Режиссер - Александер Андориль

Опустив голову, Свен ждет в коридоре рядом с его дверью. Взлохмаченные светло-рыжие волосы, уставшие глаза в обрамлении сахарной крошки белесых ресниц.

— Что случилось? — спрашивает Ингмар. — Ты как будто… даже не знаю, как сказать. Все будет хорошо, так всегда бывает.

— Просто из лаборатории сообщили об ошибке.

— Какая пленка?

— Они пока не уверены, что что-то не так, но…

— Это сцены с Гуннаром? Да? — спрашивает Ингмар. — Тогда все пропало.

Свен опускает глаза, щеки и кожа вокруг светлых бровей краснеют. Ингмар не знает, что сказать, он не в состоянии продолжать этот разговор, он слишком устал, чтобы говорить что-то ободряющее. Он закрывает дверь в номере, оставив Свена стоять в коридоре, медленно запирается на замок и ложится на живот в кровать.

Телефон трещит, временами царапая голоса, нереальное чувство кружения и падения пронизывает беседу.

— Нет, я вернулась позавчера.

— Как там Мария Луиза?

— Как обычно, — говорит Кэби. — Nur Ruhe[43]. Разбила все на части, каким-то чудом нашла дирижера, который выучил оркестровую партитуру, переложенную для фортепьяно.

В трубке раздается бульканье.

— А в воскресенье… да, точно, она устроила для нас фортепьянный концерт, — продолжает Кэби. — Пригласила кучу учеников и друзей.

— Ну и как?

— Во всяком случае, я почувствовала, что все в порядке.

— Хорошо.

— А ты как? Голос у тебя немного расстроенный.

— Даже не знаю…

— Что-то случилось?

В трубке раздается пощелкивание, на мгновение становится слышно жужжащее эхо чужих разговоров. Кэби вздыхает, голос не слушается ее, когда она начинает говорить:

— Наконец это случилось. Ты кого-то встретил?

— Что? — удивленно спрашивает он. — Прекрати, у меня тьма проблем с фильмом.

— Ты только скажи. Ты ведь знаешь, что мне можно рассказать. Дело не в ревности, просто я не хочу, чтобы ты мне лгал.

— Кэби, никого я не встретил.

— Ты ведь спишь с Ингрид?

— Вовсе нет, говорю же, все наоборот.

— Значит, ты спишь с Гуннаром, — смеясь, говорит она.

Она хохочет и отвечает, что, возможно, ему стоит попробовать.

— Вы поссорились? — спрашивает она таким же довольным голосом.

— На меня вчера что-то нашло, я орал, как сумасшедший. Гуннару от меня досталось, он заболел.

— Только бы вы успели сделать все, что задумано.

— Похоже, не успеем. Может быть, фильма вообще не будет.

— Ты серьезно?

— Ну я не знаю, деньги кончаются, все усталые и злые.

— Деньги наверняка есть.

— Было немного глупо начинать…

— Но ведь это очень важный фильм, — говорит Кэби.

— Ясное дело, я хотел показать отцу, что…

— Я имею в виду для тебя, важный для тебя самого, — перебивает она. — Все равно он не будет его смотреть.

— Да, ты права.

— Ладно, — бормочет она.

На линии что-то трещит.

— Что?

— Думаешь, ему понравится? — спрашивает она.

— Он скажет, что я ничего не знаю о пасторах, — отвечает Ингмар и поджимает губы.

Заметив сына, бегущего следом, отец быстро вскочил в седло и, слегка пошатнувшись, поехал вперед. Прямо по гравийной дороге, что пересекалась с просеками и свежими лесовозными тропами.

Ингмар видел, как полы тонкого пиджака развевались над сумкой на багажнике.

Видел, как маленький мальчик изо всех сил бежал за своим отцом, а тот, сгорбившись, все сильнее жал на педали, устремившись к тенистой синеве узкой тропинки в еловом лесу.

— Ты должен поговорить с Гуннаром и со всеми остальными, — говорит Кэби. — Сказать, что ты раскаиваешься и не стоило так себя вести.

— Но я не могу, — отвечает он. — Я способен только сидеть в номере и смотреть телевизор.

— Но ведь фильм…

— К тому же по субботам в гостинице танцы, наверняка все пошли туда.

— И ты иди.

— Не переношу танцы, — фыркает он.

— Необязательно танцевать для того, чтобы…

— Не могу, Кэби, я в таком отчаянии, сейчас заплачу.

— Тогда поплачь.

— Ага, — улыбается он, чувствуя, как в носу что-то натягивается, — наверное, это поможет.

11

Ингмар с отцом живут в гостинице Сёдерхамна. После ланча они едут на поезде до Бергвика и идут в кино.

На экране Маяк и Прицеп[44].

