Мальтийский крест - Василий Звягинцев

А уж как бал, жаль, что не маскарад, нравится девчонкам!

Те прямо сияют, порхают, тают… Какие ещё обозначения их эмоций можно придумать?

— Вот поэтому, для окончательного приведения Ловушки в означенное состояние, и работают наши товарищи, — продолжил Воронцов, сделав глоток. — А мы им в поддержку откроем ещё два фронта. Для полноты стратегической внезапности Фёст у себя действует полностью автономно, не посвящая в свои планы ни меня, ни тебя. Ты его до поры тоже к своим заботам привлекать не станешь. Вот и посмотрим, какая в итоге конфигурация выстроится…

— Но цель! У любой операции должна быть цель. Иначе будем кружить на месте, как слепой в тумане… — Труды теоретиков от Сун-Цзы до Клаузевица и генерала Брусилова Вадим уже успел изучить досконально. Более современных начнут преподавать на следующем курсе.

— Цель у вас с Ловушкой будет общая. По форме. Сохранение стабильности во вверенном регионе и недопущение возникновения посторонних мыслеформ. Поскольку сам ты их пока создавать не умеешь, особого интереса для Ловушки не представляешь. А вот если дестабилизирующие мыслеформы начнёт конструировать кто-то другой, ты с помощью вверенных вам с Тархановым спецслужб это непременно обнаружишь. Вот тут тебе девчата и пригодятся. Интуиция насчёт всякой чертовщины у них природная. Да и здесь за время учёбы мы их немного поднатаскаем… На сегодня всё. — Воронцов поднялся с кресла. — Иди, повеселись с народом. Завтра, глядишь, что-нибудь ещё интересное в голову придёт, тогда и продолжим.

Глава 6

Весна в этом году выдалась ранняя и удивительно тёплая. Уже в первых числах мая вся городская растительность буйно зазеленела, и готовились цвести каштаны. Температура устойчиво держалась около двадцати пяти градусов, и пусть море пока оставалось прохладным, в купающихся на пляжах Аркадии, Ланжерона, Лузановки не было недостатка.

Вдоль улиц и бульваров появилось множество столиков под яркими зонтами, время за которыми проводили в основном местные жители. Настоящего наплыва отдыхающей публики пока ещё не было, в холодной и дождливой Центральной России людям трудно было поверить, что на Юге погода совсем другая.

Сравнительно молодой человек, не так давно переваливший сорокалетие, сидел на веранде кафе метрах в тридцати от Воронцовской ротонды, откуда открывался прекрасный вид на Потёмкинскую лестницу и на всю перспективу Приморского бульвара до самой Думской площади. Изредка поднося к губам побуревший от времени и дыма мундштук слоновой кости с вставленной в него сигаретой без фильтра, он любовался то ли великолепными древними платанами, то ли девушками и дамами, прогуливавшимися под их сенью.

Означенный господин, с точки зрения физиономиста средней руки или рядового сотрудника губернского жандармского управления (заинтересуй он их), выглядел не более чем небогатым лицом «свободных профессий»: коммивояжер, провинциальный журналист, помощник присяжного поверенного, в крайнем случае. Костюм так себе, туфли и снову не из лучших магазинов, а сейчас изрядно поношенные, и весь остальной антураж того же класса. Да и кружка пива, которую он тянет слишком долго, словно на вторую денег может и не хватить, дополняла картину. Никого такой человек не заинтересует.

Тем не менее Игорь Викторович, никуда не спеша, с истинным удовольствием отхлёбывал время от времени из высокой фарфоровой кружки очень недурственное «Большефонтанское» пиво. Торопиться ему действительно было некуда, а уж заказывать ли ещё или перебраться в другое заведение — ему лучше знать, в чужих советах не нуждается. В этом смысле он и ответил нагловатому половому, позволившему себе заметить, что второй час занимать столик, ничего не заказывая, — не по делу.

Выразился Чекменёв на самом деле гораздо грубее, порадовавшись одновременно, что стиля не утратил и в состоянии выглядеть человеком, которому каждый лакей считает возможным в открытую хамить. Заодно проверил и другую способность — так глянуть и так процедить сквозь зубы сугубое оскорбление, одно из самых модных в этом сезоне на Молдаванке, что парень отшатнулся, будто получил удар не словесный, а физический. (По случаю отсутствия масштабной Гражданской войны и последующей советской власти Молдаванка в Одессе сохранилась в почти первозданном виде, архитектурно, психологически и по роду занятия большинства её обитателей, продолжая радовать любителей местной экзотики).

