Германская история - Александр Патрушев

СНУ сразу провел все преобразования, которых желал народ. Были введены 8-часовой рабочий день, пособия по безработице, страхование по болезни, гарантировалось восстановление на работе демобилизованных солдат, провозглашено всеобщее и равное избирательное право для мужчин и женщин с 20-летнего возраста, восстановлены все политические права и свободы, была даже создана комиссия по социализации промышленности во главе с известными марксистскими теоретиками Карлом Каутским и Рудольфом Гильфердингом. Таким образом, едва успев начаться, революция потеряла реальные цели — бороться было уже не за что.

Преклонение лидеров СДПГ перед демократией стало причиной того, что они рассматривали СНУ как чисто временный орган на период политического вакуума. Вопрос о власти и форме государства должно было решить будущее Учредительное собрание. Такой вариант поддерживали руководители НСДПГ и большинство рабочих и солдатских Советов, которые не разделяли лозунга спартаковцев: «Вся власть Советам». Это показал состоявшийся 16–20 декабря всегерманский съезд Советов, на котором за такое решение выступили всего 10 из 489 делегатов. Съезд высказался за проведение в январе 1919 г. выборов в Национальное учредительное собрание.

Но к этому времени коалиция обеих социал-демократических партий уже развалилась. Эберт вызвал в Берлин армейские части для усмирения взбунтовавшейся из-за невыплаченного жалованья Народной морской дивизии. Путчистов быстро разгромили. Протестуя против действий Эберта, независимцы в ночь с 29 на 30 декабря вышли из СНУ. Вместо эйфорического настроения ноябрьских дней возникла конфронтация внутри социалистического рабочего движения.

Создание СНУ немецкий пролетариат рассматривал как свое достижение политической власти. Однако в государственном аппарате, армии и хозяйстве практически не произошло никаких перемен. Везде сидели те же люди, что и при кайзере. Так, в середине 1919 г. из 470 прусских ландратов — руководителей сельских округов только один был социал-демократом. Отсутствие реальных изменений вызывало рост недовольства. Начались волнения и забастовки в Рурской области и Верхней Силезии, Саксонии и Тюрингии, в Берлине, Бремене и Брауншвейге. Их участники требовали как повышения заработной платы и улучшения продовольственного снабжения, так и социализации предприятий и сохранения Советов, а иногда даже уничтожения капиталистической системы.

Решительным поворотом в ходе событий стало так называемое «спартаковское восстание» в январе 1919 г. против СНУ. Ожесточенные бои на улицах Берлина не только закрепили раскол рабочего движения, но и привели к ускоренному формированию фрайкора (добровольческих корпусов), ставшего позднее главным очагом правой опасности. Подавление рабочих выступлений, убийство руководителей компартии Карла Либкнехта и Розы Люксембург во время разгрома январского восстания и при этом явная недооценка растущей угрозы справа не только повлекли за собой радикализацию значительной части рабочих, но и вызвали недовольство жестким курсом СНУ даже среди его сторонников. С январского восстания берет свое начало усиление правого и левого радикализма, все очевиднее становится иллюзорность социал-демократического курса на мирное социальное переустройство общества. Та парламентарно-демократическая республика, к которой стремились лидеры СДПГ, могла бы получить прочный массовый базис лишь в том случае, если бы демократия не остановилась перед воротами заводов и казарм, перед дверями административных учреждений, а решительно сломала бы старые структуры. Но поскольку этого не произошло, то в историографии по-прежнему время от времени поднимается вопрос: а была ли в 1918 г. революция на самом деле?

В Германии революция произошла только в том смысле, что стала совершенно другой ее политическая система. Но в смысле радикального разрыва с прошлым и глубокого социального переворота революции не было. Впрочем, эта проблема все еще остается для историков дискуссионной.

ВЕЙМАР: ПУТЬ К КАТАСТРОФЕ

В сущности, вопрос о политической власти уже в первые дни революции был решен в пользу демократической черно-красно-золотой коалиции. Это подтвердили результаты выборов в Национальное собрание, в которых впервые в немецкой истории участвовали женщины, на плечах которых держалось хозяйство в годы войны. Среди 423 избранных депутатов была 41 женщина, или 9,6 % от общего числа. Столь высокого показателя не достигали потом не только ни один веймарский рейхстаг, но и бундестаги ФРГ.

Выборы стали победой веймарской коалиции из СДПГ, партии Центра и леволиберальной Немецкой демократической партии (НДП), которые собрали 76 % всех голосов. Во главе первого демократически избранного правительства встал социал-демократ Шейдеман, а президентом собрание избрало Эберта. Перед правительством стояли две неотложные задачи — консолидация молодой республики и ее защита от экстремистов и подписание мирного договора. Кабинет надеялся на сравнительно мягкий мир с некоторыми территориальными потерями и сносные контрибуции.

