Паромщик - Маргит Сандему

Но не Сандер Бринк! Что с того, что он по-прежнему был вежлив и любезен, вел светские разговоры и был слегка ироничен, в точности как она, но он не влюбился в Аделе! Все ее тонкие намеки на то, чтобы провести несколько вечеров наедине в ее комнате, он пропускал мимо ушей, как будто бы и не слышал их!

Проклятие!

Но ей приходилось признать, что он был необычайно мил и приветлив с этой бедной неудачницей Бенедикте, это было сильно заметно по нему. Только бы он теперь не внушил бедной девочке чего-нибудь, ведь она не сводит глаз с него! Когда-нибудь Аделе придется серьезно поговорить с ней, ведь не воображает же она, что Сандер хочет чего-то большего, чем просто поболтать? Насколько, собственно, эта девчонка глупа?

В душе Аделе разозлилась. Отчасти потому, что Сандер и Бенедикте взяли другую манеру для разговора друг с другом, и она не могла больше вмешиваться. Но главное потому, что, к своему ужасу, почувствовала, как сильно влюбилась в Сандера. И это она — всегда сохранявшая хладнокровие!

Нет, так нельзя! С раскаянием она вспомнила о своем собственном женихе, Мортене Хьортсберге. В последние дни она бессовестно мало думала о нем! Ее мысли все это время блуждали в другом месте…

Ливор привел их к входу в большой дом и вытащил щепочки из засовов на каждой половинке двери. Они распахнулись с неприятным скрипом.

Люди вошли внутрь. Ливор отпер внутреннюю дверь, и они очутились в комнате, они это заметили, хотя повсюду было темно.

— Уфф, — тихо вздохнул кто-то.

И был прав. Старый дом, простоявший долгое время незаселенным, вряд ли выглядит особенно привлекательно.

— Я зажгу свет и разведу огонь, — ободряюще сказал Ливор.

— Да, зайдя в холодный дом, не согреешься, — сказал Ульсен.

Они проследовали далее, в другие комнаты, по скрипящим, местами провалившимся половицам. Но Бенедикте осталась на месте. Сандер ждал вместе с ней.

— Что там, Бенедикте?

— Тихо! Я пытаюсь понять атмосферу этого дома. Он подождал, пока она опять расслабится. Слышались лишь слабые звуки голосов из дальних комнат.

— Ну?

Бенедикте провела рукой по лбу. Прошло некоторое время, прежде чем она ответила.

— Здесь нечто примечательное. Я с таким раньше никогда не встречалась. У дома нет вообще никакой атмосферы! Здесь так стерильно, как … в только что протопленной бане.

— Ну да. Да, но это же, наверное, хорошо?

— Нет, это совсем не хорошо. Мы в очень старом, запущенном доме, где должны были происходить сотни событий. Здесь рождались дети, в этом доме умирали старые и больные, здесь разыгрывались трагедии и бывали моменты радости. Здесь ужасно пахнет, но это не имеет никакого отношения к самой атмосфере дома. Здесь не чувствуется никаких следов прошлой жизни, никаких вибраций, никакого чувства смерти или чего угодно другого. Дом с такой длинной и богатой событиями историей — и ничего! Как будто бы…

—Да?

— Как будто бы дом испуган. Словно он умышленно скрывает подробности, прячет их от меня… Я не понимаю этого. Я не потеряла своих сверхъестественных способностей. Только они здесь не работают. Я ощущаю себя, ощущаю свои чувства и впечатления. Я чувствовала также огромную тоску во всей деревне, пока мы шли сюда. Но внутри дома… все мертво.

Она сделала знак, говоривший, что им надо присоединиться к остальным.

Пока она шла за Сандером, внутри возникла боль и тоска. «Он никогда ничего не узнает, — подумала она. — Он никогда не узнает, как я скучаю по нему, как я стремлюсь быть с ним день и ночь. Пока он ничего не почувствовал, я могу сохранить его дружбу. Затем — если он догадается — всему конец. Он отвернется от меня с отвращением. С удивлением и презрением.

Мне необходимо придерживаться нейтральной дружбы, чего бы мне это ни стоило».

В соседней комнате стояла Аделе и беспомощно озиралась вокруг. Они ее понимали. Весь дом говорил о запустении. В стенах можно было пробить дыру хоть пальцем, нависающий потолок, вздувшийся пол. Нет, последнее было не совсем верно, таким он был лишь в гостиной. В этой же комнате был только земляной пол.

— Здесь дурно пахнет, — пожаловалась Аделе. — Словно старой, забытой половой тряпкой.

Да, все это чувствовали. Запах гнилого, разложившегося тряпья.

Ливору удалось зажечь и очаг, и лампу, и теперь они соперничали между собой, освещая неверным, колеблющимся светом углы старого дома. Но свет местами не достигал их. Беспокойные тени лежали и двигались, крадучись, в дальних частях комнаты и внутри, в спальне, маленьком помещении, напоминавшем альков. Бенедикте стояла неподвижно и всматривалась в эту бесформенную, постоянно менявшуюся темноту, несшую отпечаток древности из-за этих невероятно толстых бревен, время от времени выступавших из мрака. Это должна была быть самая старая часть дома, остальное пристроили позже.

Почему? Откуда это чувство пустоты, стерильности в таком старом и много пережившем доме?

Теперь ей бы очень пригодился кто-нибудь из рода Людей Льда. Но ныне живущие не обладали особыми способностями. А к мертвым обращались лишь при крайней необходимости.

Ее глаза приобрели особый, резкий блеск, они словно буравили темноту в углах.

В результате она почувствовала исходящую откуда-то трепещущую настороженность и неусыпную бдительность. Но дом выдержал атаку. Не выдал ничего из своей истории.

Бенедикте показалось, что между ней и домом идет война. Или, может быть, она борется не с самим домом? А с чем-то, что скрывается среди его теней?

Внезапно она почувствовала себя беспомощно-юной и неопытной. Но она утешала себя тем, что такие же чувства должен был испытывать Хейке в тот раз, когда он сражался с ведьмой в Штрегешти. Ему было не намного больше лет, чем ей сейчас. И ему удалось победить, значит, она обязательно должна хотя бы попробовать решить загадку Ферьеусета.

Но у Бенедикте было нехорошее предчувствие, что на этот раз в игру вступили более могущественные силы. Ее амулет вращался с невиданной силой с тех пор, как они подошли к этому обреченному и покинутому месту.

Она глядела на мертвые, трухлявые стены и прислушивалась к звукам снаружи.

Никогда ей не встречалось ничего подобного.

— Но мы же не станем ночевать здесь, — пожаловалась Аделе. — Разве нет дома получше? Ливор покачал головой.

— Остальные совсем обвалились.

— Господи, Боже мой, — прошептала Аделе. — Многое мне пришлось вытерпеть в этой ужасной поездке, но это — предел! Это же не дом, а свинарник!

— Если калоши не подходят, можешь отправляться домой, — зарычал Свег, который был, в общем-то, согласен с ней.

Аделе бросила взгляд в темноту за окно и смолкла. Поездка домой в одиночестве не особо привлекала ее.