Из гея в натуралы (СИ) - Кольцова Анастасия

– Чувак, да ты прогульщик, – улыбнулась с носилок Алина.

– И не говори, – Алекс положил свою руку поверх её бледной руки.

Когда, переложив с носилок на каталку, Алину увезли куда-то вдаль по холодному больничному коридору, ещё более длинному, нежели университетский, Алексу показалось, что он больше никогда её не увидит. Усевшись на лавочку возле кабинета, в который завезли Алину, Алекс принялся ждать, и ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем из кабинета вышла медсестра.

– Вы можете идти домой, вашу подругу госпитализируют, – сказала она Алексу, и его покоробило от того, насколько равнодушным был её голос.

– Госпитализируют? А что с ней? Ей не стало лучше? Я могу её увидеть? – Алекс встревоженно вскочил с лавочки.

– У неё паралич нижних конечностей. В данный момент врач проводит обследование, оно может затянуться надолго. Сейчас вас всё равно к ней не пустят, так что лучше приходите завтра, – ответила медсестра.

– Обследование? Но ей станет лучше? Это же не навсегда?

– Будет ясно после обследования, – сухо ответила медсестра и скрылась в кабинете.

Пару часов Алекс бродил по городу, почти не глядя по сторонам, переходя дорогу на красный свет и сталкиваясь с прохожими. Устав и проголодавшись, купил в Макдональдсе картошку фри, уселся за столик и прочёл смс от Лили, повествующую, что, несмотря на отсутствие, пять по английскому ему, как хорошему студенту, поставили «автоматом».

Летние каникулы, которых так сильно ждали Алекс с Алиной, начались.

19. В больнице

Никогда никто из близких людей Алекса не лежал в больнице. Может, оттого, что близких людей у Алекса особо и не было.

Нельзя сказать, что Алекс был необщителен. Приятели по спортзалу, лже-девушка Лиля, активные, здоровые парни для приятного времяпрепровождения. Но не было ни с кем и них того, что было с Алиной – весёлого ёрничания, подколов, и чего-то неосязаемо общего, почти родственного, несмотря на большое различие вкусов и привычек. Ну и гетеро секса, как же без этого.

Приёмное время в больнице было с половины четвёртого, и теперь каждый день в этот час Алекс надевал на первом этаже бахилы, халат, и, так как Алина была лежачей больной, поднимался в палату, находящуюся на третьем этаже. Палата была двухместной, с одним большим окном, прикрытым светло-зелёными жалюзи, и со скрипучей дверью, на прикреплённом к которой плакатике крупными чёрными буквами было написано «не курить».

Глядя, как проникающие сквозь жалюзи них лучи падают на полностью парализованную соседку Алины, женщину лет тридцати, Алекс ободрял себя, мол, не так уж всё у Алины плохо. Руки двигаются, лицо не перекошено – что ещё надо для счастья? А выглядела Алина если уж не совсем не счастливой, то вполне себе неунывающей.

– Я тебе ещё не говорила, как звучит мой диагноз? – Алина лежала, прикрытая по пояс больничным одеялом, и, приподнявшись на одном локте, что-то разглядывала в своём планшете. – Параплегия. Правда классно?

– Вполне благозвучно, – Алекс в очередной раз с опаской покосился на неподвижно лежащую Алинину соседку.

Криво задранный левый уголок рта придавал её лицу нечто зловещее. Не моргай она изредка, могло бы показаться, что это манекен или труп.

– А если бы у меня отнялись правая рука и правая нога, или левая рука и левая нога, то это называлось бы гемиплегией, – Алина перелистнула что-то в планшете. – А вот если бы у меня был паралич только одной конечности…

– Чёрт возьми, Алин, какое тебе удовольствие доставляют эти перечни болезней! – Алекс заглянул в Алинин планшет с открытым сайтом о видах паралича. – По-моему, это совсем не весело.

– Ну, знаешь, – Алина положила планшет на тумбочку, – это намного веселей, чем воспоминания о приятных моментах, когда под меня подсовывают судно или пытаются помыть. К тому же, пример тех, кто ещё более парализован, меня несколько ободряет.

– Ты намекаешь на кого-то конкретного? – Алекс покосился в сторону соседней койки.

