Велижское дело. Ритуальное убийство в одном русском городе - Евгений Александрович Аврутин

обмыла Марью особой жидкостью, а потом надела на мальчика то же платье, в котором он отправился на прогулку в Светлое воскресенье[149].

Опасаясь, что тайна их будет раскрыта, евреи заставили трех женщин перейти в иудейскую веру. Прасковья перешла в иудаизм за несколько часов до того, как мальчика истязали и принесли в жертву, а над Марьей и Авдотьей сложный обряд совершили за несколько дней до похищения. В Светлую среду лекарь Орлик Девирц пригласил Марью к себе домой. Налив ей вина, он припугнул, что если она откажется сменить веру, то ее сошлют в Сибирь. Марья сделала все, как ей велели. Орлик отвел ее в еврейскую школу, где собралась группа евреев – многих из них она никогда раньше не видела. Марья выпила стакан хлебного вина и тут же опьянела. Трое евреев сняли с нее одежду, она сидела, пьяная и нагая, на полу, ее обмыли вином или какой-то особой жидкостью, от которой щипало кожу. Потом, чтобы ее было не опознать, на нее надели мужской сюртук и отвели к реке, где погрузили в воду. Прежде чем отвести ее обратно в школу, евреи обрызгали ее теплой водой[150].

По ходу обряда, напоминавшего шабаш ведьм, Марья проходила через огненный круг и стояла на раскаленной сковороде. Евреи окружили Терентьеву, чтобы она не сбежала. Рот ей завязали, чтобы она не могла кричать, и приказали поклясться в верности еврейскому народу, отказаться от христианской веры и принять законы иудаизма. Только когда она на все это согласилась, ей позволили сойти со сковороды. Потом Марья надела особую блузу и натерла ноги желтой мазью. После этого ее поставили перед «деревянным шкафчиком» (ковчегом), где за занавеской были спрятаны заповеди (свитки Торы)[151].

Пока Марья сидела на цыпочках перед ковчегом с Торой, накрытая черно-белым молитвенным покрывалом, подошел Янкель Черномордик, школьный учитель, и сел с ней рядом. Янкель положил ей на колени листок бумаги с образом Святой Троицы, назвал его «богами христиан» и положил такой же листок себе на колени. Марья плюнула на листок, отказалась от своей веры и произнесла несколько странных слов. Учитель тоже плюнул на образ, а потом велел Марье открыть шкафчик большим пальцем левой руки. Она взяла заповеди в обе руки, а он ее поцеловал и назвал новым именем – Сара[152].

Черномордик (известный также по прозвищу Петушок) тут же снова ее поцеловал и сообщил, что теперь ее срочно выдадут замуж за Хаима Хрупина. Марью отвели в особую горницу, где стояло две кровати, одна предназначалась ей. Хаим лег с ней рядом и тут же начал ласкать ее, как ласкал бы собственную жену. Когда они наконец вернулись в синагогу, евреи подали ей дорогое платье и хорошие туфли. Хаим предупредил: она должна и дальше носить простую крестьянскую одежду, чтобы никто ни о чем не узнал. Все евреи начали ее целовать, поздравлять с переходом в их веру, хотя Марья знала, что в душе навсегда останется униаткой[153].

Такая же церемония ждала и Авдотью. Ханна вволю напоила Авдотью вином и взяла с нее слово никому не говорить о том, чему она станет свидетельницей. Чтобы никакие тайны точно не выплыли на свет, Ханна хотела, чтобы Авдотья перешла в еврейскую веру. Церемония состоялась ближе к ночи понедельника, следующего за Светлой неделей. В тот день Авдотью напоили сильнее обычного и отправили в дом к Петушку. Авдотья сказала Петушку, что не знает, почему от нее требуют перехода в иудаизм. Петушок заверил, что научит ее молиться и сделает из нее правоверную еврейку. Он привел ее в «школу», куда ходили молиться все богатые евреи, обернул ей голову простым белым платком и поставил ее перед ковчегом. Петушок отдернул занавеску и объяснил, что здесь евреи держат свои заповеди.

Петушок велел Авдотье, стоявшей перед ковчегом, повторять за ним странные слова, которые он читал по тетрадке. Потом он плюнул девять раз и велел ей повторять за ним, что она отрекается «от Христа, от матери, детей и всего своего рода». После этого дал ей в правую руку метелочку, а в левую – лимон и велел поднести руки к губам. Поцеловав ей кончики пальцев, он заставил положить ладони на свитки, назвал ее новым еврейским именем, Риса, и дал стакан красного вина[154].

После того как обряд был совершен и над Прасковьей Козловской, Иосель Гликман подвел всех трех женщин к ковчегу. Вынув из-за занавески большую книгу, Иосель напомнил, чтобы они ни одной душе не говорили о том, что видели. Потом прочитал несколько фрагментов из книги. Как только Гликман умолк, вошло несколько евреев с антиминсом – прямоугольным платом, украшенным образами положения во гроб, четырех евангелистов и надписями, посвященными Страстям Христовым. Его евреи украли из Ильинской церкви. В православии антиминс используется для причастия, также им накрывают престол во время Божественной литургии [Skinner 2009:60–61]. Только после того, как Марья с евреями по очереди совершили гнуснейшие надругательства над священным платом, они собрались выбросить тело в реку. Было раннее утро, перед восходом. Боясь, что их увидят, женщины решили, что незаметнее будет бросить тело в лесу на окраине города[155].

Настало время для важнейшего этапа обряда: раздачи крови. Всю кровь собрали в особое корыто и перелили в три большие бутылки. Пока женщины избавлялись от тела, Иосель Гликман отвез одну бутыль в город Ули. Фратка Девирц привела всех назад в школу, где в середине самого большого зала стоял стол, а на нем – две бутылки и корыто. Ее муж Орлик разлил кровь по двум бутылкам, а остатками пропитал кусок льняной ткани длиной около четырех с половиной футов. Ткань нарезали на одинаковые кусочки и раздали всем евреям. Бутылки спрятали под замок в особом шкафу, стоявшем в доме у Мирки Аронсон. На следующий год на еврейскую Пасху Орлик Девирц повез Терентьеву в Витебск. Они сразу же пошли в какой-то кирпичный дом, где у входа их встретили две еврейки. Старшая из них прекрасно знала, что делать с кровью: тут же унесла бутылку внутрь и смешала с какой-то неизвестной жидкостью. По дороге домой Терентьева и Девирц остановились в соседнем местечке Лиозно и оставили там третью бутылку. Козловская показала, что видела, как Бася, кухарка Мирки Аронсон, запекала капли крови в крендели[156].

Эти признания давали представителям закона достаточно оснований продолжить уголовное расследование. До сих пор неясно, ради какой выгоды Терентьева, Максимова и Козловская представили себя участницами