Но иллюзии развеялись, когда 7 мая 1919 г. победители объявили о своих условиях. Немцы были готовы к худшему, но такого не ожидал никто. Требуемые территориальные уступки превышали самые пессимистические ожидания. Установленный верхний предел численности немецкой армии в 100 тыс. солдат и офицеров делал ее пригодной только для полицейских акций, но не для обороны страны. Экономические и финансовые требования еще не были определены, но теперь не оставалось сомнений в том, что они будут крайне тяжелыми. Позднее Уинстон Черчилль едко заметит, что «экономические статьи договора были злобны и глупы до такой степени, что становились явно бессмысленными». Их направленность выразил французский президент Раймон Пуанкаре, пообещавший своему народу, что «боши заплатят за все».

Немецкая сторона сразу отвергла эти условия. Шейдеман официально отказался подписывать такой договор и подал в отставку. Но союзники настаивали на своих требованиях. Под давлением продолжающейся морской блокады страны и угрозы Запада возобновить военные действия, если Германия безоговорочно не примет выдвигаемых условий, большинство членов Национального собрания в конце концов согласились на его подписание.

28 июня 1919 г. в Версале появились два немецких уполномоченных представителя — министр иностранных дел Герман Мюллер (СДПГ) и министр почты Иоганнес Бёлль (Центр). Церемония подписания мирного договора, этого тяжелейшего для немцев последствия проигранной войны, проходила в том самом Зеркальном зале, где почти полвеком ранее была торжественно провозглашена Германская империя. Как тогда, так и теперь церемония стала символом триумфа победителя над униженным побежденным, который должен был не только платить, но и пресмыкаться. Крупный немецкий ученый Эрнст Трёльч обоснованно писал, что «Версальский договор — это воплощение садистски-ядовитой ненависти французов, фарисейски-капиталистического духа англичан и глубокого равнодушия американцев».

Но при всей их тяжести не экономические статьи договора повлияли на дальнейшую судьбу Веймарской республики, а то, что среди немцев возобладали чувства унижения и бессилия перед несправедливым для них актом, которые стали питательной почвой для подъема реваншизма и национализма. Еще в Версале британский премьер Дэвид Ллойд Джордж пророчески заметил, что «главная опасность состоит в том, что мы толкаем народные массы в объятия экстремистов».

По поводу будущего развития Германии существовали различные мнения. Франция, прежде всего ее генералитет, требовала раздробить рейх на отдельные мелкие государства. США склонялись к тому, чтобы без всяких оговорок принять демократическую Веймарскую республику в круг западных стран. Одна ко был избран разрушительный третий путь. По Версальскому мирному договору, Германия оставалась единым государством, но в военном отношении — беззащитным, экономически — разоренным, политически — униженным. Такой договор нельзя считать продуманным и дальновидным: для того чтобы уничтожить Германию, он был слишком мягким, для того чтобы просто наказать ее — чересчур унизительным.

Сточки зрения немцев, «диктат Версаля» был инструментом западного террора. Население восприняло демократию как чужеземный порядок, навязанный победителями. Роковым стало то, что борьба против Версаля означала и борьбу против демократии. Политические деятели, которые призывали к сдержанности и компромиссу с Западом, немедленно объявлялись политическими капитулянтами, а то и предателями. Все это и стало той почвой, на которой в итоге вырос тоталитарный и зловещий режим Гитлера.

Во второй половине 1919 г. казалось, что республика укрепила свое положение. С принятием 14 августа Веймарской конституции практически закончился революционный период, если не считать отдельных выступлений весной 1920 г. Но республике угрожала теперь опасность не слева, а справа. Бремя Версаля, нерешенные экономические проблемы, удручающе безрадостная повседневность вели к изменениям в настроении людей, которые все внимательнее прислушивались к агитации националистов и монархистов. Запрет военизированных формирований, которого требовали союзники, коснулся прежде всего фрайкоровцев, которые упорно сражались в Силезии и Прибалтике против Польши и России, а теперь считали, что республиканское правительство, и без того ими презираемое, просто предало их. 13 марта 1920 г. соединения фрайкора под командованием генерала Вальтера Лютвица вошли в Берлин. Ударной силой путчистов была морская бригада капитана Германа Эрхарда, на касках солдат которой красовалась свастика. Было создано новое правительство во главе с крупным восточно-прусским аграрием Вольфгангом Каппом. Законное правительство канцлера Густава Бауэра бежало в Штутгарт, откуда вместе с профсоюзами призвало к всеобщей забастовке, которая настолько парализовала всю жизнь Германии, что через пять дней путчисты сдались, тем более что их не поддержало ни командование рейхсвера, ни чиновничий аппарат.