Тайны Англии - Ефим Черняк

Такова версия, которой придерживались враги Марии Стюарт и которую пересказали сотни раз даже многие сочувствующие ей историки (конечно, в ином словесном обрамлении, с другими оценками и психологическими мотивировками поведения главных действующих лиц). Однако единственно несомненным в этой истории является убийство Дарнлея. Все остальное опирается на совсем не безусловные доказательства, покоится на достаточно произвольных предположениях, на домыслах, которые даже не учитывают некоторые бесспорные факты.

О «преступной страсти» королевы к Босвелу узнали из ее собственных писем. О них ниже, пока же достаточно сказать, что подлинность этих документов никак нельзя считать неопровержимо установленной. Весьма показательно, отмечал немецкий историк Г. Кардаунс (Кардаунс Г. Свержение Марии Стюарт. Кёльн. 1883), что не сохранилось буквально ни одного указания на страсть королевы к Босвелу, которое восходило бы к лету и осени 1566 года. Если же отбросить свидетельство писем, то известно лишь, что Босвел пользовался большим весом при дворе и доверием королевы во второй половины 1566-го и начале 1567 года. Но объяснение этому можно найти, и не доверяя слухам о слепой страсти Марии Стюарт к Босвелу или по крайней мере не считая ее единственной причиной. Босвел был, вероятно, наиболее влиятельным лицом в Южной Шотландии. Ему принадлежало несколько укрепленных замков. Босвел проявлял неизменную лояльность по отношению к матери Марии Стюарт, когда она в качестве регентши управляла страной. Его отец даже надеялся, разведясь с женой, жениться на вдовствующей королеве Марии Гиа Правда, молодой Босвел участвовал в мятежах, вспыхнувших в первые годы после возвращения Марии в Шотландию, но в сентябре 1565 года он прибыл из изгнания и явно стал держать сторону королевы. «Граф Босвел, — писал в 1863 году французский исследователь Л. Визене, ярый апологет королевы, — в начале своей карьеры стоил больше, чем вся остальная шотландская аристократия. Он был патриотом, а большая часть лордов продалась Англии. Он, несмотря на то, что был протестантом, являлся верной опорой Марии Лотарингской (Гиз — Е. Ч.) и Марии Стюарт против внешних врагов; внутри страны он стремился защитить их от измены враждебных лордов». В месяцы после убийства Риччио Босвел и его отряды были верной опорой Марии, когда она стремилась освободиться от фактического подчинения мятежным лордам. С другой стороны, поддержка Босвелом королевы против Дарнлея могла до поры до времени определяться той враждой, которую вызвал неумный и наглый супруг королевы у многих влиятельных политиков. Известно, что Марии удалось осенью 1566 года добиться примирения Босвела с еще ранее вернувшимся из Англии Мереем, графами Арджилом и Хентли, с государственным секретарем Мейтлендом, которые все ненавидели Ларнлея. Многие документы, связанные с этим примирением, были потом уничтожены Мереем и его единомышленниками с очевидной целью представить Марию Стюарт и Босвела единственными виновниками убийства Ларнлея. Один английский наблюдатель позднее, уже в ноябре 1567 года, писал: «Бумаги, содержащие имена главарей и их согласие на убийство короля, превращены в пепел, а бумаги, касающиеся роли королевы, сохранены для обозрения». Вероятно, что документ, уличавший лордов, с подписями Мортона, Мейтленда, сэра Джеймса Балфура и др. был передан Босвелом Марии перед их расставанием в июне 1567 года и потом был отобран у нее, когда она попала в плен.

Эти сведения совпадают с тем, что известно о так называемой конференции в замке Крейгмиллер, неподалеку от Эдинбурга, состоявшейся в октябре или в ноябре 1566 года. В ней принимали участие королева, Босвел и группа лордов во главе с Мереем. Обсуждался вопрос о необходимости избавить королеву от Дарнлея. Государственный секретарь Мейтленд предложил сделку: королева прощает убийц Риччио, взамен будет найден способ обеспечить ее развод с Дарнлеем. Мария выразила согласие с тем условием, чтобы повод для развода не ставил под сомнение законность ее сына. Мейтленд заметил в ходе оживленной беседы:

«Государыня, не беспокойтесь. Мы, собравшиеся здесь, главные представители вашего дворянства и государственного совета, найдем средство избавить ваше величество от него (Дарнлея. — Е. Ч.) без ущерба для вашего сына».

