Непридуманное счастье - Оксана Сергеева

Насте вдруг захотелось домашнего торта, и вдвоем с мамой они решили, что будут печь «Наполеон». К обеду вся кухня была усыпана мукой и хрустящими крошками от коржей. Настя мазала верхушку кремом, готовясь сделать завершающие штрихи, когда позвонил Борис. Он попросил дочь к телефону, сказав, что у него для нее подарок.

Телефонный разговор был коротким, но после него у Насти началась истерика. Она забыла про торт, убежала в комнату и расплакалась. Татьяна никак не могла ее успокоить, даже причины внезапных слез дочери не могла добиться. Что такого сказал ей Борис?

В конце концов, она позвонила бывшему мужу.

— Что ты ей сказал?

— Что я ей сказал?

Как же раздражала его дурацкая манера повторять вопрос. Словно со слабоумным разговаривала.

— Настя плачет. Что ты ей такого сказал? Зачем вообще звонил? — нервно спрашивала Таня, не в силах как‑то сдерживать свои эмоции.

Лёня, услышав плачь и крики, бросил свое дело, вышел из спальни и застыл в дверях гостиной, подперев плечом косяк.

— Ничего такого, — изумился в телефонной трубке Борис. — Плачет? Она вроде рада была.

— Чему рада? — чуть не рявкнула Таня.

— Я сказал, что у нее скоро будет братик или сестренка. Мы пока не знаем пол, не показало УЗИ. Врач сказал, что закрывается малой.

— У вас ребенок будет?

— Ну да! — весело воскликнул Осипов.

— Поздравляю, — без особой душевности обронила Таня. — Всего хорошего вам. Ладно, Боря, мне некогда.

— А чего она расплакалась‑то, глупенькая? — засмеялся Борис, но бывшая жена уже положила трубку, не дослушав его.

Отбросив телефон на диван, Татьяна пошла успокаивать дочь. Нашла ее в том же положении, что и несколько минут назад. Настя лежала на кровати, зарывшись лицом в подушку, и рыдала.

Татьяна тяжело присела рядом и погладила трясущиеся плечи дочери.

— Настя, я поговорила с твоим отцом. Он мне сообщил новость, — неловко начала, как‑то растерявшись. Почему‑то говорила неуверенно, не так, как следовало бы. Корила себя внутри, что рассеянна сейчас, что не может быстро подобрать нужных слов.

Настя притихла, замерла в ожидании, стала всхлипывать тише.

— Что тебя так расстроило? Доченька, давай поговорим. Папа сказал тебе что‑то обидное?

Девочка оторвалась от подушки и села прямо, но потом ссутулилась, будто вмиг проникнувшись страшной неуверенностью, сползла на край кровати и спустила ноги. Словно собиралась вот — вот вскочить с места и убежать.

— Настюш, — снова осторожно Таня подтолкнула ее к разговору, погладив светлую голову. Заправила за ухо, выбившейся локон.

— Теперь он меня вообще не будет любить, понимаешь? У них там свой ребенок будет, и он про меня забудет вообще! Не будет он приходить! И звонить не будет! — с отчаянием закричала она. — Я знаю! Не нужны мне больше ни братик, ни сестренка! Я их не хочу! Я не хочу, чтобы у него были другие дети! На надо мне! Не хочу я!

Таня потрясенно задержала дыхание, чувствуя, как у самой болезненно сжалось сердце.

— Настя, мы же с тобой об этом разговаривали. Это в порядке вещей, что когда мужчина и женщина женятся, то у них появляются детки. Мы с Лёней поженились, теперь у нас тоже будут детки, две девочки. У тебя скоро появятся две сестренки. Ты же была рада, ты говорила, что хочешь сестренок. Разве не так? Или ты меня обманывала?

— Нет, — всхлипнула дочь, — ну и что… что сестренки… Вы же с Лёней никуда не уходите, вы всегда со мной, мы живем все вместе! А он и так не приходит! Мама, почему я ему не нужна? Мне все говорят, что я умная, способная, красивая! Почему он меня никогда не хвалит? Он даже мой дневник ни разу не видел! Я не нужна, а тот ребенок, значит, нужен? Чего вот он так радуется? Чего он радуется?

Таня не могла больше говорить, потому что эти для кого‑то простые вопросы для них — самые сложные. Они подобно неизлечимой болезни, с которой пытаешься свыкнуться, чтобы испытывать радость жизни. Но Настя еще не умеет. С горечью Татьяна осознавала, что сказать ей больше нечего. Надоело Бориса оправдывать, смягчая Настино впечатление, скрадывая за паутиной добрых слов его бесчеловечность и равнодушие. Но тем тяжелее видеть обиду и разочарование дочери.

Таким, как Боря, вообще нельзя иметь детей. И если его нынешняя жена думает, что с ней все будет по — другому, что ребенок от нее будет дорог Борису, она глубоко ошибается. Не случится с этим мужчиной каких‑то душевных изменений, не обретет его никчемное существование нового смысла. Теперь у него новая жена, значит, будет и новая любовница. Все вернется на круги своя и покатится по привычному руслу. Боря никогда не умел и не хотел меняться.

Все это время Лёня мерил шагами прихожую, злился, нервничал и не знал, как все устаканить и привести к былому равновесию. Когда услышал тихие Танины всхлипы, не выдержал.

— Все, перестаньте. Обе, — невольно строго сказал он. При таком бушующем шторме в душе очень сложно оказалось выдавить из себя что‑то нежное и успокаивающее. Вот и у него не получилось. — Таня, иди чайку завари, а мы с Настюхой поговорим пока. Как взрослые люди, да? — подмигнул девочке, хотя не знал точно, с чего и как начать тот самый «взрослый» разговор. Зато точно знал, что его жене нельзя волноваться.

Татьяна оставила мужа и дочь наедине, сама пошла на кухню, но совсем в этот момент ей было не до чая.

Пока Лёня усаживался и думал, с чего же ему начать, Настя заговорила первая:

— А ты тоже меня теперь разлюбишь?

— С чего это? — по — доброму усмехнулся Вуич и прижал ее к себе за хрупкие плечики.

Всегда Настю любил, девчушка на его глазах росла. Как ее можно не любить, она же что лучик солнца — всегда светится доброй улыбкой и обожает весь мир. Потому злился сейчас Вуич на Осипова за его тугоумие и недалекость так, будто все это его лично касалось, такой близкой стала ему Танина девочка.

— Как это с чего? — забубнила Настя ему в грудь. — Вот родятся близняшки, и ты тоже станешь только около них крутиться.

— Не стану.

— Да? — с надеждой спросила она и подняла на мужчину заплаканные глаза.

— Конечно. Как я тебя разлюблю, я ж тебя дольше знаю, — мягко и ободряющее встряхнул он хрупкое тельце, сжатое в объятиях. — А к этим еще присмотреться надо, кто там у нас родится. Может, хулиганки какие.

— Да ну — у–у, — улыбнулась Настя, и у Лёни от этой простосердечной улыбки на душе потеплело. Таня так же улыбалась. Вот точно так же. До сих пор дивился, откуда в этом злобном, подчас лицемерном мире взялись такие целомудренные души. Как сохранились, выжили?..

— Пойдем чай пить, я уже хочу попробовать, что вы с мамулей там напекли.