На пути Орды - Андрей Горюнов

Электронный, мерзко синтезированный голос продолжал вещать где-то возле светящейся кнопки «Не надо»:

– …Обеденный перерыв, вы приняли пищу? Затем сходили в туалет? Конечно! Однако всегда ли вам удается потом почистить ботинки и зубы? К сожалению, нет. …Но вот отличная новость! Электропродувка «Тося» для ваших мозгов! Продув их с утра, вы забудете не только пообедать, но даже посетить туалет! Ваши ботинки и зубы теперь сохраняют свой первозданный блеск в течение целого года! Удивлены?! Да, это так! Одной электропродувки мозгов вам хватит теперь на целый год, – вы крепко, надежно забудете обо всем! Продуй, тормозни! Звони сейчас, продуешь ночью. Задумайся, если еще не продул, – какое прекрасное решение многих проблем вам предлагают практически даром!

– Ну, дурдом! – мелькнуло в голове Николая. – Финиш! По всем азимутам. Лошади, сабли, продувка мозгов… Полный абзац. И что за имя такое – Игнач?

«Давай-ка сообразим, – обратился он сам к себе, – что происходит?

Только что пять человек, одетые на редкость странно, собирались меня убить. Что из этого следует? Да ничего. Только за последние два года в их районе и двух соседних пьяная либо наколотая молодежь убили или забили насмерть одиннадцать человек, в четырех различных эпизодах. Все эти случаи объединяет одна черта: забили безо всяких причин и целей, – наркота. В двух случаях из четырех преступники были одеты „странно“, мягко говоря. Скинхеды, байкеры, панки, – кто знает?

При этом нормальные люди – Олена, Игнач говорят на каком-то диком, совершенно невозможном русском языке… Что это означает? Да ничего. На Вятке так говорят, что ему в свое время понадобилось больше недели, чтобы понимать все слова, – до того непривычное произношение для среднерусского уха? А Урал? Да где-нибудь под Нижним Тагилом в деревне стоишь у колодца, слушаешь бабий треп и не то чтобы отдельные слова не разбираешь, а вовсе не можешь понять, о чем они говорят. Понятно только одно – говорят по-русски. Через пару месяцев, вернувшись к себе на Валдай, вдруг обнаруживаешь, что тебя самого никто не понимает: диалект прилипчив, как заикание».

Он прекрасно понимал, от какой мысли он стремился уйти: его перенесли по времени. Он оказался в глубоком прошлом. Вот в чем он сам себе боится признаться. Да, это так, – я боюсь. Потому что именно это предположение самое страшное. Он вспомнил декабрь 1991-го. Его отец, прекрасно знающий, что СССР больше не существует, не мог еще года три заставить себя поверить в то, что Украина и Белоруссия стали другими, совершенно независимыми государствами. Разумом понимал, сердцем – не верил. Какая-то защитная реакция психики. Отец и сейчас не верил в распад до конца, душой предполагая какой-то подвох, что ли…

В данной ситуации все гораздо туманней, расплывчатей. Да, ему сказали: контейнер в состоянии перемещаться по времени. Ну и что? Сказать-то что хочешь можно. Когда он учился в офицерском училище, его сосед по койке, Сашка Маратов, рассказывал о своих донжуанских похождениях так, что ни малейших сомнений не вызывало. Сашке верили все. Потом оказалось – все брехня, все выдумка. А говорил ведь так проникновенно, с мельчайшими подробностями – как по карнизу на пятом этаже общаги прядильного комбината от Ольги к Аньке перебирался пьяный, часа в три ночи. Кровь в жилах стыла у всей казармы… Но нет, брехал же вот!

При его старте был сбой. Прибор сообщил что-то о сносе по времени. Но сбой совсем не значит «успешное перемещение по времени», – во-первых. А во-вторых, если аппаратура дала целую серию сбоев, накладок, плюх, то стоит ли верить диагностическому блоку этого комплекса? Они что, все блоки, сбоят, идут не в ногу, один только блок диагностики идет в ногу? Смешно.

Так-так… Стоп! Вот где интересный, странный момент! Психологически совершенно необъяснимо полное отсутствие интереса аборигенов к способу его появления, его, воина «из-под Новгорода». Это его серебристое яйцо величиной с дом для людей религиозных и очень суеверных – как обухом по голове. Так быть должно бы. А им – до фени! А почему?

Он стукнул с остервенением по информационному табло, и голос резко притих, продолжая тем не менее что-то гнусить синтезированным полушепотом.

Внезапно слуха Аверьянова достиг другой голос, идущий снаружи, – торжествующий голос Игнача, наполненный злобой, злорадством:

– Получай, пес смердячий!! …Еще на… еще… еще!!! Выродок! Вот! За твои грабежи! За посевы затоптанные! За женские очи, слезами вытекшие! За воронье над селами русскими!