Мария заявила, что она не желает совершения ничего, способного запятнать ее честь и совесть. «Государыня, — ответил Мейтленд, — предоставьте это дело нам, и ваша милость узрит лишь только благо, одобренное парламентом».

О конференции в Крейгмиллере мы знаем от нескольких ее участников, включая и Марию Стюарт. Их свидетельства сходятся по крайней мере в том, что лорды договорились с королевой (или по крайней мере договаривались) о ее разводе с Дарнлеем. Однако добиться развода было непростым делом. А пока Дарнлей оставался мужем королевы, покушение на него было бы, в отличие от убийства какого-то Риччио, государственной изменой, за которую можно было бы притянуть к ответственности, если не сразу, то позднее, при удобном случае. Короче говоря, если бы развод оказался неудобоисполнимым, от Дарнлея следовало избавиться таким способом, чтобы это не выглядело убийством; иначе риск становился слишком большим.

24 декабря 1566 года было официально объявлено о прошении убийц Риччио. Можно, конечно, рассматривать это как плату сообщникам по новому заговору. Однако допустимо и другое, более простое объяснение — за виновных лордов, являвшихся наиболее активными лидерами протестантской партии, ходатайствовало правительство Елизаветы. Даже французская дипломатия присоединилась к этой просьбе, и отказать было трудно. Вместе с тем этим актом прошения в Шотландию возвращались люди, остро ненавидевшие Дарнлея за его предательство, которое тогда похоронило их политические планы и заставило удалиться в изгнание. Несомненно, что часть из вернувшихся сразу примкнула к заговору. К ним принадлежал влиятельный граф Мортон, впоследствии многие годы являвшийся регентом Шотландии. В написанной Мортоном накануне казни в 1581 году «Исповеди», в которой ему, вероятно, не имело смысла скрывать истину, он признавал, что знал о заговоре, хотя не участвовал в нем, одновременно отмечая, что активным заговорщиком был его родич Арчибальд Дуглас. В свою очередь, Дуглас в 1583 году в письме к Марии Стюарт вспоминал, что 18-го и 19 января 1567 года Мортона, возвращавшегося из Англии, встретили Босвел и Мейтленд (о самом факте этой встречи сообщал 23 января английский представитель Уильям Друро в своем донесении Сесилу). По словам Дугласа, Босвел и Мейтленд предложили Мортону участвовать в убийстве, но тот поставил условием получение письменного приказа королевы. Из письма Дугласа явно следует, что, по его мнению, Марии было известно о подготовлявшемся покушении.

Все же если причины, побудившие Марию к амнистии убийц Риччио, допускают различное толкование, то этого нельзя сказать о некоторых других ее действиях. В течение всего времени после вступления в брак с Дарнлеем Мария не скрывала своей враждебности к протестантской церкви (в отношении которой ранее, как уже отмечалось, королева придерживалась сдержанно благоприятной позиции). В октябре же 1566 года происходит новый поворот. Издается королевский указ, направленный на увеличение доходов протестантского духовенства. Оно наделяется различными дарами, в том числе денежным подарком в 10 тыс. фунтов стерлингов. Трудно объяснить все это иначе, как стремлением заручиться поддержкой такой влиятельной силы, как протестантская церковь, в предстоящем политическом кризисе, который, по мнению королевы, должен был вскоре начаться. Правда, она не обязательно могла думать только о кризисе в результате убийства мужа и особенно последующего брака с Босвелом. Политические потрясения могли казаться ей вероятными и по другим причинам — мало ли их было в это бурное время в привыкшей к усобицам Шотландии?

Однако вряд ли можно говорить о других причинах еще одного хода Марии — восстановлении прав католического архиепископа Сен-Эндрюсского Джона Гамильтона, которых его лишили в предшествующие годы. Это было сделано явно с той целью, чтобы он имел возможность развести Марию с Дарнлеем, а вероятно, также и Босвела с его женой. Эти поступки, по-видимому, свидетельствуют в пользу того, что Мария знала о заговоре против Дарнлея. Следует добавить, что сведения о нараставшей угрозе для жизни Дарнлея достигли и ушей иностранных дипломатов и разведчиков. О ней, в частности, был осведомлен французский посол Дюкрок, покинувший Шотландию за три недели до убийства. Сам же Дарнлей, как уже отмечалось, поспешил укрыться в относительно безопасном Глазго.

Таким образом, кое-что о заговоре было известно многим, и нет ничего удивительного в том, что к их числу принадлежала и Мария. Это, однако, ещё не означает участия самой королевы в заговоре или даже знания каких-либо конкретных деталей подготовки покушения.