Меч Алдонеса - Мэрион Брэдли

К моему изумлению — не знаю почему, но я всегда считал, что Ашара не может покинуть свою синюю ледяную обитель — она провела меня в какую-то странную синюю дверь, и мы оказались в полупустой круглой комнате. Один из мохнатых мутантов-негуманоидов — слуга в Башне Хранительницы — тут же исчез, бесшумно ступая мягкими лапами.

В нормальном свете посверкивающая фигура Ашары казалась бесцветной, почти невидимой. Я еще подумал: сама ли Волшебница стоит передо мной или это лишь ее изображение, особым образом спроецированное? Мебели в комнате почти не было; на узкой кровати, стоявшей в центре, спала маленькая девочка. Светлые золотисто-рыжие волосы разметались по подушке.

Я медленно приблизился и посмотрел на девочку. Ей было лет пять-шесть, не больше. И глядя на нее, я понял, что мне сказали правду. Каким-то немыслимым образом, доступным, может быть, только телепату, я понял: это действительно мой ребенок, моя дочь. Ничто в чертах ее маленького треугольного личика не напоминало меня, но голос крови подсказывал мне; это мое дитя. Не моего отца и не моего брата. Мое. Моя плоть и кровь.

— Кто ее мать? — спросил я.

— Тебе было бы легче, если б ты никогда этого не узнал.

— Ничего, я все могу выдержать. Какая-нибудь женщина легкого поведения из Дэйллона или Картхона?

— Нет.

Девочка что-то пробормотала, потянулась и открыла глаза. Я сделал к ней еще один шаг и резко повернулся к Ашаре. Те же глаза! Те самые, с золотистыми, словно янтарными искорками…

— Марджори!.. — хрипло произнес я. — Но она же умерла… Умерла!..

— Она не дочь Марджори Скотт. — Голос Ашары звучал ясно, холодно, безжалостно. — Ее мать — Тайра Скотт!

— Тайра? — Я старался подавить приступ безумного смеха. — Тайра?! Это невозможно! Я никогда… Да я бы и пальцем не тронул эту дьяволицу, не говоря уж…

— И тем не менее это твой ребенок. И Тайры. Подробностей я не знаю. Те времена… Я не уверена, что все понимаю… Может, тебе подсыпали наркотики, может, это был гипноз… Возможно, мне еще удастся узнать. Это нелегко, даже для меня. Эта часть твоего мозга скрыта от меня, как опечатанная комната. Впрочем, неважно…

Я заскрипел зубами от еле сдерживаемой черной ярости. Тайра! Это рыжее дьявольское отродье, удивительно похожая и в то же время совершенно иная, чем Марджори! Ставшая послушным орудием в руках Кадарина! Как же они это проделали? Как? Совершенно неважно, как. Это моя дочь. С трудом усвоил я этот факт. И уставился на ребенка. Девочка села на постели, напряженная, похожая на испуганного зверька, и у меня внутри вдруг все заныло. Я помню, как Марджори смотрела на меня тем же взглядом. Маленькая, испуганная. Потерянная и такая одинокая…

— Не бойся меня, чийя, — произнес я как можно мягче. — На меня, может быть, не слишком приятно смотреть, но маленьких девочек я не ем.

Она улыбнулась. Остренькое личико вдруг стало совершенно очаровательным. Словно улыбнулся маленький эльф. Зубов у нее не хватало — с каждой стороны по два отсутствовало.

— Мне сказали, что ты — мой отец.

Я обернулся, но Ашары рядом уже не было. Ушла, оставив меня наедине с неожиданно появившейся дочерью. Я неловко присел на край кровати.

— Кажется, так оно и есть. Как тебя зовут, чийя?

— Марджа, — ответила она смущенно. — То есть Маргерия… — Она очень странно произнесла это имя, имя Марджори: так оно звучало на древнем диалекте, который еще встречается кое-где высоко в горах. — Маргерия Кадарин. Но все зовут меня просто Марджа. — Она приподнялась и оглядела меня с головы до ног. — А где твоя вторая рука?

Я невесело рассмеялся. Я не умел разговаривать с детьми.

— Она болела, и ее пришлось отрезать.

Янтарные глаза стали огромными. Она прижалась ко мне, и я обнял ее здоровой рукой, пытаясь сосредоточиться и мыслить трезво.

Ребенок Тайры. Тайра Скотт стала женой Кадарина — если это можно так назвать. Но всем была известна сплетня о том, что сам Кадарин — сын Зеба Скотта от какой-то горянки-полугуманоида — сводный брат остальным его детям! Там, высоко в горах Хеллерса, сводные братья и сестры нередко вступали в брак; ничего необычного не было бы и в том, если бы они стали воспитывать как родного ребенка, прижитого кем-то из них на стороне, чтобы не заводить своих детей и избежать таким образом возможных последствий кровнородственного брака.

Может быть, мне действительно подсыпали наркотик? Или накачали афросном? Я хорошо представлял себе его действие. Человек, получивший дозу афросна, внешне кажется совершенно нормальным, однако полностью теряет психическую ориентацию. В памяти остаются лишь некие символические сны; психиатр, выслушав содержание снов жертвы, увиденных под действием этого наркотика, может объяснить их значение и рассказать, что происходило в действительности. Но я вовсе не желал этого знать. По-прежнему не желал.

— Где ты росла, Марджа?

— В большом доме. Там было много маленьких девочек и мальчиков, — ответила она. — Они были сироты. А я не сирота. Я другая. Воспитательница говорит, это нехорошее слово, которое никогда-никогда нельзя произносить, но я тебе могу сказать — на ушко.

— Не надо, — поморщился я. Нетрудно было догадаться, что это за слово.

А ведь Лоутон тогда, в Торговом Городе, тоже говорил мне, что Кадарин, приезжая в Зону Терры, никогда никуда не ходит — кроме сиротского приюта для детей космонавтов!

Марджа сонно опустила головку мне на плечо. Я стал укладывать ее на подушку. И тут вдруг ощутил как бы легкое прикосновение и догадался, что ребенок вступил со мной в телепатический контакт!

Это было поразительно! Изумленный, я во все глаза уставился на девочку. Нет, это невозможно! У детей не проявляется дар телепатии! Даже у детей Элтонов! Никогда!

Никогда? Нет, точно утверждать нельзя. У Марджи такой дар явно был. Я обнял ее, но мягко ушел от контакта, не зная, какое напряжение она способна выдержать.

Но одно теперь было совершенно ясно: кто бы ни владел юридическими правами на этого ребенка, это была моя дочь! И никто и ничто теперь не в силах лишить меня ее. Марджори умерла; но Марджа, живая Марджа, была передо мною, и кто бы ни произвел ее на свет, лицо девочки точно повторяло черты Марджори. Именно такую дочь родила бы мне Марджори, если бы не умерла. А об остальном лучше вообще забыть. И если кто-нибудь — Хастур, Дайан, даже сам Кадарин — полагает, что может отнять у меня мою дочь, что ж, пусть попробует!

Заря уже занималась над Башней. И только теперь я вдруг ощутил, насколько измотан. Ну и ночка выдалась! Я уложил Марджу и до подбородка укутал ее теплым одеялом. Она задумчиво подняла на меня глаза, не произнося ни слова.