– Господи! – ахнул Николай. – Да он же, окосев, стал душу отводить на представителях нацменьшинства! Теперь и здесь Чечню устроим, второй Афган…

Пулей вылетев из контейнера, Аверьянов сразу увидел Игнача с садистски перекошенным лицом народного мстителя.

Стиснув клещеобразными пальцами левой руки скулы извивающегося «княжеского сына», заставив его тем самым распахнуть рот от лба до груди, Игнач вливал в ордынца «смирновку» – прямо в горло – толстой струей из литровой бутыли.

– Еще на, пей! За веру поруганную!!! За оскверненье погостов!

– Стой! Стой! – бросился к нему Аверьянов, останавливая экзекуцию. – Месть – грех великий, смертный грех. – Николай отобрал у Игнача опустевшую уже на две трети бутыль и процитировал, доставая из кармана винтовую пробку: – «Мне отмщение», – сказал ведь Всевышний?.. Было дело, сказал… – Он плотно закрутил пробку. – «И аз воздам…» Такой вот вывод. Сам, значит, разберусь… Налью, когда пора придет…

– Да когда она придет-то?!

– Ну, брат, неисповедимы пути Господни… Он и твою, и мою, и его порции знает… Не обнесет! И обсуждать нечего.

– Я наук не ведал, – сознался Игнач. – В лесу живу.

– Дурдом какой-то… Да и одеты вы… – наконец он заметил, сколь странно одеты все вокруг.

– Обыкновенный сарафан… – растерялась Олена. – Красивый?

– Очень! – дипломатично кивнул Аверьянов. – Ни разу такого не видел!

К Берестихе приближался караван – татарские кони и сами татары, навьюченные Колиным снаряжением. Стрелковое оружие Аверьянов доверил только лошадям. Сам шел с легким «Кедром» – пистолетом-пулеметом – наготове. Впрочем, татарам и в голову не пришло бы «баловаться» – настолько пришибленными и запуганными они выглядели.

«Княжеский сын» все время пытался запеть что-то заунывное, из национальной, видимо, классики, но стоило Игначу оглянуться на него, как «княжеский сын» замолкал, стушевавшись.

– Про что он воет-то? – спросил Игнач Колю.

– Да что-то восточное, витиеватое, иносказательное. Но лирическое!

– Чего?!

– Ну, типа «Как увижу тетю Нину, сердце бьется об штанину»… Ой! – испугался Коля, оглянувшись на девушку.

– Да ее Оленой звать, ее не касается…

– То-то и обидно, может статься. – Как-то незаметно Аверьянов стал сползать на местный говор.

– А ежели и так, так тебе ж только на руку! – скабрезно хохотнул Игнач.

– А чего у тебя грузило-то из камня? – спросил Коля, чтобы сменить тему. – Совсем, что ль, в вашем леспромхозе – или что у вас тут – денег не платят? Довели людей: грузила – из камня!

– А какие еще бывают?

– Купил бы себе нормальное.

– Я рыбу-то ловлю, чтобы ее не покупать. А ты советуешь, купи грузило! Мне, может, и леску купить, и блесну купить еще? А лошадиный хвост зачем? – Игнач усмехнулся.

– А вот хороший вопрос, – оживился Аверьянов. – Из чего у вас, то есть в ваших краях, блесну делают?

– Из того же, из чего и у вас, наверно. Деревяшка либо кожи кусок, а ее слюдой покрывают, чешуйками. Одна к одной. Вот смотри!

– Тонкая работа! – восхитился Николай, осмотрев. – И блестит на солнце, как рыба.

– Верно. Оттого и зовется – «блесна»!

– Но ведь чешуйки-то вылетают, ее после каждой рыбалки чинить надо.

– Не надо! – возразил Игнач. – Зимой хороший хозяин много блесен наделает – на все лето хватит. Ну, а лентяй, либо нерадивый там, не запасливый, – чинит, конечно. Все чинить надо, Николай. И избу, и одежду, и упряжь… У вас-то что, не так разве?

– А леска?

– Настоящая? – Игнач почесал на ходу затылок. – Настоящая дорого стоит… Ее купцы из жарких стран привозят. По толщине – как конский волос, но длинная – жуть. И без узлов. Говорят, растение это такое, его как лен трепят… Называется ли… ли… ли… Она!

– Лиана!

– Во! В самую точку попал! Она самая. А у вас из чего блесна?

– Я покажу сейчас. – Коля вынул из одного из тюков со снаряжением красивую фирменную коробку. – На, дарю! «Fischer», ФРГ, набор крючков и блесен… – Коля оглянулся на Олену. – А вот тебе… – он протянул Олене свежий банан. – Нашел закуску-то! Даже не знаю, как банан в ней оказался. Сергей, поди, ученый этот караульный, для хохмы подложил. На! …Но это не все, не думай… У меня с собой еще кое-что есть…

– Да видно уж! – вздохнула Олена, осторожно принимая банан и явно не зная, как им распорядиться. – Князь – не пахарь…