Очарованный остров. Новые сказки об Италии - Виктор Ерофеев

Нитцше холодно кивнул один раз. И посмотрел на меня, как мне показалось, с ненавистью. В этот момент к нему подошла дама в черном, до сих пор населявшая третье кресло. Из-под полей низко надвинутой шляпы рассерженно сверкали белки ее затененных глаз. Она полуобняла Нитцше и погладила ему то место на груди, где под сюртуком должно было находиться сердце. Они отошли к дверям в сад. Не тем, через которые вошли служанка и я, но к противоположным. Остановившись у дверей, оба стали издавать ласковый вой, направленный друг на друга.

— Это баронесса, — сказала служанка. — Она спутница синьора Горки, но часто путает мужчин и уходит спать с Ницше.

— Они спят друг с другом как мужчина и женщина либо просто спят в одной комнате?

— Они просто спят в одной комнате.

— А что делают в это время синьор Горки и Лу Саломе?

— Они послушно спят в спальне синьора Горки.

— Спят-спят?

— Нет, просто спят.

— Тут пахнет… — Я втянул в себя воздух. Выпустил. Попробовал еще раз. — Тут пахнет как в музее. Возможно, нафталином.

— Вы правы. Я использую нафталин…

— Может быть, откроем дверь в сад?

— Но налетят насекомые…

Мы прошли к Нитцше и баронессе, и служанка открыла дверь своим ключом. Пара не обратила на нас никакого внимания.

Ворвались не только насекомые, но и запахи — резкие и тревожные, и звуки, шум ветра в кронах деревьев, слабый треск в отдалении.

— Они никогда не пытаются выйти в сад?

— Нет, они никогда не пытаются выйти в сад. У меня сложилось впечатление, что они не видят и не слышат сада. Что им оставлен только этот дом, а за его пределы они не могут отлучаться.

— Ссорятся ли они?

— Да, это бывает. Кричат. Плачут даже. В особенности синьор Горки. Он много плачет. Возможно, плач доставляет ему удовольствие.

Сзади на мое плечо легла рука. Обернулся и увидел: синьора Лу. При ближайшем рассмотрении молодая женщина оказалась похожей на мою любовницу Фифи.

— Что вам, синьора?

Женщина взяла мое лицо обеими руками и стала гладить его. Вначале нежно, но движения все убыстрялись. Мне стало не по себе, я вырвался.

Служанка уже держала женщину за руки.

— С ней это бывает.

— Что вы себе позволяете?! — сказал я строго той, кто была названа мне как Лу Саломе, но напоминала мне мою любовницу.

Она спрятала лицо в ладони и вдруг заплакала.

— Ну вот этого уже не надо делать, синьора! — Служанка обняла женщину за плечи и увела к креслу. Усадила.

— Она очень любит новых мужчин, — сказала служанка, подойдя ко мне. — Не судите ее строго.

К нам приблизился синьор Горки и зло завыл в нашу сторону. Усы его дрожали всей массой.

— Он в негодовании. Осуждает нас. Заступается за синьору Лу. Сейчас заплачет.

Действительно, синьор Горки отвернулся от нас, задергал плечами и заплакал. Служанка протянула ему платок и, когда он отказался взять платок, развернула Горки лицом к себе и силой промокнула ему лицо.

Затем повернулась ко мне.

— Это все вы, — сказала она. — Вы их всех расстроили! Нужно было вести себя сдержаннее…

— Они все мертвые, да?

— Ну конечно, — вздохнула служанка. — Мертвые.

— И вы тоже?

— И я тоже.

— Но вы разговариваете со мной. А они не могут.

— Невелико чудо, — буркнула служанка. — Я просто молодая мертвая, а они старые. Когда я нанялась к ним на службу, они еще умели говорить.

— А как они вам платят? Не в евро же? Зачем мертвому евро? Не важнее мертвых листьев с деревьев…

— Они платят мне снами. Снами очень хорошего качества, в которых я чувствую себя живой. Они платят мне очень хорошо — живыми ощущениями, потому я их и терплю, ведь они бывают очень капризными. Сегодня они заплатят мне сном, в котором будете вы.

И мы окажемся в постели. И вы будете меня обслуживать.

Она захохотала.

— Какой ужас!

— А вы как думали! Вы придете ко мне, и я высосу вас как суккуб. Вы о суккубах знаете?

— Когда сидел в тюрьме, ко мне приходили суккубы. Две разные дамы.

— Я ведь хороша, посмотрите внимательно!

Служанка стала в позу, в каких выходят модели на подиум.

— Хороша, — согласился я. — Они когда спать ложатся?

— В полночь.

— Я думал, на рассвете.

— Они что вам — бесы, что ли? Это порядочные люди. Баронесса, дочь генерала, гений, великий писатель синьор Горки…

Как только служанка перечислила их, они все в полном составе сошлись к нам. И устроились вокруг на некотором расстоянии. Лица у них были не злые.

— Чего они хотят?

— Стесняются, но хотят, чтобы вы поужинали у них на глазах. А они посмотрят. И чтоб вы вина выпили. Им-то эти удовольствия недоступны. Сами они не могут. Но им будет приятно.

— Пять мертвых вокруг, и я поглощаю ужин у них на глазах… Да у вас ведь и еды в доме нет?

— Есть вино и хорошие фрукты…

Через некоторое время я сидел за принесенным служанкой раскладным столом и разрезал грушу фруктовым ножом, похожим на заржавевший полумесяц. Нет, нож был похож на затуманившийся полумесяц. Вся труппа, почему-то я подумал, что они как труппа актеров, восхищенно глядела на мою жизнедеятельность. Время от времени я отпивал вино из старого бокала. Какое это было вино, невозможно было определить, поскольку служанка принесла его в графине. Судя по количеству ярких сполохов, которые испускали под свечами грани графина, графин был хрустальный.

Глядя на их горящие глаза, я подумал, что, если бы я не знал этих манекенов, я бы их боялся. Все было хорошо. Однако они стали выть, глядя на меня, и это выливавшееся невообразимо дикое пение вынести было трудно, хотя я и понимал, что таким образом они выражают свои эмоции.

По окончании моего фруктового ужина (грушу я не доел, но еще съел несколько треугольников ароматной дыни) служанка стала разводить великих людей по их комнатам. Точнее, она заявила мне, что готова разводить их по комнатам. Произошло это следующим образом. Я еще сидел, держа в руке испускающий сполохи бокал с красным вином. Когда она стала рядом со мной, ее мини-юбка, прикрытая передником служанки, оказалась на уровне моего лица. Тут служанка прокричала, так как великие люди продолжали выть, она прокричала:

— Им пора спать, синьор, а вам пора уходить. А то они начнут безобразничать.

— Что они делают, когда безобразничают?

— Все, что обыкновенно делают духи, будут летать по залу, могут попытаться разыграть вас или напугать, они ведь духи, а духи любят немного припугнуть живых.

— Как ваше имя, умница?

— Чилита.

— Ай-яй-яй! Зря не ищите, / В деревне нашей правда нет / Другой такой Чилиты! — пропел я.