Мутные воды Меконга - Карин Мюллер

Наконец, когда взошедшее солнце превратило нашу маленькую хижину в горячую духовку, за москитной сеткой послышались шевеление и голосок маленького ребенка; кто-то встал. Хозяева открыли заднюю дверь и расположились по краю пруда, отправляя потребности рядом с грязной посудой и сохнущим бельем. Я с тоской вспомнила туалет высотой по колено и рыбешек в ожидании кормежки и пошла к соседям, просить разрешения воспользоваться их душевой кабинкой и прудом.

Чуть позднее я опасливо ступила в расшатанную лодчонку из трех досок вслед за беззубым отцом Тхюи и села как можно осторожнее, прижимая к груди камеры и глядя, как десятилетний мальчик затыкает комками грязи многочисленные дыры, в которые просачивалась вода, плещущаяся вокруг наших ног. Орудуя шестом, старик поплыл по каналу, где едва могло пройти наше суденышко, время от времени останавливаясь, чтобы сдвинуть в сторону узкие доски, проложенные вместо мостков. Мутные канавы, которые я поначалу приняла за канализационные стоки, на самом деле были судоходными путями для этих крошечных лодочек-каноэ. Теперь я поняла, как это вьетнамские солдаты во время войны не оставляли следов и передвигались под самым носом американских часовых, словно бесшумные призраки.

Мы выехали на открытое пространство и поплыли по затопленному рисовому полю. У одного края двое мужчин склонились над самодельными лопатами, вскапывая землю для новых посевов. Это был тяжелейший труд, подвиг, достойный Геракла, — в глубину перекопать восемь футов глины на каждый с трудом отвоеванный фут нового поля.

Немногим молодым людям выпадала возможность застолбить себе место на нескольких оставшихся островках земли, усыпавших безграничные поля. Первенцы наследовали семейные поля, а с ними и обязанность заботиться о родителях в их старческие годы.

— Младшие сыновья уезжают, нанимаются на работу за один доллар в день… — Отец Тхюи на минуту замолк и махнул рукой на горизонт: — Или едут в Митхо, или в Сайгон. И никогда не возвращаются.

Он прошептал имена двоих сыновей, которых таким образом потерял.

Большинство тех, кто остался, множили детей и постепенно скатывались в нищету. А усилия тех, кому удавалось хоть чего-то достигнуть, нередко сводились на нет засухой, наводнением, болезнью или необходимостью помогать менее удачливым родственникам. Те немногие, кто преодолел все это, шли по тернистому пути к богатству по меконгским меркам, которое папа Тхюи описал, загибая скрюченные артритом пальцы.

— Сперва земля, — сказал он, и лицо его при этом осветилось, — потом мотор!

Тут его рот расплылся в широкой улыбке, и он замолк на минуту при мысли о таком чуде.

— А после лодка, большая лодка.

Он хлопнул по борту, показывая, какого он мнения о своем никчемном суденышке. Я стала расспрашивать, какая же следующая ступень процветания, но, кажется, он не мог вообразить других богатств, кроме этих трех. Но нет, он загнул четвертый палец:

— Алтарь.

Достаточно роскошный, чтобы воздать должную благодарность предкам, услышавшим его молитвы.

При исключительной благосклонности судьбы, возможно, удалось бы накопить достаточно денег и купить упряжку водных буйволов для возделывания полей, а может, даже механический плуг, который можно сдавать в аренду соседям за приличную сумму: три доллара в день. Мы остановились у поля, на котором орудовал как раз такой прибор, готовя почву к посеву.

Плуг трясся и взбрыкивал в руках юноши, который шел за ним следом, и оставлял позади борозду хорошо вспаханной земли. Несколько мужчин брели через вязкую кашу, время от времени наклоняясь и извлекая из земли что-то маленькое и извивающееся, и клали свою добычу в ротанговые корзины, висевшие у них за плечами. Я завороженно наблюдала за ними. Я годами собирала ракушки и ходила по ягоды, поэтому мне не терпелось выяснить, что за таинственное сокровище они доставали из жижи высотой по колено. Робко наклонившись, я опустила руку в грязь. Оказалось, их улов включал в себя любую живность, которая копошилась, ползала, извивалась и пресмыкалась в грязи. Или, по их словам, всех, кому не повезло высунуться погреть спинку на солнышке. Они высыпали содержимое корзин на дно лодки, пока та не превратилась в отраду любого инсектолога: бурлящая, скользкая масса из рыбешек, креветок, улиток, головастиков, змей, крабов, угрей и самых разнообразных личинок.

Познакомившись почти со всеми обитателями поля, мы позвали Тяу с Фунгом, которые прохлаждались под деревом, и поплыли домой обедать.

Там Флауэр взяла наши ползучие деликатесы и, лишь слегка промыв и выпотрошив их, бросила в чан. Я уже почти придумала, как вежливо отказаться от обеда, когда увидела добродушную улыбку Флауэр и самодовольную ухмылку Фунга за ее спиной. И навалив себе щедрую порцию, поддела один комочек слизи и постаралась прогнать картину, стоявшую перед глазами: мой братец, который сидит за праздничным столом и разглагольствует о послевкусии хорошего красного вина.

После обеда Фунг с Тяу плюхнулись в гамаки и приготовились провести следующие несколько часов за заслуженным отдыхом. Я же засеменила к ним; стопы горели от инфекции, которую я подхватила утром, когда босиком ступила в грязь. Но мне снова хотелось отправиться туда и посмотреть, как сажают рис, а если получится, то и помочь. Фунг раздраженно взглянул на меня и сквозь плотно сжатые губы заявил, что в полуденную жару никто не работает.

Я прислушалась к незамолкающему стуку молотка старичка из соседнего дома: тот как раз заканчивал вешать навес.

Фунг поднял свой трясущийся длинный костлявый палец к небу. От солнца у меня сморщится кожа, расшатаются зубы, сказал он, и я стану еще больше похожа на ведьму.

Я торжествующе продемонстрировала ему солнцезащитный крем, конусообразную шляпу и загоготала, как злобная ведьма из «Волшебника страны Оз».

Он опустил руку. Жара, пробурчал он, она сводит людей с ума и заставляет их творить всякое безобразие, а что именно, он даже и говорить не хочет.

Я пообещала защитить его от посягательств убийц и насильников, если он только соизволит вытащить свой зад из гамака.

Фунг без дальнейших промедлений перекатился на другой бок и заснул, а когда я попыталась уйти одна, то выяснила, что он запер мои ботинки и камеры в шкафчик, а ключ спрятал.

Земля дымилась под первыми тяжелыми каплями послеобеденного дождя, как раскаленная сковорода под струей ледяной воды. Вдоль соседского крыльца под навесом расхаживала взад-вперед старуха и кудахтала, созывая утят в безопасное укрытие от надвигающейся грозы. Небеса разверзлись, и земля стала расслаиваться — тонкий пласт поднявшейся пыли от капель, барабанящих по иссушенной земле, затем дымка, медленно всплывающая тонкими завитками и исчезающая под напором надвигающегося ливня, который пронесся по полю сплошной серой пеленой.