Форпост (Тетралогия) - Андрей Валерьев

Лицо Николая было крайне сосредоточено. Говорил он очень медленно, тщательно подбирая и взвешивая каждое слово.

— Ты убил Рому. Тебе принадлежат жизни Серого и Юрки. Возможно, — офицер помолчал, — раньше ты и был простым торговцем, но сейчас ты изменился. Ты еще этого, может быть, и не понял, но ты уже другой человек. Люди растеряны и напуганы, один бог знает, где мы, куда нас занесло. Ермаков был жесток, но он дал хоть какую-то опору и надежду. Сначала его боялись, а потом все осознано за ним пошли. Вот так вот. Просто не испорть то, что начал он.

Коля хитро улыбнулся, моментально став самим собой и, ухмыляясь, добавил:

— Так что вы, батенька, нынче — вождь. По праву сильного. А всё, что от меня потребуется… я со всей душой.

Маляренко застонал и схватился за голову. Каждое "ты", произнесённое другом, словно вбивало новый гвоздь в крышку гроба. Звучало, как приговор. Иван вспоминал, как на самом деле происходило всё то, о чём говорил офицер, и сгорал от стыда. Николай его ни в чём не убедил, но другого выхода, кроме как честно тянуть лямку, он не видел. Люди, по совершенно непонятным ему причинам, слушались его и выполняли то, что он, Иван Маляренко, им приказывал! Это было выше его понимания. Ваня никогда никем не руководил. Из армии он вернулся рядовым, своей ленью и пофигизмом не заслужив даже лычку старшего солдата. Жена его почти никогда не слушала, предпочитая жить своим умом, а чаще — просто командуя мужем, которого считала тряпкой и слабаком. Административную карьеру в бизнесе Иван тоже не сделал, потому что работал всегда в одиночку. И вот — нате! Получите и распишитесь! В голову упрямо лезли цитаты из "Маленького принца" и мысли об ответственности за доверившихся ему людей.

Погоревав о своей судьбинушке минут пять, Иван собрался и успокоился.

— Знаешь, я всё больше и больше Ермакова уважаю. Сколько он успел провернуть — аж страшно делается. Сколько информации в голове держать и так качественно… рулить, — Маляренко покачал головой. — Я когда вник в систему организации и распределения работ, то просто обалдел. Коля, всё налажено идеально! Не упущено ничего!

— Ну а ты чего хотел? — Николай невесело усмехнулся, Ермакова не хватало и ему. — Серый болтал — почти тысяча человек у него работало.

— Кстати, о Сером. Думаю его замом сделать. В смысле, прорабом. Очень толковый мужик, — Иван помолчал, припомнил свою первую встречу со Звонарёвым, вздохнул и добавил: — Хоть и скотина редкая. Ну а ты, — Маляренко поднялся на ноги, — будешь замом по безопасности. Очень на тебя рассчитываю, Коля. Еще одного такого бунта община не переживёт. Всё, иди рыбу ловить, будь она проклята!

Лопая на завтрак, обед и ужин одни морепродукты, Иван с тоской вспоминал жёсткие и жилистые куриные ножки. В окрестностях рощи такие курицы не водились — видимо, прежние "жильцы" успели всех сожрать. А еще — очень хотелось хлебушка.

— У меня от этой рыбы скоро жабры вырастут.

— Угу. И икру метать начнёшь! — Коля был, как всегда, в своём репертуаре.

— Надо решать с едой что-то. Бабы уже всю съедобную траву в округе повыдрали, а далеко ходить боятся. — "Вождь" вздохнул. Проблемы лезли со всех сторон. — Всё. Иди работай.

Иван развернулся и пошёл к посёлку.

— Вань! Стой, погоди! — рыбак стоял уже по колено в воде. — Спасибо тебе. За то, что вернулся.

Сегодня Алину опять отправили нарезать из ближайшего кустарника длинные и гибкие ветки — для дома нужны были стройматериалы. Хотя было уже не так жарко, как раньше, но уставшая женщина всё равно обливалась потом. Алина не вернула назад ту жуткую, рваную брезентовую робу, что ей выдали в первый же день. С помощью Алёши она кое-как выстирала её в ручье и зашила самые большие прорехи. И теперь, идя на любую работу, всегда надевала плотный брезент поверх одежды. Было очень жарко и тяжело, но зато одежда оставалась целой. Солнце стояло в зените, женщина отёрла рукавом пот и с надёждой оглянулась на рощу. Словно в ответ на её мысли, из лагеря донеслись звонкие удары по металлу. Обед. Подхватив вязанку тонких и гибких прутьев, Алина бегом устремилась в посёлок. Отставшие женщины понимающе переглянулись — к мужу.

Прошло три дня с того страшного момента, когда озверевший Рома избил Алёшу дубинкой и истоптал ногами. И три ночи. Бессонных ночи. В тот раз, когда дежурившего Алексея искусали эти проклятые собаки, она смогла его выходить, хотя раны были ужасны, и крови мужчина потерял изрядно. Вот и сейчас всё своё свободное время Алина проводила возле лежащего без сознания Алексея, вызывая у окружающих искреннее уважение и сочувствие. Даже бывший бригадир Сергей как-то вечером подошёл к её шалашу и пробурчал нечто утешающее. При воспоминании об этом Алину передёрнуло. Серый был омерзителен и страшен. Как и его бывший шеф. Как и Рома-аэропорт. И никакие слова сочувствия не могли изменить её мнение об этих людях.

Вопреки сложившемуся среди обитателей посёлка убеждению, Алексей и Алина не были супругами, Алексея трудно даже назвать её парнем. Он просто был верным другом в жизни и хорошим партнёром в бизнесе, а еще — единственным человеком, который связывал её, Алину, с тем миром, в котором остались маленькая дочь и мама. И любимая работа — бальные танцы. Партнёры держали маленькую танцевальную студию и часто выезжали проводить платные мастер-классы в другие города. Денег это приносило немного, но на жизнь Алине хватало.

Женщина сбросила охапку прутьев у строящегося дома и из последних сил поспешила к шалашу.

— Ну что? Все поели? — сидящий на месте дяди Паши Маляренко старательно изображал удовольствие от очередной порции осточертевшей ухи. Обеды, в отличие от ужина, старались не затягивать, чтобы больше успеть сделать за световой день. Народ зашевелился и стал шумно выбираться из-за стола.

— Что? — Светлана замерла и напряжённо смотрела куда-то за плечо Ивана. Все вокруг оглянулись на неё и замолчали — в глазах девушки плескался страх.

— Что? — В полной тишине голос Светы прозвучал особенно громко. Маляренко обернулся. Позади него, в своей чудовищной робе, стояла Алина и тихо плакала.

— Лёша умер.

Все дела, запланированные на послеобеденное время, пришлось отложить. Иван снова собрал мужчин, и на маленьком погосте, на дальней опушке рощи, появилась вторая могила. Постояв немного возле свеженасыпанного холмика, народ начал расходиться. От утреннего хорошего настроения не осталось и следа. При жизни Алексей был тихим и незаметным человеком, но любая смерть в этом маленьком социуме теперь воспринималась каждым, как личная потеря.