Вдруг кто-то стучит в дверь в самом конце салона.

Стучит тихо, но все же Ингмар должен открыть.

На потолке утренний свет. Выключенная лампа, мертвые мухи на дне стеклянного колпака.

В дверь снова стучат, Ингмар встает с постели, отодвигает оба кресла и открывает.

С приветливой робостью посмотрев на него, Свен входит в комнату. За ним идет К. А. с маленьким подносом, на котором лежит завтрак.

— Я только что получил ответ из лаборатории, — говорит Свен. — Они сказали, ничего страшного, просто… — Широко улыбаясь, он опускает глаза. — Просто смех, да и только, — продолжает Свен. — Они сказали, что все отлично.

— Здорово, — бормочет Ингмар.

— Вечером можем посмотреть.

К. А. ставит поднос на тумбочку.

— Я поговорил с Ингрид и Максом за завтраком. Они сказали, что Гуннар чувствует себя лучше.

— Рад за него, — говорит Ингмар, садясь на кровать.

— Что-то случилось? — спрашивает Свен.

— Случилось то, что, кроме меня, никто больше не хочет снимать этот фильм… да я и в себе уже не уверен.

К. А. подходит к окну и немного погодя бормочет:

— Стиг со своими ребятами ждут во дворе.

— А что там с погодой? — интересуется Ингмар.

— Солнце светит, но горизонт пасмурный. Лишь бы нам немного подфартило, и день будет серый.

— Значит, пора одеваться, — говорит Ингмар.

Стоя в фойе, Стиг рассказывает об особой курительной трубке, которую он вырезает из грушевого дерева.

— Каждый день понемногу.

Гуннар и К. А. осторожно разворачивают замшу на стеклянном столике.

— Трубка двойная, — говорит Стиг, выжидательно заглядывая им в глаза. — Можно забить в оба чубука один и тот же табак, а можно два разных сорта.

Те внимательно изучают трубку. Смотрят ее на свет.

— Двойная, — повторяет Гуннар, стараясь не засмеяться.

— Похоже на мотоцикл с коляской, — говорит К. А. Ингмар подходит к ним, и Гуннар протягивает ему трубку.

— Ну и как, работает? — тихо спрашивает он.

— Работает? — переспрашивает Стиг. — Ты о чем? К. А., смеясь, отворачивается, и Ингмар видит, как поблескивают глаза Гуннара, когда, прикрывая рукой рот, он садится на стул.

Входит Свен, он приносит холодный воздух в складках одежды.

— В машину забрались крысы. Сожрали половину сиденья, — пыхтит он. — Конечно же моего. На всей обивке огромные дыры.

— Наверное, от твоего сиденья вкусно пахнет, — предполагает Ингмар, почесывая спину о дверной косяк.

— Вкусно пахнет? И что теперь, надо есть все, что…

— Да шучу я, Свен.

— Думаешь, от него плохо пахло?

Ингмар смеется, они встречаются взглядами. Свен тоже рад.

— Ну что, едем в Скаттунгбюн?

— Даже не знаю, — говорит Ингмар.

— Мы еще можем успеть.

— Если плюнем на солнце и на…

— Не надо ни на что плевать, — перебивает Свен. — Все будет отлично. Именно так, как нам надо.

Когда они спускаются в долину, над дорогой на крутом склоне в ослепительном сиянии солнца вырастает Скаттунгбюн.

Вереница автомобилей и грузовиков сворачивает на дорогу поменьше, проезжает сквозь лес, вокруг которого замыкаются горы.

Они не спеша едут вдоль сверкающей цепочки озер.

Мощные автомобили, автобус со звукоаппаратурой и столовая на колесах — все это останавливается у въезда на грунтовку возле самого разворота. Бурливая вода последнего озера стремительно хлещет из открытого затвора плотины, спускаясь в реку Марнес.

— Это мне нравится, — говорит Свен, выходя из машины. — По-моему, замечательно.

Он показывает на запруду.

Ингмар кивает.

— Правда, пароходов здесь раз-два и обчелся, — улыбаясь говорит Катанка и ищет его взгляд.

Все в одинаковых куртках с подкладкой из овчины топчутся на солнечной площадке, чтобы согреться.

Двухлетние березки дрожат среди поросли тоненьких прутиков, пригибаются к земле.

— Блумквист получил разрешение вырубить немного кустарника возле устья реки, — говорит Свен, главным образом самому себе.

Немного постояв вместе с Ингмаром, он направляется к Петеру, который молча прилаживает закутанную камеру к деревянной подставке.

К. А. подходит к Ингмару и, ничего не говоря, тыкает пальцем в водянистую облачную пелену, нависшую над деревьями.

Ингмар собирает всех вокруг камеры, но долгое время просто стоит молча, не в силах собраться с мыслями.