Москва: место встречи (сборник) - Глуховский Дмитрий Алексеевич

В теплые солнечные дни он иногда проводил занятия на натуре, выводя весь курс на улицы Москвы и рассказывая нам о памятниках столичной архитектуры. И вот однажды вместо лекции он решил показать нам уникальный четырехэтажный жилой дом, единственный в России, построенный в итальянском стиле без единой лестницы. Дом этот имел в плане форму буквы «О», а по внутренним его стенам проходил винтообразный пандус, позволявший перемещаться всё выше и выше с этажа на этаж. Сооружение, прямо скажем, нелепое, но тем и интересное. Сохранился этот уникальный дом на огромной территории, огороженной деревянным забором и располагавшейся прямо рядом с Красной площадью. Там находилась стройплощадка очередной сталинской высотки. К моменту смерти Сталина в Москве уже существовали несколько высотных зданий. Это МГУ, дом на площади Восстания, на Котельнической набережной и гостиница «Ленинградская» у трех вокзалов. Эти дома составляли особый замысел Сталина, где последний из их ряда, судя по проекту, который я видел, должен был начисто подавить образ Кремля своими размерами. К моменту смерти Сталина в 1953 году уже была проделана огромная работа по закладке нулевого цикла здания. Был вырыт котлован, в котором должны размещаться фундамент и несколько подземных этажей. Практически уже было возведено гигантское подземное сооружение.

Со смертью Сталина строительство было заморожено, и лишь гораздо позднее, в шестидесятые годы, было принято решение возвести на готовом фундаменте здание гостиницы «Россия». А пока, в конце пятидесятых, на этом месте был заброшенный пустырь со следами подземных сооружений, затопленных водой. Но на этой огороженной территории чудом сохранился тот самый памятник итальянской архитектуры, который и захотел показать нам Акимов, зная, что вскоре его снесут. Ему была известна лазейка в деревянном заборе, через которую все мы пробрались в это не очень-то охраняемое место. Зрелище было не из самых приятных. Типичная мерзость запустения. Всё заросло бурьяном, повсюду валялся строительный мусор, из-под земли торчала ржавая арматура предполагаемых железобетонных фрагментов здания. Местами можно было лицезреть вход в отдельные участки гигантского фундамента, в глубине затопленного водой. Проведя нас мимо всего этого ландшафта, напоминавшего кадры из военных фильмов, а местами соперничавшего с иллюстрациями Доре к «Аду» Данте Алигьери, Акимов показал то, ради чего мы сюда пришли. В дальнем углу гигантской стройплощадки приютился дом из красного кирпича, ничем не приметный снаружи, но действительно необычный, если смотреть из его внутреннего дворика. Чтобы ознакомить нас с его конструкцией, Акимов предложил подняться по пандусу на один из верхних этажей, предупредив, чтобы мы держались ближе к стене, поскольку пандус может и обвалиться. И вот когда мы пошли по нему, то из квартир, располагавшихся на этажах, вдруг начали выползать какие-то странные люди, напомнившие мне персонажей из пьесы Горького «На дне». Сейчас мы свыклись с новым типом людей, называемых бомжами, а в советские времена такого понятия и быть не могло. Если и существовали люди «без определенного места жительства», то это тщательно скрывалось, поскольку в стране победившего социализма бездомных теоретически не должно быть, по определению.

Оказывается, в этом заброшенном доме, где давно были отключены все виды коммуникаций, то есть не было ни воды, ни электричества, не функционировали уборные, не было стекол, нашли себе пристанище самые разные личности. Это были бездомные, убогие и больные люди. Но среди них я заметил и явных уголовников, с характерным выражением глаз, с пронзительным, хитрым взглядом, знакомым мне со времен дворового детства.

Когда мы всей толпой поскорее спустились во внутренний двор, многие из этих обитателей вышли к нам пообщаться, попросить еды, воды или закурить. Они вели себя явно недоброжелательно, но к агрессивным действиям не переходили, поскольку нас было много. Я помню, насколько поразил меня этот контраст: рядом с Кремлем, в центре столицы существует такое, во что никто и не поверит, если рассказать.

