Флорентийка - Жюльетта Бенцони

— Утверждают, однако, что самый блестящий двор — это двор герцога Бургундского, а сам он считается самым богатым человеком в Европе.

— В таком случае, зачем ему было отправлять мессира Селонже за займом к Медичи? Дядя, который вчера рассказывал об этом, заметил также, что герцог Карл стремится стать королем. Именно поэтому он ведет постоянные войны и уже три месяца осаждает немецкую крепость Нейс. Как видно, войны обходятся куда дороже, чем пиры…

— А что, сами мы разве не воевали? Ты уже забыла осаду Вольтерры и то, как Лоренцо расправился с побежденными?

Кьяра рассмеялась.

— Так о чем же спор? Можно подумать, что именно на нас лежит ответственность за судьбу родного города! Вижу, что тебя действительно заинтересовал этот мессир де Селонже. И немудрено. В тот раз он так на тебя смотрел. Ты с тех пор больше с ним не виделась?

— Нет, — не задумавшись, солгала Фьора.

Ей никому не хотелось рассказывать о минутах, которые она пережила в церкви Санта-Тринита. Воспоминания о них принадлежали только ей и казались столь дорогими, что ими нельзя было поделиться даже с такой близкой подругой, как Кьяра. Достаточно одной Хатун. С ней она всласть может наговориться о Филиппе, когда тот уедет к себе на родину.

— Постарайся больше о нем не думать, ведь он скоро уезжает. Вряд ли вы когда-нибудь увидитесь вновь. Хорошо, Конечно, что он вытеснил из твоего сердца Джулиано. Может быть, теперь ты обратишь, наконец, внимание на бедного Луку Торнабуони, который продолжает по тебе сохнуть. Из него получится прекрасный муж.

— Если он тебе так нравится, почему бы тебе самой не выйти за него замуж?

— Ну, во-первых, он меня не любит, во-вторых, мы с ним слишком старые друзья, а в-третьих, я, как тебе известно, помолвлена с кузеном Бернарде Даванцати. Между нашими семьями решено, что через два года мы станем мужем и женой.

Конечно, видимся мы не часто, так как он представляет интересы своего торгового дома в Риме, но я уверена, что он меня любит.

— А ты? Ты его любишь?

— Не скажу, что он мне противен. Поэтому не стоит нарушать планов, столь тщательно продуманных нашими родными.

Надеюсь, что мы будем хорошей парой, — с улыбкой добавила Кьяра.

Конечно, прекрасно, если дальнейшее существование представляется тебе бесконечно прямой линией! Однако свидание в церкви заставило Фьору несколько изменить свое представление о жизни.

— А ты уверена, — вдруг спросила она подругу, — что когда-нибудь не встретишь мужчину, который не только будет тебе не противен, но заставит затрепетать твое сердце… за которым ты с радостью последуешь хоть на край света?

Кьяра ответила не сразу. В ее темных глазах, с нежностью смотревших на подругу, промелькнуло беспокойство. Смущенная откровенностью Фьоры, она попыталась выиграть время, чтобы собраться с мыслями. Взяв с серванта голубую стеклянную чашу, полную засахаренных слив, она поставила ее перед подругой. Держа плод тонкими пальчиками, она минуту рассматривала его, а затем со вздохом сказала:

— По-моему, будет только лучше, если некий бургундский сеньор поскорее уберется на свою туманную родину!

Фьора ничего не успела возразить. Появление Леонарды и Коломбы, которые задержались на кухне, где воспитательница Кьяры опробовала новый рецепт фаршированных голубей, положило конец разговору. Коломба предложила проводить гостей до дома, а по дороге зайти к аптекарю Ландуччи, чтобы купить мелиссовую мазь — прекрасное средство для придания рукам белизны.

— Отличная мысль, — согласилась Леонарда. — У нас, кстати, эта мазь тоже кончается…

Выйдя из дома, подруги пошли впереди своих воспитательниц. Как истинные флорентийки, они любили прогуливаться таким образом по городским улицам. Их вовсе не смущало царящее вокруг столпотворение. Ведь жизнь горожан в основном протекала именно на улице, а не за стенами домов. Женщины целыми днями переговаривались друг с другом прямо из окон или стоя на пороге жилищ. К вечеру на улицы выходили мужчины. Они собирались группами, чтобы обсудить городские дела, обменяться новостями или просто пошутить. Торговцы и ремесленники обычно приходили на Старый рынок, молодые щеголи избрали для себя мост Санта-Тринита, с которого удобно было любоваться закатом, что же касается важных особ, то местом встречи для них служила аркада Лоджиадеи Приори, рядом со зданием Сеньории.

Нередко случалось, что сюда приходил и сам Лоренцо;

Часто в хорошую погоду горожане выносили к порогу домов столы. Мужчины играли за ними в шахматы. Позже, покончив с домашними делами, вокруг них рассаживались женщины, чтобы немножко поболтать. Что же касается ребятишек — речь идет, разумеется, только о мальчиках, — то от их криков и шумных игр не было покоя ни на улицах, ни на площадях города…

Но вместе с первыми ударами колоколов, зовущих к вечерней молитве, все возвращались домой. С наступлением темноты оставаться на улице было небезопасно.

Пока добропорядочная Флоренция мирно отходила ко сну, охраняемая солдатами, высокими стенами и сторожевыми башнями, из своих притонов начинали вылезать жители другой Флоренции — Флоренции преступлений и разврата, Флоренции продажных девок и воров. Грязная человеческая пена лезла из всех дыр и щелей, подобно приливу постепенно затопляя весь город.

Только за городской чертой, над мягкими холмами царили тишина и покой: легкий ночной ветерок шелестел ветвями кипарисов, жалобный крик птиц в оливковых рощах и виноградниках Сан-Миньято и Фьезоле вторил тонкому звону колоколов сельского монастыря. А в это время по городу бродили грех, страх и смерть. И только первый крик петуха прогонял мерзких ночных птиц, и они забивались по своим поганым дырам, испуганно мигая глазами.

А если вдруг ночную тишь разрывал отчаянный крик, то он не нарушал спокойного сна флорентийцев, чувствующих себя в полной безопасности за крепкими крепостными стенами, под защитой покровительницы города Санта-Репараты. От ручейка крови лилии на флорентийском гербе не станут краснее.

Живя за толстыми стенами дворцов, под охраной многочисленной челяди, ни Фьора, ни Кьяра даже не подозревали о существовании этой второй Флоренции. Им был знаком лишь ее приятный дневной облик: нагретый солнцем разноцветный мрамор Дуомо, восхитительный собор Санта-Мария-дель-Фьоре, получивший свое название из-за формы, которую придал куполу Брунеллески.

Продолжая прогулку, девушки задержались у клеток со львами, стоящих позади дворца Сеньории. Царственные животные как бы служили флорентийцам талисманом. Они ревностно о них заботились. Стоило одному из зверей потерять аппетит, как знающие люди начинали предрекать близкую катастрофу; а если какой-нибудь лев издыхал, то Вакка, набатный колокол Сеньории, надрывался так, будто в городе вспыхнул бунт.