Вторая любовь всей моей жизни - Виктория Уолтерс

Я обхватила руками чашку, пытаясь согреться так же, как в объятиях Роберта.

Должна ли я чувствовать вину за то, что все это во мне пробуждал другой мужчина? Прошло всего два года с тех пор, как я потеряла Лукаса. Слишком ли это малый срок, чтобы хотеть быть с кем-то другим? А наступит ли когда-нибудь подходящее время?

Тейлор пробежал мимо в зал и запрыгнул на игрушку. Я последовала за ним и распаковала еще одну из игрушек, купленных вчера, – мышь, привязанную к палочке. Я поволокла ее по полу, и он сразу же набросился на нее. Вдруг зазвонил телефон. Я зажала его между ухом и плечом, чтобы было удобно говорить. Это была Эмма.

– Так-так, миссис Филлипс, которая живет через дорогу, когда я встретила ее на почте, сообщила, что Роберт ночевал у тебя, – протараторила она, не поздоровавшись.

Я вздохнула.

– Мы всего лишь уснули вместе. Вот и все.

– Не нужно ничего объяснять. Я ее отчитала. Я знаю, это всего лишь сплетни, но, серьезно!

Я пробормотала, что согласна с ней, но тут же меня обдало холодом.

– Не может быть, я совсем не подумала… а как же Глория и Грэхем? – спросила я.

– Никто им и слова не скажет. В смысле, не скажет же, правда? – это прозвучало, как вопрос.

Я услышала пару фраз шепотом, а потом трубку взял Джон.

– Сегодня мы все идем в бар, и Роберт с нами. Не о чем беспокоиться.

До этого я ни о чем не беспокоилась, но теперь меня снедало чувство вины. Мне следовало быть честной с Глорией и Грэхемом: ведь им я сказала, что мы с Робертом просто друзья, а теперь они могут услышать от кого-то о его ночном визите. Они решат, что дело обстоит гораздо серьезнее.

– Но…

– Значит, до вечера, – прервал меня Джон, проигнорировав мою обеспокоенность, и вернул трубку Эмме.

– Терпеть не могу, когда Джон оказывается прав, но сейчас это действительно так. Ты-то знаешь, что произошло – и, в любом случае, только это и имеет значение, – и все знают, что ты заслуживаешь чего-то хорошего. Миссис Филлипс не говорила никаких гадостей, честное слово. Людям просто хочется о тебе позаботиться.

– Все дело в том, что я даже еще не знаю, что происходит, это все так… непривычно.

– Ну еще бы. Все будет хорошо, я уверена. Увидимся вечером, – и она повесила трубку, прежде чем я успела возразить.

Может, они и правы. Нельзя прятаться от всех из-за того, что известно о Роберте. Такое поведение говорило бы о том, что я совершила что-то плохое, а это не так. Хотя я нервничала насчет того, что подумают Глория и Грэхем. Не хотелось бы, чтобы этот случай испортил наши отношения. Стоило бы поговорить с ними, но я не знала, с чего начать.

По дороге к бару Эмма и Джон зашли за мной и заодно познакомились с Тейлором. Он уже мог похвастаться кучей «лайков» на Фейсбуке. Он с наслаждением завладел вниманием, катался на спине животом кверху и понарошку царапался, когда Джон пытался его погладить. Вечер был промозглым и мрачным, идеальным, чтобы уютно устроиться где-нибудь в пабе поближе к огню. Мне же было не по себе от мыслей об этом двойном свидании, ведь все взгляды будут обращены к нам.

Мы оставили Тейлора расправляться со своим обедом и направились в бар, в котором было полно завсегдатаев, выбравших это место своим пристанищем в этот угрюмый вечер.

Меня сразила волна неприязни, исходившая от Адама: взгляд, которым он наградил Роберта, красноречиво говорил о том, что он до сих пор не простил мне мой отказ и считает виновным Роберта. Когда мы вчетвером уселись за столиком с бокалами пива и вина, вокруг зашептались, но кое-кто из присутствующих мне ободряюще улыбался и кивал. Наверное, Эмма с Джоном были правы и все просто проявляли заботу обо мне. Чего, однако, нельзя было сказать об Адаме – было очевидно, что ему уже донесли о нас: всякий раз, когда я поднимала голову, ловила его озлобленный взгляд на Роберте или на себе. Крайне неприятно было осознавать, что я причинила кому-то боль, хоть и ненамеренно. Сама мысль о том, чтобы встречаться с ним, приводила меня в ужас, в то время как с Робертом все получалось само собой.

В этом ведь не было моей вины?

Роберт был молчалив, и разговор поддерживали в основном Эмма и Джон. Джо притащил нам еды и ненадолго присоединился к нашей компании. Я заметила, что он буквально заставил себя задать Роберту пару вопросов, а его мнение здесь имело большой вес, поэтому я почувствовала признательность за проявленное дружелюбие.

