Абифасдон и Азриэлла. Дилогия - Андрей Олегович Белянин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наутро я тихо выбросил все журналы в мусоропровод. Моя жена этого даже не заметила…
Глава 12
Грешница
— Сегодня я угощаю. — Альберт жестом подозвал молоденького официанта, и без того ловившего каждый его взгляд. — Пожалуйста, прошу вас, ещё двести граммов текилы «Ольмека» для моего друга.
— Сию секунду. А для вас?
— Повторите грейпфрутовый фреш.
— Разумеется. — Парнишка кивнул и с радостью умчался исполнять.
Люди вообще радостно исполняют любые желания ангелов. Чем и пользуется Альберт, причём даже не задумываясь об этичности или неэтичности данного аспекта. Для него он естественен, как утренняя укладка волос гелем. В последнее время мой друг взял моду делать из своей короткой стрижки ещё и некое подобие мелких «ежовых игл», насмотрелся в подростковом американском кино…
А вот когда я сижу в том же кафе один, то мне порой приходится и стукнуть кулаком по столу, чтоб официант наконец-то соизволил подойти. Всё потому, что я — демон, а у демонов другие манеры. Соответственно и отношение к нашему брату не самое сахарное. Всё заслуженно, аукнулось — откликнулось…
Как раз сегодня я отправил в Ад одного зарвавшегося подонка, умудрившегося просрочить аж два договора и окончательно погоревшего на попытке списать это дело на ошибку самого Князя Тьмы. Но с нами такие детские финты не проходят, я получил разнарядку и взял этого умника прямо на выходе из храма, где он поспешно каялся во всех грехах, но утаил сделку с дьяволом…
— Всё равно я буду молиться за его душу, — печально вздохнул Альберт. — Мы должны ненавидеть грех, но жалеть грешника. А это не так просто, как кажется…
— О, у тебя появились намёки на претензии к Создателю? — подковырнул я.
Ангел улыбнулся, но погрозил пальцем:
— Не богохульствуй. Лучше скажи, как там твоя Азриэлла, беременность проходит без эксцессов?
— Ха, куда уж нам без них… Я имел глупость притащить домой с десяток женских журналов по этой теме. Представляешь, что теперь у нас творится? Молчи, всё равно не представляешь. Сейчас расскажу…
Последующие полчаса Альберт сидел с вытаращенными глазами, и веря и не веря каждому моему слову. Конечно, ему трудно было такое представить — моя жена четыре часа ходит взад-вперёд по комнате, баюкая мокрый пятикилограммовый свёрток. Варит детскую кашу, одновременно стирает пелёнки и развешивает их на длинных верёвках по всей квартире, сопровождая всё это однообразным пением колыбельных. Она же ставит будильник на четыре часа утра, потом будит меня и заставляет полчаса однообразно качать кровать, пока не…
В этот момент в кафе вбежала растрёпанная рыжеволосая девушка лет семнадцати-восемнадцати, в облегающих джинсах и футболке с надписью КАRANTIN. Её глаза были припухшими от слёз, руки тряслись, она забилась в угол, к стене, и закрыла лицо руками. Мне хватило лишь одного взгляда, чтобы понять и правильно оценить ситуацию…
— Грешница!
— Заблудшая душа, — нервно поправил Альберт.
— Грешница, — ещё более уверенно оскалился я, втянув ноздрями воздух.
— Хочешь драки? — Под ресницами моего друга на миг блеснул холод Ледовитого океана. — Она совершила грех, но она ещё не твоя.
— Грех?! Подумаешь, переспала пару-тройку раз с мальчиком, а он её бросил… Тьфу! Да если бы всех таких грешниц в Ад забирали, у нас бы давно перенаселение зашкаливало, и так уплотнять больше некуда. Нет, дорогой мой товарищ, настоящий грех — это то, что она только собирается совершить!
— И что с того? — Он начал приподниматься из-за стола.
— А ничего, сядь! — Я тоже повысил голос. — Не заводись, Альберт, ты прекрасно знаешь, что я тебя не боюсь. Как знаешь и то, кем мне приходится работать. Я и пальцем к ней не прикоснусь, пока она не заключит договор и не истечёт срок контракта…
Ангел вздохнул, с хрустом размял кулаки и, ничего не ответив мне, подсел за столик к рыжей девице:
— Не делай этого…
Она подняла на него изумлённые глаза.
— Девочка моя, я понимаю, как тебе сейчас тяжело, и больно, и страшно. Ты не ожидала, что твой парень поведёт себя как последний мерзавец, ты не знаешь, что сказать родителям, не можешь бросить учёбу… Но поверь мне, если ты сделаешь аборт, всё станет ещё хуже.
— Вы… кто?!
— Ангел, — честно представился Альберт.
И зря! Откровенность не всегда лучший способ завязать знакомство, назовись он хоть психологом или экстрасенсом, всё могло быть куда проще…
— Ах, ангел?! — едва не завизжала девушка. — Значит, добренький Боженька с небес послал ангела меня утешить! Знаем, было, проехали! И куда вы меня повезёте «утешаться» — в сауну, в отель, на дачу?! Все вы, все…
Щёки моего друга заполыхали. Не то чтобы он не привык к человеческой несдержанности, просто любая агрессия сразу относит душу к нашему берегу. Ангелам элементарно больно это видеть…
— Простите, что вмешиваюсь. — Я встал, с грохотом переставил свой стул к их столику, перекрывая девушке последнюю возможность смыться, и продолжил: — Ты бы заткнула фонтан, детка, орёшь почём зря в общественном месте. Никто тебя никуда тащить не намерен — ему нельзя, а мне неинтересно. Но пока наше ведомство не пронюхало о твоей истерии, прими совет: выслушай моего друга и дуй в церковь!
— Не надо так грубо, Абифасдон…
— Только так и надо, Альберт, — отрезал я. — Девчонка на грани, человеческих слов не понимает. Знаешь, как быстро бесы чуют такие вот неуравновешенные души?
Рыжая всхлипнула, но замолчала. Бармен сделал вид, что его всё это не касается, отвернувшись к стойке и протирая фужеры.
— Вы из милиции, да?
— Хуже, — ответил я, поскольку вопрос относился исключительно ко мне. — Я оттуда, где тебе, рыбка, делать нечего, и я очень бы не рекомендовал интересоваться, где конкретно. Короче!
Она вздрогнула.
— Об аборте и не думай! Это тяжкий грех, приравнивается к убийству!
— А если только на четвёртой неделе? — слабо пискнула она.
— Уже с третьей Господь дарует плоду чудо ощущения матери, — поправил Альберт, — а через неделю твой малыш уже может чувствовать боль и страх, ему передаются малейшие колебания твоего настроения. Абифасдон прав, аборт — это убийство ещё зарождающейся жизни…
— Но я… я… а я как же?! — В её глазах вновь показались слёзы.
Ангел утешающе достал из кармана чистейший носовой платок и замер…
Моих ноздрей не сразу коснулся знакомый запашок серы, а может, я к нему просто давно принюхался и не замечаю. Бесы! К нам вальяжной походкой подошли двое «новорусских»