– Да нет, я вообще-то не о ней, - Алина поморщилась и снизила голос до шёпота. – Я пока ещё не так долго тут лежу, чтобы злорадствовать. Она вполне милая, если не считать того, что слишком любит молиться, – Алина кивнула на сверкающие на солнце бумажные иконки, занимающие почти всю тумбочку соседки.

Алекс хотел было сказать что-то шутливое о религии, но подумав, что женщина их слышит, всего лишь скорчил ехидную гримасу.

– Опять накурила, – проходя мимо Алининой постели, буркнула суровая медсестра. – Своё здоровье не бережёшь, о соседке своей хотя бы подумала, как ей терпеть тебя приходится! Надоело палату вашу проветривать.

– Бла-бла-бла, – тихонько передразнила Алина, когда, открыв форточку, медсестра неповоротливо покинула палату. – Алекс, ты же в следующий раз принесёшь сигареты? А то мои скоро кончатся. Нечем будет соседку мою мучить.

– Может, лучше «ашкьюди»? – неуверенно спросил Алекс, но наткнулся на мрачный Алинин взгляд и замолчал

За время посещения Алининой палаты Алекс успел узнать, что соседку Алинину звали Анной, и, до того, как обосноваться в этой небольшой аккуратной палате, она была учительницей начальных классов. Пару месяцев назад с мужем и двумя детьми попала в аварию на своей дешёвенькой «Ладе». Дети отделались испугом, муж – ушибами, находящаяся за рулём Анна пострадала больше всех.

Чаще всего Анну навещал муж, добродушный бородатый мужчина. Поначалу Алекс решил, что он служитель культа, но послушав краем уха его беседы с женой о чересчур требовательном регенте и чём-то музыкальном, сделал вывод, что он просто поёт в церковном хоре. Иногда муж Анны приводил с собой детей – серьёзную девочку лет девяти и смешливого мальчика-дошкольника.

Время от времени палата наполнялась безвкусно одетыми тётками, при одном взгляде на которых Алекс вспоминал девочек с бантиками, уроки чистописания и скрип мела по доске, занимающей добрую половину стены школьного кабинета. А ещё вспоминал, как их с Димасиком застукала Димасикова мать-училка.

Однажды Алекс застал посещение бывших учеников Анны – двух аккуратных мальчиков и девочки в очках, на вид, класса из третьего-четвёртого. Они принесли букет ромашек, который медсестра поставила в пол-литровую банку на тумбочке Анны. Школьники взахлёб рассказывали об участии в олимпиадах, и о том, что какой-то Перепёлкин закончил год всего с двумя четвёрками.

А по воскресеньям палату наводняли женщины и старушки в платочках, то и дело норовившие подарить Алине иконку или обучить какой-нибудь молитве. Алина в таких случаях трагично заводила глаза в потолок, предоставляя Алексу право объяснять, что они не имеют никакого отношения к религии.

Но богомольные особы были настойчивы, они пытались объяснить, что Алина попала в больницу только для того, чтобы прийти к Богу. Тогда еле сдерживающая хохот Алина принималась объяснять им, что попала в больницу, потому что у неё отнялись ноги.

Разгорячённую дискуссию прерывал лишь слабый голос Анны, примиряюще говорящей, что Алина поймёт Божий промысел когда-нибудь позже. Особы в платочках с ней соглашались, и для Алины и Алекса наступал относительный покой, если можно так назвать соседство с шебутными женщинами, то говорящими что-то о грехах, то поющими какие-то молитвы.

К счастью для Алины и Алекса, сегодня было не воскресенье.

– Где ма-ама, – ещё из коридора раздался детский голос, и Алина повернулась в сторону задумавшейся о чём-то Анны: «Твои пришли». Перекошенное лицо Анны оживилось, медово-карие глаза засияли, и Алекс подумал, что до аварии она была красивой.

А в палатку вбежал светловолосый щекастый мальчик лет пяти, споткнувшийся на ровном месте и уронивший небольшой синий мячик, который попрыгал по полу и закатился под кровать Анны.

– Я здесь, Никита, – негромко отозвалась Анна, и малыш, забыв о мячике, побежал к ней. Остановился в изголовье Анны, погладил её по голове. Грустно протянул: «Ма-а, пойдём домой».