Городок сорванцов - Сергей Голицын

Я вспылил.

— Какое мне дело до вашей игры! Знаешь ли ты, что у нас в городке эпидемия дизентерии? Заболел Витя Панкин.

— А это опасно? — быстро спросил Эдик.

— Конечно, очень опасно. Могут другие заразиться.

— Ну, хорошо, я скоро увижу Владимира Викторовича и все ему передам.

Я начал сердиться.

— Эдик, пойми, мне срочно нужен Владимир Викторович. Он организует поиски Володи Дубасова и Разноглазки.

— Доктор, ну, послушайте, Владимир Викторович забрался так далеко… — начал уговаривать меня Эдик.

— Ну, так помоги мне ты.

— Не могу, мне некогда! — отрезал Эдик. — Обратитесь к дежурному командиру.

«Заслуженный мастер спорта» очень невежливо повернулся ко мне спиной и важно зашагал со своей сумкой и авоськой.

Дежурный командир Юра Овечкин, выслушав мой взволнованный рассказ, удивительно равнодушным голосом мне сказал, что сейчас ни о каких поисках Разноглазки нечего и думать. Старшие отряды работают на поле, младшие — купаются. Впрочем, до обеда осталось каких-нибудь сорок пять минут. И то Юра ввиду исключительных обстоятельств отменит тихий час и даст команду идти искать «хранителя сокровищ» с его конягой.

Весть о том, что заболел Витя Панкин, распространилась по всему городку. То один, то другой прибегали ко мне в лазарет. Но в их вопросах что-то не чувствовалось тревоги.

— А что с Витей? Чем он заболел? — И опять они мне задавали все то же назойливое: — А вы будете играть в изыскателей? — И, не дождавшись ответа, тут же убегали. Все были так переполнены предстоящей игрой, что в их Головах просто не хватало места для беспокойства за больного товарища. А о дизентерии я никому, кроме Эдика, не успел проговориться.

После обеда отряды построились на площади Радости. Юра вкратце рассказал о предстоящей боевой операции.

— Идем, идем искать Разноглазку!

И поиски начались. Отряды разошлись в разные стороны. Одни начали спускаться в левый овраг, другие- в правый. Третьи углубились в густой ольховник. Я пошел вместе с ними.

Искать что бы то ни было всегда очень интересно. А прочесывать лес, медленно пробираясь вперед, когда оба соседа едва различаются сквозь ветки… Да это совсем как на войне. Мы осторожно крадемся, раздвигая кусты…

— Не разговаривать! Тише! — донеслась издали команда Юры Овечкина.

Понятно, надо молчать. Володя ни за что не станет откликаться, а, наоборот, услышав наши голоса, постарается увести Разноглазку подальше в кусты.

Мне пора было возвращаться в городок к больному. Я отстал от других и поднялся к нашей поляне.

В зеленоватой полутьме палатки Витя лежал на раскладушке и тяжело дышал. Комары облепили его нос, лоб, щеки, но он не чувствовал их укусов. Я стал обмахивать ветками папоротника его пылающее лицо и ждать вестей о Разноглазке.

Крадучись подошла к палатке «главный врач» Наташа.

— Уходи, уходи! — прогнал я ее. Она молча покорно ушла.

Только в пять часов вечера явились отряды — все исцарапанные, но переполненные изыскательским азартом. Они привели Разноглазку. Тут же Володя ее запряг, и мы с ним повезли бедного Витю в городскую больницу.

Врач, пожилая женщина, осмотрела Витю и выслушала мой взволнованный рассказ. Ей тоже показалось, что у мальчика наблюдаются признаки дизентерии; впрочем, она не была уверена: окончательно может подтвердить только бактериологический анализ. Придется мальчика оставить в больнице. Врач меня напугала: в одном пионерском лагере сперва один заболел дизентерией, от него заразилось четверо, затем еще двое. На всякий случай нужно принять самые энергичные и неотложные профилактические меры. Не позднее завтрашнего утра все должны выпить по сто граммов дизентерийного бактериофага.

Распрощавшись с бедным Витей, мы отправились на санитарно-эпидемиологическую станцию. Уже совсем к вечеру мы получили там сто восемь флакончиков этого самого бактериофага, упакованных в четыре деревянных ящика, и поехали домой в городок.

По дороге я стал объяснять Володе, что слово «бактериофаг» в переводе на русский язык означает «съедающий бактерии». Вот выпьет каждый завтра утром натощак за полтора часа до еды по флакончику, запьет кружкой раствора соды, и все дизентерийные бактерии в его кишках и в желудке неминуемо погибнут — будут съедены этим чудодейственным лекарством. Я приду; сегодня на заседание штаба, все объясню, и мы вместе разработаем, как завтра утром организовать раздачу бактериофага.