И вот когда мне понадобилось охмурить очередную девушку, я не придумал ничего лучше, как провести ее на ту самую стройплощадку. Должен признаться, что в тот период холостяцкой студенческой жизни основным типом девушек, которыми я интересовался, были молоденькие, наивные студентки младших курсов московских институтов, из интеллигентных семей. Чаще всего это были девственницы, но в мои планы и не входил никакой секс. Более того, я боялся доводить свои отношения с ними до близких, поскольку у меня уже был печальный опыт с лишением невинности одной знакомой, после чего она так влюбилась в меня, что я вынужден был избегать проявления ее обожания и преданности на всю оставшуюся жизнь. Единственным выходом из созданного мною же положения было жениться на ней. А это представлялось абсолютно невозможным в том возрасте. Для удовлетворения физиологических потребностей существовали более независимые, опытные и ни на что не претендующие чувихи из прежнего бродвейского круга проверенных кадров. Чаще всего они были несколько старше меня.

В случае с юными студентками я преследовал иные цели. Мне хотелось завладеть девичьим вниманием, войти в полное доверие, влюбить в себя. Это были своего рода психологические эксперименты, в какой-то степени недобросовестные, поскольку я уже знал, чем это все закончится, а они и не предполагали. Мне очень нравилось часами ходить с какой-нибудь девушкой вдоль Бульварного кольца и рассказывать всё, что я знал о джазе, о художниках-абстракционистах, о модных западных писателях и поэтах. Надо сказать, что во время ранней хрущевской «оттепели» мало кто имел возможность получать информацию обо всем модном и зарубежном. Поэтому мои познания поражали воображение любой любознательной девицы. А если я понимал, что все это ей неинтересно, я тут же сам терял к ней интерес.

Но в данном случае мне только еще предстояло завоевать внимание одной из девиц, поразив ее воображение чем-то необычным. И я уже знал чем. Буквально вскоре после той лекции с посещением заброшенной стройплощадки я задумал при очередном свидании провести ее туда через известный мне проход в ограде. Когда мы встретились солнечным весенним днем в центре Москвы, я спросил, не хотелось бы ей испытать острые чувства, попав в рискованную ситуацию. Она с некоторым недоверием отнеслась к моему вопросу, поскольку тогда отыскать в Москве опасное место, особенно днем, да еще в самом центре, было довольно сложно. Но, как я понял, против этого она ничего не имела. И вот мы пошли мимо Ильинских ворот, вниз к площади Ногина (ныне Китай-город), к забору, который располагался вдоль левой стороны всей улицы Степана Разина (ныне Варварка), вплоть до самой Красной площади. Когда мы подошли к тому месту в заборе, где, отодвинув одну из досок, можно было пройти на территорию пустыря, я еще раз переспросил девушку, не боится ли она. И предупредил ее, что после того, как мы туда попадем, с нами может случиться что угодно, поскольку никаких милиционеров там не бывает. Она несколько заколебалась, но, как и любая комсомолка, воспитанная на лучших образцах советской юношеской литературы типа «Молодой гвардии», все-таки согласилась. Совершая этот, в общем-то, идиотский поступок, я прекрасно понимал, что иду на определенный риск, подвергая к тому же реальной опасности свою наивную знакомую. Отодвинув доску, мы попали в этот затерянный мир. У меня не было никакого желания далеко отходить от забора, чтобы в случае чего успеть вернуться обратно, в безопасный мир. Тем не менее я обязан был показать своей спутнице хоть что-либо впечатляющее. А для этого необходимо было углубиться в эту территорию хоть на некоторое расстояние. Я постоянно оглядывался по сторонам в надежде, что никто из мрачных обитателей этого места нас не заметит и не причинит нам зла. Моя тревога передалась девушке. Быстро осмотрев «красоты» брошенной стройки, мы с облегчением покинули это инфернальное место. Главное, я почувствовал, что моя знакомая оценила необычность приключения, поняв, что я ее не обманул. Уж больно ярким был контраст между беспечным настроением людей, гулявших по залитым солнцем улицам Москвы сразу за забором, и мраком, существующим прямо за этой оградой. Я думаю, что чувство страха, которое испытал я там, передалось и ей. А это и было главной моей целью. Мне повезло, что в тот момент нам никто не встретился. А то могли бы возникнуть непредсказуемые последствия. Позднее, когда уже началось строительство гостиницы «Россия», я узнал, что в процессе осушения подземных помещений там были найдены полуразложившиеся трупы. Некоторое время я даже гордился рискованным перформансом, проведенным мною. Правда, позднее я пересмотрел свое отношение к этому поступку, как, впрочем, и многое в своей прошлой жизни.