История русской балерины - Анастасия Волочкова

Сумму компенсации за причиненный мне Иксановым моральный ущерб, я определила в один рубль, потому что боролась не за деньги, не за право вернуться в Большой театр. Мой иск был направлен лично против директора театра. Против самого театра я никогда ничего не имела.

Поле боя не ограничилось залом заседаний суда. Я прекрасно понимала, что возможности влиятельных людей не ограничиваются Театральной площадью. В травлю Волочковой стали включаться самые принципиальные деятели, известные своей «твердостью» и «принципиальностью». Особенно нелепо выглядел ныне бывший министр культуры Швыдкой. Еще года не прошло, когда он, удостаивая меня звания заслуженной артистки России, произносил слова, о которых мечтает каждый артист: «выдающаяся балерина» и «честь и гордость России». Теперь же он направо и налево в интервью стал утверждать, что мое место – «четвертый лебедь в кордебалете в самом последнем ряду».

Можно только гадать, так ли сильно ненавидели меня Иксанов и Швыдкой или они только исполняли волю могущественного кукловода. Между тем число желающих попинать Волочкову стало расти. Автор и ведущий программы «К барьеру» Владимир Соловьев пригласил меня и генерального директора Большого театра Иксанова на дуэль в прямом эфире. Наше противостояние приобрело национальный масштаб, всем надоело читать отдельные комментарии действующих лиц конфликта, и только теледебаты могли бы продемонстрировать зрителю, на чьей стороне правда.

Я была уверена в своих силах и была готова силой ЗАКОННЫХ аргументов разбить любые нелепые и оскорбительные реплики по поводу моего веса, роста, характера и отсутствия партнеров. Какое разочарование – вместо струсившего Иксанова в студии появился Александр Гафин – тогда вице-президент «Альфа-банка» и член Попечительского совета Большого. О его роли в жизни Большого театра, да и о Попечительском совете я тогда ничего не слышала. Позже я узнала, что туда входят люди из числа состоятельной промышленной и банковской элиты. И вот теперь Гафин заявил, что пришел вместо директора театра не случайно. Оказалось, что Иксанов не имеет права без согласования с Попечительским советом делать никаких заявлений в СМИ. Какое своевременное замечание после десятков заявлений Иксанова обо мне!

Не будучи в теме юридических сторон моего конфликта с Большим, Гафин за всю программу не смог ответить конкретно ни на один мой вопрос, укрываясь статусом «попечителя». Из его слов никто так и не понял, кто, за что и ради кого меня уволил из Большого театра. Гафин утверждал, что «бренд Анастасия Волочкова вошел в противоречие с коммерческими интересами Большого театра». Попечительский совет якобы усмотрел для себя вред в том, что публика стала ходить не только на мои сольные концерты, но и в Большой театр – на Анастасию Волочкову. Вы что-нибудь поняли? Я – нет. Вместо разъяснений Гафин предлагал всем соблюдать закон, но, как вскоре доказал суд, закон был не на его стороне. А тот эфир «К барьеру» доказал всем, что мои профессиональные данные не имели никакого отношения к моему увольнению.

Эту дуэль я уверенно выиграла, а сама программа показала всем зрителям, что решения о том, какой балерине танцевать на сцене Большого, а какой нет, принимают толстосумы, а не люди искусства.

Судебные заседания освещались в прессе каждый день. Я пыталась не унывать, но в душе очень переживала. Потому что видела: в борьбе с несправедливостью я осталась совсем одна.

Адвокаты Иксанова очень старались в процессе отбеливания своего клиента, цеплялись за несущественные мелочи, иногда загоняя самих себя в нелепые ситуации. На одном из документов, присланных моей стороной, значилось не «А. Ю. Волочкова» – Анастасия Юрьевна, а А. О. Волочкова. Это была сделанная на ксероксе копия, и палочка от буквы «Ю» элементарно не пропечаталась, однако юристы Большого не отступали – требовали не принимать документ из-за якобы неправильно написанного отчества. В конце концов, они сами напросились. Я встала и сказала, что в таком случае все документы за подписью Иксанова нужно признать недействительными, потому что по паспорту он никакой не Анатолий Геннадьевич, а Тахир Гадельзянович. Все присутствующие чуть не упали со стульев от смеха. Все в Большом театре знали, как зовут директора, но лишь немногие удивлялись – зачем он скрывает свое настоящее имя?

Процесс я все-таки выиграла. Решение суда было однозначным: он постановил восстановить меня в Большом театре в прежнем статусе ведущей балерины. На работе меня восстановили. Но я понимала, что танцевать в Большом театре мне больше не дадут. Убедилась я в этом в Дании, куда приехала в гости к своему партнеру и другу, солисту Королевского датского балета Кеннету Гриву. Как-то случайно мы встретились там с Алексеем Ратманским – будущим балетным директором Большого. Кеннет нас познакомил. И я спросила:

– Скажите, Алексей, смогу ли я и впредь танцевать в Большом те же балетные партии, что и раньше?

– Вы не классическая балерина, – ответил мне тогда Ратманский. – …Правда, я никогда не видел вас на сцене… – помявшись, добавил он.

Я, конечно, была в недоумении, как можно заявлять подобное, даже не представляя балерину в работе. Понять логику Ратманского мне было не под силу. Великий хореограф Юрий Григорович считает, что я – классическая балерина, и дает мне танцевать все свои главные партии, а Ратманский вычеркивает меня из балета, даже не видя, как я танцую. Но решила свое удивление ему не демонстрировать. И предложила:

– Приходите ко мне в зал на репетицию и устройте просмотр или экзамен как ученице. Я станцую для вас вариации, фрагменты или целиком балет «Лебединое озеро». Персонально для вас, Алексей. И вы мне как профессионал скажете, могу я танцевать подобные спектакли на сцене Большого или нет.

Ратманский засмеялся:

– Ну что вы, Анастасия, как же я могу вам сказать, что вы не можете?!

Беспечно улыбаясь, этот человек еще раз подтвердил, что я больше ничего не смогу станцевать в Большом театре…

Иксанов не смирился со своим поражением. Мне выдали пропуск в театр, но ни один спектакль мне не был возвращен. Мое имя было вычеркнуто из всех гастрольных поездок. Мне намеренно предлагали партии второго плана, никогда не бывшие в моем репертуаре, в расчете на мой отказ.

Самым болезненным для меня было запрещение работать в репетиционных залах театра, а также отказ администрации пропускать в театр хореографов и партнеров из других театров, приходивших работать со мной.

Все эти драконовские действия администрации театра проходили на фоне неслыханной скандальной шумихи, которую вызвал сам директор театра. В своих телевизионных выступлениях, оправдываясь за проигрыш в суде, Иксанов обнародовал чудовищные размеры уволенной балерины Волочковой. Из его слов я узнала, что за последний месяц выросла на десять сантиметров и теперь мой рост – один метр восемьдесят сантиметров. А вес стал таким, что он, Иксанов, боится за здоровье своих артистов, поэтому не может назначить мне партнера. Отсутствие Евгения Иванченко он объяснял серьезной травмой, полученной им во время танца с Волочковой, что и привело несчастного артиста в больницу. Когда через несколько дней вся страна увидела по НТВ, что Женя благополучно танцует на гастролях в Тбилиси, у Иксанова наготове уже была новая версия – оказывается, Иванченко сам прислал ему еще летом заявление об отказе работать со мной. Но тогда почему г-н Иксанов, как порядочный администратор, сразу не сообщил мне об этом, чтобы я не ждала своего партнера на репетициях?