Адам подошел к столу и резко выхватил пару пустых бокалов. Я решила, что с меня довольно, встала и пошла за ним, чтобы выяснить, в чем дело.

– Ни в чем, – отрезал он, со звоном забросив бокалы в посудомойку.

– Из-за тебя я чувствую, будто сделала что-то плохое. Это нечестно, – я уже развернулась, жалея, что поддалась импульсу выяснить отношения, как он схватил меня за руку.

– Прости, просто… я ему не верю, – он мотнул головой в сторону нашего столика. – И я знаю, ты думаешь, я это от обиды говорю, потому что мы не вместе, но это не так. Мне кажется, ты легко ранима и…

Я подняла руку, призывая его замолчать.

– Ты не думал о моей ранимости, когда звал меня на свидание.

– Я тебя сто лет знаю, – запротестовал он. – А с этим парнем ты едва знакома.

– Если бы у тебя ко мне действительно были чувства, ты бы желал мне счастья.

Мы стали привлекать к себе внимание. Адам наклонился ко мне, схватил за руку и заговорил тише:

– Я и желаю, только вот сомневаюсь, что он тебе его даст. Кто он вообще такой? Что ему тут надо? Я просто не понимаю, и все.

Я высвободила руку и вернулась к нашему столику, изо всех сил стараясь не придавать значения словам Адама. Я пыталась проигнорировать сказанное им – в конце концов, он просто ревновал.

Я отогнала эти мысли, рассказав Эмме и Джону о Хэзер и ее предложении отправиться на пленэр. Я ощущала на себе взволнованный взгляд Роберта, но уже не была сердита на него за визит к Хэзер. Теперь, кажется, я лучше понимала его и верила, что он искренне пытался помочь. Ему нравилось мое творчество, и он хотел бы видеть меня успешной в том, к чему у меня лежит душа. Наверное, как раз этого ему самому не хватает. Но я все же поделилась своим беспокойством насчет поездки и тем, что мне придется быть вдали от дома целый месяц. А еще ведь был риск, что я не смогу ничего написать там.

– Сдается мне, ты можешь это сделать, только если сама захочешь, – сказал Джон. – Мы-то можем сказать, что это прекрасная возможность и как это здорово, но если ты сама не чувствуешь того же – это все ерунда.

Роберт сжал мне руку, и я слегка дернулась от его прикосновения.

– Иди вперед в своем темпе. Может, еще слишком рано, а может, и нет. Только тебе об этом знать. Подгонять больше не буду.

Я не была уверена, говорил он о моей живописи или о нас. Я взглянула на Эмму – она всегда была моим голосом разума.

– Решать тебе, солнышко.

Я кивнула, и разговор потек в другом русле. Я не знала, что еще добавить по этому поводу. Конечно, все они были правы. Решение должна принять я и только я. Я поймала себя на мысли – а что бы сказал Лукас, будь он здесь? Не думаю, что смогла бы уехать надолго без него. Мне было бы слишком страшно. Хотя он наверняка приободрял бы меня, как обычно. Когда я была с ним, я никогда не испытывала особых амбиций по поводу живописи: мне казалось, все, что у меня есть, – это предел моих мечтаний. Но теперь я задалась вопросом: а не ограничивала ли я себя?

Поздней ночью Роберт проводил меня домой. Я застегнула куртку и туго обмотала вокруг шеи шарф, чтобы уберечься от ветра. Волосы развевались у меня за спиной. Роберт взял меня за руку, согревая ее своими ладонями.

– Ты сегодня молчаливый, – заметила я, когда мы вышли на дорогу к дому. За почти весь путь мы не сказали друг другу ни слова.

Он широко улыбнулся.

– Просто наслаждаюсь вечером. Здесь так спокойно. Теперь понятно, почему ты так любишь это место.

– А как живут в Плимуте?

– Гораздо больше суеты. Конечно, не сравнить с городом вроде Лондона, но там мне никогда не доводилось возвращаться домой, глядя на звезды. Это место действительно располагает к размышлениям.

– О чем, например? – я вдруг поняла, как мне хотелось узнать его лучше. Я привыкла к людям, которых знала очень давно. О Роберте мне почти ничего не известно, и было в этом что-то непривычное. К тому же это немного расстраивало. До встречи с ним я понятия не имела, как может человек считаться загадочным. А он оказался именно таким. Это и интриговало, и беспокоило одновременно. Он пожал плечами, но, судя по сосредоточенному выражению лица, думал он не о повседневных вещах.

– Да о чем захочется. Удивительно: живешь себе, работаешь допоздна каждый день, делаешь то, что от тебя требуется, и даже не можешь остановиться на минуту, подумать – а то ли это, чем ты вообще хочешь заниматься?

Мы подошли к воротам моего дома, остановились. Наши взгляды встретились. Где-то в животе у меня все затрепетало, и, чтобы подавить это ощущение, пришлось сглотнуть.