Флегматичный Володя долго думал, опустив большую голову, изредка понукая Разноглазку.

Как медленно он соображает!

— А штаба сегодня не будет, — вздохнув, сказал «хранитель сокровищ», — Владимира Викторовича нет, Южка больна, Сашки тоже нет, Эдик уходить собирается.

Я начал волноваться.

— Володя, тогда ты вместе с Юрой Овечкиным и Валерой Шейкиным мне поможете?

— Ничего не выйдет, — совершенно равнодушно ответил Володя, — скоро начнется игра в изыскателей — пойдем какую-то красавицу искать, нам некогда.

— Слушай, Володя, в одном пионерском лагере двадцать ребят заболело дизентерией. Откладывать ни на один день нельзя. Завтра утром — и все.

Володя опять думал невыносимо долго, наконец открыл рот.

— А все равно никто пить не станет. И я ни за что не выпью. Этот бактериофаг хуже керосина. В прошлом году в пионерском лагере силком заставляли. А у нас всем все можно, значит можно не пить.

Я разозлился на Володю ужасно, но смолчал. Все равно с таким тугодумом ни о чем не договоришься. Надо же было случиться, что именно в такой ответственный момент исчез Владимир Викторович, а тут еще эту игру в каких-то изыскателей затеяли. Сегодня же объясню Марье Петровне, тине Алексеева и тете Тосе, какая нам грозит страшная опасность, взрослые мне помогут предотвратить эпидемию.

Подвода между тем свернула с шоссе на проселочную лесную дорогу. Колеса прыгали по кочкам, корням и рытвинам. Чтобы ящики не упали, я поддерживал их левой рукой, а сам ухватился правой за край.

Наконец сосны поредели, показались зеленые палаточные улицы.

— Сворачивай ко мне, на Госпитальную, — приказал я Володе.

ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД ИЗ ПОЛОЖЕНИЯ

Мы приехали, когда шла вечерняя линейка. Эдик взобрался на пенек под мачтой и, звонко отчеканивая каждое слово, читал письмо, обращенное ко всем жителям полотняного городка.

Я собрался было выступить, оглушить их все страшной вестью о грозящей опасности и рассказать как можно спастись. Но ребята слушали чтение та внимательно, иные даже вытянувшись вперед, что мне пришлось подождать.

— «Кто не хочет играть, может оставаться в городке, — читал Эдик. — Но мы надеемся, что вы все, как один, встанете в ряды изыскателей. Каждому отряду будет вручен запечатанный голубой конверт; в нем вы найдете план маршрута вашего пути. Все маршруты разные, но везде вы встретите трудности и препятствия; ваше мужество, смелость и смекалка помогут вам их преодолеть. Победив препятствия, вы завоюете право называться изыскателями. Разными путями компас приведет вас к той неизвестной точке, где мы спрятались. Выигрывает игру не тот отряд, который первый увидит нас, а тот, который разведет костер и накормит нас горячим супом. Выигравший отряд получит право потребовать от других отрядов выполнить любое свое желание, и все будут обязаны подчиниться победителям. Итак, ждите! В неизвестный, но близкий день и час раздастся трехкратный сигнал тревоги и начнется игра!

Проверь все вещи тщательно,Смотри, не забудь!Посчитай внимательно,А потом уж в путь!

Получите от тети Тоси на один день продукты.

Судейская коллегия игры в изыскателей:

Заслуженный мастер спорта — Эдик Шестаков

Главный путешественник — Саша Вараввинский

Начальник городка — В. В. Грушицкий».

Эдик кончил читать и передохнул. Он внимательно оглядел ряды слушателей, наверняка ему хотелось узнать, какое впечатление произвел его чеканный голос.

— Командиры отрядов, ко мне! — прозвенел в воздухе его категорический приказ. — Получайте голубые конверты! — «Ах, как он задается!» — подумал я. — , Командиры отрядов, вы должны мне дать честное пионерское, что пока не услышите трех сигналов тревоги, этот конверт не вскроете.

«Теперь пора!» — сказал я самому себе и выступил вперед.

— Ребята, внеочередное сообщение! Не расходитесь!

Эдик удивленно посмотрел на меня, однако крикнул:

— Подождите! Стойте на месте.

По-моему, я говорил горячо, красноречиво, даже страстно. Чтобы еще больше напугать слушателей, я сочинил басню о тридцати заболевших в двух пионерских лагерях и закончил свою речь пламенным призывом: всем завтра утром, еще до зарядки, безоговорочно выпить по сто граммов спасительной жидкости…