Поцелуй воина - Кэрри Лофти

Ада порылась в своей сумке и за свитками и шахматами нашла черепаховый гребень и кусок лимонного, с оливковым маслом, мыла, завернутый в вощеную ткань. Джейкоб не забыл ничего, что могло ей понадобиться.

Габриэль поймал ее за руку. Он стоял высокий и мощный – грудь вперед, голова поднята, – своей позой он совершенно не походил на чопорного святошу.

– Ты не можешь идти одна, – сказал он.

Она скользнула оценивающим взглядом по его телу и улыбнулась.

– Не знала, что ты хочешь посмотреть, а то бы пригласила тебя.

Он резко потянул ее за руку, так что они оказались рядом, почти соприкасаясь. Его черты потемнели от гневного взгляда, но в глазах промелькнуло что-то первобытное.

– Я просто хочу быть уверен, что ты останешься здесь.

Ада посмотрела на свое платье. Богато вышитая темно-красная ткань была испачкана.

– Я хочу принять ванну, – сказала она, забрасывая сумку на плечо. – Не более того. Позволь мне смыть грязь последних дней.

Он не смотрел на ее грязное платье, только в глаза.

– Но я все время буду стоять за дверью в коридоре. Ты не попытаешься сбежать.

– А зачем мне пытаться сбежать, когда у меня есть такая очаровательная компания?

Габриэль мерил шагами короткий потайной коридор. Каждый раз, когда он проходил мимо закрытой двери, скрывающей от его глаз Аду и ее ванну, он зло смотрел на твердые дубовые доски. Сама мысль о ее обнаженном теле, растянувшемся под теплыми окутывающими водами ванны, угрожала опустить его на колени. Он мог снести эту дверь. Мог разломать ее в щепки. Или мог продолжать испепелять ее взглядом, пока дерево не вспыхнет огнем.

Но нет. Он продолжал ходить. Бесконечная монотонная вереница причин, почему он должен оставаться в этом сыром узком коридоре, стучала в его мозгу, как молот кузнеца.

Это была физическая пытка – он знал эту ужасную боль. Он преодолел с Адой худший период ее болезни, ухаживал за ней – ходил по узкой тропинке между заботой и равнодушием, – и все это едва не разрушило его.

Он же не святой. Это испытание, это ужасное испытание было больше, чем он мог вынести. Любой бог, который утверждает обратное, никогда не поймет слабостей смертного человека.

Он устало остановился перед дверью.

Сколько она уже там? Бланка предупреждала ее о том, что вода очень горячая. Но обратила ли Ада на это внимание? Картина ее обнаженного, погруженного в воду тела, была эротическим видением несколько минут назад; теперь он представлял себе только опасность. Она все еще больна и измотана – сварится заживо, и никто не узнает.

– Inglesa? Inglesa, ответь мне! – Он прижал ухо к двери и затаил дыхание, но все безрезультатно. После нескольких громовых ударов он снова прислушался. Ничего. – Ада, ты пугаешь меня! Ответь!

Нерешительность на мгновение парализовала его.

Потом, послав к черту клятвы, гордость и скромность, он с грохотом рванул кованую задвижку на двери. Заперто.

– Ада! Сейчас же открой Дверь!

Он бросился назад в комнату. Бланка спала на полу, свернувшись калачиком. Он схватил ее ключ и вытащил из ножен на своем поясе драгоценный кинжал Ады, полный решимости обойтись им, хотя боевой топор лучше подошел бы.

Но ключ Бланки открыл дверь в купальню. Габриэль ожидал услышать испуганный вздох или гневный окрик. Он надеялся, что кусок мыла, брошенный женщиной, которая ценит свое уединение, полетит ему в лоб.

Но ничего такого не произошло.

Она выстирала свое красное платье и юбку. Мокрые вещи украшали каменный пол между дверью и неглубоким колодцем, наполненным горячей водой. Размягчившийся кусок мыла лежал на краю ванны, окутанный облаком пены.

И Ада лежала там же – абсолютно голая, волосы мокрые, глаза закрыты, голова запрокинута.

Габриэль быстрее, чем успел еще раз вздохнуть, оказался на коленях рядом с ней. Он схватил в ладони ее раскрасневшееся лицо и похлопал по щекам.

– Inglesa, просыпайся. Ты слышишь меня?

Она застонала, свесив голову ему на бедро.

– Что?.. Где я... о!

Она села в неглубокой ванне, закрывая грудь скрещенными руками. Вода расплескалась на камни вокруг ванны и попала на его руки. Обжигающая вода.

– Тебе нужно немедленно выйти из этой ванны, – сказал он. – Как ты могла быть столь неосторожна, что заснула? Ты хочешь свариться, как курица?

Затуманенный взгляд прояснился.

– Подай мне полотенце.

Габриэль опустил глаза и старался не смотреть, не важно, насколько притягательной была ее обнаженная плоть. Но молочная белизна ее кожи исчезла, уступив место неестественной красноте. Он взял кусок льняной ткани и подал ей. Почти вся укрытая, тяжело дыша, она оперлась на его руку, чтобы выйти из ванны.

– А теперь, – сказал он, усаживая ее на каменную скамью, вырезанную в стене, – дай я посмотрю твои ноги.

– Я никогда не думала, что ты будешь таким нахальным.

– Сумасшедшая женщина! Что бы случилось, если бы я не вошел?

Она вздрогнула и сильнее натянула полотенце на грудь.

– Чего ты хочешь от меня?

– Я хочу благодарности!

Он опустил голову.

– Ты хотя бы понимаешь, как все это выглядит? Большое спасибо, что был со мной все эти дни. Большое спасибо, что вытащил меня из ванны. Но если я должна проглотить свою гордость и поблагодарить тебя еще раз, моя голова точно растает.

Его руки потянулись к ее лодыжке. Зловещий розовый цвет кожи выглядел еще более неестественно на фоне отбеленного полотна. Его смуглая рука была еще большим контрастом. А потом он дотронулся до нее.

В первый раз он нашел причину быть искренне благодарным своей монашеской жизни. Если бы он все еще был воином, его руки покрывали бы мозоли от упражнений с мечом и верховой езды. Сейчас, наоборот, его руки были гладкими и могли оценить нежность и упругость ее ноги с такой ясностью, что захватывало дух.

Он поднял глаза и обнаружил, что Ада смотрит на него, ее синие глаза потемнели. Губы приоткрылись. Она не вздрогнула и не отпрянула. Он хотел, чтобы она ощущала ту же самую безумную тягу к искушению.

Он хотел ее.

– Сильно обожжено? – спросила она.

– Я... можно?

Едва заметная улыбка тронула ее губы. Она многозначительно посмотрела туда, где его руки нежно держали ее лодыжку.

– Если ты настаиваешь.

Глубоко дыша через нос, он посмотрел вниз, на ее ногу. К своему облегчению, он не нашел никаких признаков сильного ожога. Кожа покраснела, и этот неестественный оттенок розового бросался в глаза даже в свете факела, но Габриэль не нашел никаких волдырей. Он отодвинул ткань в сторону и осмотрел другую лодыжку и оба колена.

– Никаких серьезных повреждений, – объявил он. – Тебе повезло.