ЧК за работой - Георгий Агабеков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы сидели в загородной вилле, предоставленной в распоряжение сотрудников ГПУ, на квартире у начальника контрразведывательного отдела ГПУ – Стырнэ. Нас в комнате трое: Стырнэ, его помощник Уголов и я, занимавший должность начальника отделения по борьбе со шпионами.
Стырнэ, выше среднего роста, блондин, с устремленным куда-то в пространство взглядом, до крайности нервный, ежеминутно вскакивал со стула и, сделав несколько шагов, опять опускался на свой стул. Уколов, уже пожилой человек, среднего роста, широкоплечий, с упрямым бритым подбородком, с торчащими ежиком седеющими волосами, придающими лицу еще большее выражение упрямства, сидел неподвижно спокойно, склонившись над столом, и смотрел на бегающего по комнате Стырнэ. Я скромно сидел в стороне и улыбался, довольный присутствием в кругу моих начальников. Стырнэ, посмотрев на часы, сказал:
– Он должен быть здесь через пять минут. Повторяю, товарищи, нам чрезвычайно важно его завербовать, ибо мы тогда будем иметь возможность не только быть в курсе всей работы афганов в Туркестане, но, вероятно, откроем и карты англичан, которые работают через афганцев. Кроме того, мы через него сможем влиять на афганскую политику. Будьте очень с ним любезны и, больше льстите и подливайте ему вина. Мы знали, что речь идет об афганском консуле, который, заранее подготовленный секретной агентурой, должен сейчас прийти сюда и окончательно договориться с нами о работе для ГПУ. Вся обработка консула проводилась агентурой моего отделения, вот почему, по правилу ЧК – вводить как можно меньше людей в курс дела, я был привлечен на это собрание. Через несколько минут раздался звонок, и я пошел открывать дверь. Раздевшись в передней, консул вошел комнату и, поздоровавшись, уселся в предупредительно предложенное ему кресло. Лет 50-ти, высокий, полный брюнет с большой проседью. На бронзовом лице большой крючковатый нос и густые брови, из-под которых блестели черные глаза. Одет был консул в европейский костюм, и лишь голова была покрыта черной барашковой шапкой, которую он, войдя в комнату, снял. По этой же шапке секретная агентура окрестила его кличкой "Шапочка", и на досье об афганском консуле, лежавшем у меня в несгораемом шкафу, красовалась надпись: "Агентурное дело Шапочка". После обычного обмена любезностями уселись за стол.
Хотя консул и приглашен был на чай, стол был заставлен винами и закусками. После нескольких рюмок коньяку официальный тон разговора стал исчезать, и консул оживился.
– Расскажите, господин консул, что-нибудь интересное об Афганистане. Ведь это – такая таинственная для нас страна,- попросил я, подливая вина.
– Я должен сказать, что я по национальности не афганец, а таджик. Вы, вероятно, слышали, что афганцы относятся враждебно к таджикам, но мне тут повезло, мальчиком семи лет я был взят покойным эмиром Халла-ханом20 в Кабул и жил при дворе. Там я собственно и вырос. Затем эмир назначил меня консулом в ???эей, где я прожил три года. Нынешний эмир Амала-хан2' назначил меня генеральным консулом к вам в Ташкент. Вот и вся моя жизнь. Я не бывал в Европе и ничего не видел, кроме нашей страны, а у нас нет замечательных вещей, о которых я мог бы рассказать. Ни театров, ни синема и вообще никаких развлечений, как в Ташкенте,- рассказывал консул.
– Кстати,- спросил он меня,- кто была эта высокая женщина в вашей ложе в прошлый раз в театре?
– Это – одна из моих хороших знакомых,- ответил я.- А что она вам понравилась? Если хотите, я вас познакомлю с ней,- предложил я.
– Да, я с удовольствием познакомлюсь с ней,- ответил консул, и глаза его заблестели еще больше.
– Итак, господин консул,- начал Стырнэ после изрядного числа выпитых рюмок,- мы теперь с вами хорошие друзья. Вы знаете, что мы вообще любим афганский народ, который первый протянул руку большевикам, но дело в том, что за последнее время мы замечаем недружелюбные акты со стороны Афганистана. Так, например, басмачи, с которыми мы боремся, пользуются гостеприимством в Афганистане. Конечно, мы думаем, что это влияние англичан на некоторых членов вашего правительства, поэтому мы, считая вас нашим другом, хотели бы просить информировать нас о тех недружелюбных к нам распоряжениях, кои вам известны.
– А что вы можете мне предложить?- задал вопрос консул.
Мы переглянулись между собой, ибо вопрос был для нас неожиданным. Наконец Стырнэ решил идти в открытую.
– Смотря, что вы можете нам предложить. Скажите, в чем конкретно вы можете нам помочь, и, я надеюсь,- в условиях мы договоримся,- ответил Стырнэ.
– Я могу вас познакомить со всей секретной перепиской консульства и дам вам ключ к шифру между мною и Кабулом. Но взамен я прошу политической и материальной гарантии. Вы должны обещать мне через Наркоминдел право убежища в случае моего отказа вернуться в Афганистан, и, наконец, я прошу за все мои услуги десять тысяч рублей золотом, что, я думаю, для вас являются небольшими деньгами,- выкладывал консул свои условия.
Мы молчали. Что можно было ему ответить? Вопрос о праве убежища так же, как и вопрос о такой сумме, как 10 000 рублей золотом, мы были не в праве решать. Об этом нужно было просить разрешения высшей инстанции.
– Хорошо, мы обдумаем ваши предложения, и я думаю, что мы придем к соглашению,- ответил Стырнэ. Деловой разговор исчерпан. Побеседовав еще некорое время о разных мелочах, консул уехал. Опять мы остась одни. Стырнэ задумчив, Уколов по-прежнему невозмутим.
– Да, дело нелегкое достать такую уйму денег. Нужно будет вопрос согласовать с ЦК и с Наркоминделом, это займет недели две времени. Да и едва ли наши начальники согласятся на такую комбинацию. Однако посмотрим,- задумчиво сказал Стырнэ.- А вы, товарищ Агабеков, пока продолжайте агентурную разработку консульства, чтобы не терять даром времени,- обратился он ко мне.
Я сидел на конспиративной квартире с молодым таджиком, недавно приехавшим из Парижа. Это был мой тайный агент Хубан-шо, подружившийся с афганским консулом и информировавший нас о консульских делах. Хубан-шо был завербован отрядом особого отдела ГПУ. Там же ему преподали несколько лекций политической грамоты и зачислили членом коммунистической партии. Всего только три месяца, как он впервые в своей жизни спустился с горных вершин Гимала, приехав в Фергану, увидел поезд и автомобиль. свидетели рассказывали мне, что когда Хубан-шо увидел движущиеся деревянные дома-вагоны без всякой посторонней помощи, то этот коммунист – авангард мирового пролетариата – испугался и убежал со станции в горы. Его с трудом поймали, привели обратно объяснили, что тут нечистая сила ни при чем, а во всем виноват паровоз. Однако, несмотря на дикость, Хубан-шо обладал природным умом и сообразительностью, главное – он был хитер хитростью дикаря.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});