифер принять сидячее положение. Когда кровать установилась в нужное положение, Маргарет спросила:

- В чем дело, голубушка? Ба, да мы никак плакали… вернее, пытались плакать?

- Он все еще ходит ко мне? - дрогнувшим голосом спросила Дженнифер.

- А как же. Регулярно. Иногда дважды в неделю. Во время одного из визитов вы были в полной памяти, неужели забыли?

- Да. Я… я…

- Он очень вам предан.

Сердце Дженнифер неистово забилось. Грудь стеснило. Отчаянный страх сдавил горло, и она едва сумела выдавить: - Я не… не…

- Что с вами, Дженни?

- …не хочу, чтобы он приходил!

- Вы сами не знаете, что говорите.

- Не пускайте его больше сюда.

- Он так вас любит.

- Нет. Он… он…

- Приходит два раза в неделю, проводит у вашей постели несколько часов подряд и когда вы в памяти, и когда вы погружены в себя.

При мысли о том, что он сидит в этой комнате, у ее постели, когда она находится в беспамятстве, в полной отрешенности от всего, что ее окружает, Дженнифер охватила дрожь.

Она ощупью нашла руку Маргарет, сжала ее так крепко, как только смогла.

- Он совершенно другой породы, не то, что вы или я.

- Дженни, вы напрасно расстраиваете себя.

- Он не такой, как мы.

Маргарет рукой накрыла руку Дженнифер, ободряюще похлопав по ней другой рукой.

- Вот что, Дженни, я настаиваю, чтобы вы прекратили эту истерику.

- Он же не человек.

- Успокойтесь, Дженнифер. Вы сами не знаете, что говорите.

- Он чудовище.

- Бедняжка. Ну, успокойтесь же, голубушка. - Лба Дженнифер коснулась ладонь, стала гпадить ее по голове, расчесывать волосы. - Не надо перевозбуждаться. Ну, успокойтесь, не надо бояться, расслабьтесь, вы здесь в полной безопасности, мы все вас очень любим и заботимся о вас…

Вскоре истерика немного утихла - но страх полностью не исчез.

Запах апельсина, однако, напомнил ей, что ее мучит жажда. Пока Маргарет держала стакан, Дженнифер пилa через соломинку. Мышцы горла плохо ей повиновались. И она глотала с трудом, но сок был восхитительно-прохладным и приятным.

Когда допила стакан до конца, позволила сиделке промокнуть рот бумажной салфеткой.

Напряженно вслушалась в монотонное шуршание дождя, надеясь, что это успокаивающе подействует на нервы. Увы, не подействовало.

- Включить радио? - спросила Маргарет.

- Нет, спасибо, не надо.

- Могу вам почитать, если хотите. Стихи. Я знаю, вы любите поэзию.

- Это было бы чудесно.

Маргарет придвинула к кровати стул и села. Пока, шурша страницами, искала нужную, слепая заметно повеселела.

- Маргарет? - вдруг произнесла Дженнифер до того, как та начала читать.

- Да?

- Когда он придет в следующий раз…

- В чем дело, голубушка?

- Ты не оставишь нас одних в палате, хорошо?

- Естественно, если вы на этом настаиваете.

- Очень хорошо.

- Итак, для начала немного из Эмили Дикинсон.

- Маргарет?

- М-м-м?

- Когда он придет, а я… буду в… замкнусь в себе… ты не оставишь нас с ним наедине, ладно?

Маргарет промолчала, и Дженнифер почти зримо увидела ее неодобрительно нахмуренное лицо.

- Так не оставишь?

- Нет, голубушка. Я всегда буду рядом.

Дженнифер знала, что та бесстыдно лжет.

- Пожалуйста, Маргарет. Ты мне кажешься очень добрым и отзывчивым человеком. Пожалуйста, очень прошу.

- Голубушка, да ведь он и вправду любит вас. Он и приходит-то сюда именно потому, что очень вас любит. От Брайана меньше всего можно ждать дурного, и вам совершенно нечего бояться.

Дженнифер вздрогнула при упоминании этого имени.

- Я знаю, ты думаешь, что я умалишенная… что у меня туман в голове…

- Немного из Эмили Дикинсон, и все станет на свои места.

- У меня действительно в голове все перепуталось, - пожаловалась Дженнифер, в отчаянии чувствуя, что голос ее все более и более слабеет. - Но в этом я уверена. В этом я уверена на все сто процентов.

Голосом искусственно-проникновенным и потому абсолютно неспособным передать истинный мощный внутренний подтекст позэии Дикинсон сиделка начала читать:

Любовь есть все, что есть,

Все, что мы знаем о Любви.

3

Половину большого стола на просторной кухне Рикки Эстефана занимала клеенка с разложенными на ней миниатюрными электроприборами и инструментами, с помощью которых он мастерил различные поделки из серебра: ручная дрель, граверный инструмент, корундовый диск, полировальный круг и другие, менее узнаваемые инструменты. По другую сторону от инструментария, аккуратно расставленные рядами, стояли бутылочки с жидкостью, баночки с таинственными порошками, рядом с которыми внаброс лежали миниатюрные кисточки для красок, марлевые тампоны и ершики из стальной витой проволоки.

Гарри застал его в тот момент, когда он занимался изготовлением двух прелестных вещиц: броши в виде изумительно исполненного скарабея и массивной пряжки для ремня, сплошь покрытой символикой одного из индейских племен, то ли навахо, то ли хопи. Изготовление ювелирной бижутерии было второй специальностью Энрике.

Кузнечное и формовочное оборудование он держал в гараже. Но когда работа близилась к концу и оставались только завершающие штрихи, он обычно приносил изделие на кухню, где из окна мог любоваться на посаженные в саду розы.

Даже сейчас, за потоками серой, льющейся сверху воды, можно было разглядеть яркие, пышные бутоны - желтые, красные, коралловые, некоторые величиной с приличный грейпфрут.

Со своим кофе Гарри примостился у незагроможденной части стола, а Рикки, шаркая ногами, отправился на противоположную сторону и поставил свои чашку и блюдце прямо посреди баночек, бутылочек и инструментов. Медленно, почти нe сгибаясь, словно разбитый подагрой восьмидесятилетний старик, опустился на стул.

Три года тому назад Рикки Эстефан был полицейским - одним из лучших, - работавшим в паре с Лайоном. И слыл красавцем, и волосы у него были не бледно-желтого цвета, как сейчас, а черные и густые.