Сделав половому успокаивающий жест, мол, вали отсюда, шлемазл, я тебя не трону, Чекменёв продолжил своё занятие, то есть — покуривал, изредка поднося к губам кружку, рассеянным взглядом озирал то набережную, то сверкающее солнечными бликами море, удивительно пустынное сегодня.

«Всё ж таки моё положение имеет массу преимуществ, — думал Чекменёв, — не занимая штатной и публичной должности, оставаясь неизвестным в лицо и по имени подавляющему большинству населения, и даже журналистам и дальновизорщикам, можно вести себя как заблагорассудится, исходя исключительно из пользы дела. Главное, чтобы вовремя получалось эту самую пользу обосновать и подтвердить весомым результатом. Остальное спишется…»

Действительно, вскоре после коронации Олега Константиновича, Олега Первого на российском престоле, Чекменёв оставил достаточно обременительный пост начальника разведуправления штаба Гвардии, якобы по причине того, что в связи с изменившимися обстоятельствами смысл и содержание этой должности более не соответствовали его интересам и квалификации. На самом деле, в новой самодержавной России его служба из единственной опоры и надежды «латентной монархии» начала превращаться в достаточно рядовое учреждение вновь формируемой системы власти.

В России началось четвёртое, после Смуты, Петровских реформ и Гражданской войны, полное переформатирование государственного устройства Великой Державы. Слава богу, пока гораздо менее болезненное, не влекущее за собой слома жизненных устоев миллионов «простых» и не очень простых людей. И в этом процессе такому человеку, как генерал Чекменёв, нужно было искать подходящую характеру и обстоятельствам экологическую нишу, политическую и нравственную.

Никуда, конечно, Игорь Викторович из ближайшего окружения Императора не ушёл, просто превратился в очередного «криптократа» — «человека с тысячью лиц». Для тех, кто его хорошо знал и раньше — устранившегося (или отстранённого) от практической работы, но оставшегося ближайшим генерал-адъютантом Его Императорского Величества, с обширнейшими, как все понимали, но неопределёнными полномочиями. Серого кардинала, имеющего, как те же «знающие люди» понимали, власть, почти сравнимую с императорской. И разведка с контрразведкой из его рук, пожалуй, никуда не делись, и массу новых функций он наверняка приобрёл. А попробуй разберись в текущих раскладах, если все карты на столе — рубашками вверх.

Для всех же прочих такой фигуры как бы и вообще не существовало. Под многими именами Чекменёв имел достаточное количество вариантов личностей, в которые, по мере необходимости и желания, перевоплощался. Что давало ему возможность, в отличие от иных сановников его уровня, находиться, наподобие Гарун аль Рашида, в центре реалий обыкновенной жизни и постигать её изнутри, а не посредством профильтрованной нижестоящими инстанциями информации.

Олег Константинович вполне поощрял означенную методику, по соображениям как государственным, так и личным. Постоянное пребывание Чекменёва рядом с собой его моментами утомляло. Напорист и настойчив временами Игорь Викторович был сверх всякой меры. Только кто эту меру определял?

Да, в море перед Одессой не видно было ни одного заслуживающего внимания теплохода, пассажирского или торгового. Это удивляло. Словно действительно уже началась война, и город подвергается дальней блокаде. Как писал Паустовский, живший здесь и ходивший по этим улицам почти сотню лет назад: «Море было таким пустынным, как в те времена, когда человек не научился строить даже плоты. Можно было неделями и месяцами всматриваться с бульвара в даль и не увидеть ничего, кроме вспышек солнца и колебания волн»[40].

Только у самого горизонта внимательный глаз мог различить идущее с юга судно, тип и класс которого пока определить было невозможно за дальностью расстояния. Невооружённым глазом, естественно. Когда генерал поднёс к глазам портативный, но десятикратный бинокль, стало ясно, что это именно то, что он и ожидал здесь, под тентом кафе чуть левее памятника Дюку и знаменитой, единственной в мире лестницы.

Одна из личных яхт господина Катранджи. Кажется, «Лейла», силуэт достаточно характерный, две мачты, надстройка, занимающая две трети палубы, довольно высокая, чуть склонённая назад дымовая труба. Очень красивое судно, а внутри, по агентурным данным (от безвременно погибшего Фарид-бея, господина Насибова тож), вообще «Сказки венского леса». Богатейший человек, не входящий в «Периметр» мира, глава «Чёрного интернационала» и вообще чёрт его знает кто ещё, имел такую простительную в его положении слабость — в нерабочее время наслаждаться жизнью «на всю катушку», как в России почему-то говорится.