Януш Корчак. Жизнь до легенды - Андрей Маркович Максимов

о нем взрослые: родители, педагоги, преподаватели.

И в детском лагере, а потом и в детском доме Корчак приучал детей оценивать самих себя, считая, что этот навык необходим для всей дальнейшей жизни.

И тогда оценка за поведение, которую ставит себе парень сам, превращается не в пугало, а, если угодно, в способ самоанализа.

7

Но главное, конечно, из того, что придумал наш герой в детском лагере — это детский товарищеский суд чести.

Что это такое?

Ребенок, который чувствовал несправедливость, мог подать в суд на кого угодно: на товарища по лагерю, на преподавателя, даже на директора. И суд беспристрастно разбирался в произошедшем. И если приходил к выводу, что ребенка обидели, виноватых могли наказать.

А судьи — кто? Разумеется, дети.

Корчак придумал забавный способ их выбрать. Он попросил всех, кто хочет попробовать быть судьей, собраться в определенное время. А сам опоздал на полчаса. Те, у кого хватило терпения дождаться, стали судьями.

Детский суд чести — конечно, серьезная педагогическая новация, и мы подробно поговорим о нем, когда поведем разговор о Доме сирот. Но первая идея о таком суде возникла именно в лагере.

Именно здесь Корчак создал систему, которая поможет детям биться за справедливость.

Он считал, что справедливость — это то, чего детям катастрофически не хватает в их жизни. Они даже слово такое не употребляют.

А жаль…

Детский товарищеский суд чести — это возможность создать такую ситуацию, когда ребенок не просто начнет бороться за справедливость, но получит все шансы победить.

8

Сам наш герой итоги работы в лагере подводит сухо и без эмоций: «Я многим обязан летним лагерям. Здесь я впервые столкнулся с детским коллективом и самостоятельно в ходе практической деятельности знакомился с азбукой воспитательной работы. Богатый иллюзиями, бедный опытом, молодой и сентиментальный, я думал, что многое сделаю потому, что многое хочу»[73].

С моей точки зрения, главным итогом работы в лагере было то, что Януш Корчак окончательно убедился: педагогика — это его призвание. Он общался с детьми, как сейчас принято говорить, 24/7 — и ему становилось все интересней.

В отличие от медицинской работы, в которой многое раздражало, здесь не раздражало ничего. Было тяжело, трудно, то и дело возникали проблемы, которые надо было решать, причем немедленно. Но все это было интересно, азартно.

Не было ни опыта, ни знаний. Только талант, если угодно — чутье на верные решения.

И этого оказывалось достаточно. Если таланту дать себя проявить — он преодолеет любые препятствия.

Вот мы говорим, например, про абсолютно своеобразное отношение Корчака к мальчишеским дракам, но нам известен только результат размышлений. А ведь к такому неординарному отношению к дракам Корчак пришел сам. Как и к истории, когда дети сами себе ставят оценки за поведение. Как и к детскому товарищескому суду.

Не прочел, не выведал — догадался!

Все это — и сколько еще! — мог придумать только человек, абсолютно включенный в процесс общения с детьми, если угодно — питающийся энергией этого процесса.

Вот результат: воспитательный процесс дает энергию, дает силы. Это тяжелая, но радостная работа.

«Благодаря теории — я знаю, а благодаря практике — я чувствую»[74], — заметил наш герой.

Здорово сказано, правда? Чувства возникают, не благодаря размышлениям, а благодаря практической работе.

Так вот, занимаясь целыми днями педагогической практикой, Корчак почувствовал абсолютную необходимость в ней. Ну не мог он не почувствовать себя педагогом!

И что же сделал наш герой?

Пошел работать в школу? Или создал Дом сирот?

Как бы не так!

Он взял — да и поехал за границу.

Чего? Почему? Зачем?

Попробуем разобраться.

Глава десятая. Решение, ты где?

1

Итак, Януш Корчак едет заграницу.

За чем?

Во все времена — если речь не идет, конечно, об эмиграции — за границу ездят с тремя целями: учиться, лечиться, развлекаться.

Лечиться? Рано.

Развлекаться? Не в его характере.

Значит, учиться.

Вопрос: чему?

Вспомним, что за границу направляется молодой врач. Логично предположить: он едет учиться врачебному мастерству.

Однако поездка случилась после работы в детских лагерях, где осваивались первые педагогические методики и приемы. Значит, Корчак едет учиться мастерству педагога.

А как же литература? Одна книга уже стала модной, в голове зреют другие, молодой врач, он же — педагог, что-нибудь да непременно пишет едва ли не каждый день. Может быть, он едет учиться мастерству литератора?

Загадочная поездка.

Ах уж этот Януш Корчак — человек, шагающий по нескольким дорогам одновременно, — не так уж просто с ним разобраться.

Одно как минимум понятно: почему именно Берлин и Париж. (Правда, заезжал еще и в Лондон, но совсем ненадолго.) С детства мама учила немецкому и французскому. Замечательно ехать туда, где не будет языкового барьера…

К тому же Берлин и Париж в то время — центры Европы. Небезынтересно поглядеть на такие города.

Но не ради же красот и общения с местными жителями едет он?

Вот как уже позже вспоминал Корчак о том, как он учился в Европе: «…свое образование я восполнил в клиниках Берлина (год) и Парижа (полгода). <…> В свободные дни я посещал сиротский приюты, исправительные дома, места заключения так называемых малолетних преступников. Месяц в школе для умственно отсталых детей, месяц в наркологической клинике „Циена“»[75].

Так чему он все-таки учится, этот «многодорожник»? В основное время — врачебным наукам, в свободное — педагогическим?

Он уже отработал в детском лагере. Он уже понял, как нравится ему эта работа. Он уже устал от медицины. Больные его нередко раздражают, дети — практически никогда.

Что ему еще надо? Зачем он восполняет свое медицинское образование в Берлине и в Париже?

Почему, наконец, он никак не может принять решение?

Принять решение…

2

Как вообще человек принимает решение? Корчак, или вы, дорогой читатель, или я?

По меткому замечанию американского психолога Леонарда Орра в голове каждого из нас прекрасно уживаются два условных, метафорических существа. Орр называет их: Думающий и Доказывающий.

У них удивительные взаимоотношения: о чем бы Думающий ни подумал, Доказывающий непременно это докажет.

Другими словами: в мире нет абсолютно ничего такого, чего мы не могли бы сами себе доказать. На этом нашем свойстве основано огромное количество сюжетов мировой литературы, в которых человек с легкостью доказывает себе то, чего на самом деле нет, что ведет чаще всего к трагическим последствиям.

Дездемона не изменяла Отелло; Вронский продолжал любить Анну; Жеглов доказал себе, что Груздев убил собственную жену и так далее и так далее…

Понимаете, что получается? Никакой объективности в размышлениях нет — мы