Кузька и другие сказки и сказочные повести - Александрова Татьяна

Вдруг слышит:

— Пошёл, нашёл, потерял! Потерял, нашёл, пошёл!

Люди ходят, грибы ищут! Надо пойти за ними потихоньку да ещё в корзины грибов подложить незаметно. Глядь, а это и не люди вовсе. Дед Диадох и Лешик собирают под ёлками какие-то красные ягоды. Съел одну — невкусно.

— Семена ландышей, — сказал старый леший. — Птицы отнесут их в Обгорелый лес. Печален лес без ландышей… Пошёл, нашёл, потерял!

— Потерял, пошёл, нашёл! — отозвался Лешик. — Поговорка у нас такая. Повторяй за мной, Кузя!

— Пошёл, нашёл, потерял! — нехотя подтянул Кузька.

— Потерял, пошёл, нашёл! — И дед Диадох вручил домовёнку сверкающий сундучок, сокровище домовых.

Как это Кузька потерял его в лесу? Лучше самому пропасть, чем вернуться домой без сундучка! Никуда он больше не бегал. Сидит на пне, ждёт, не побегут ли от ветра верхи деревьев. Пять ветров прилетали, никаких вестей с родной сторонки, все стороны чужие. И всё кругом домовёнка — чужое. Цветы не те: горошек мышиный, лён кукушкин, капуста заячья, все не на грядке, а в беспорядке. Сколько ни дёргай, ни тебе красной морковки, ни жёлтой репки. Даже лопухов нет.

И птицы не те: никто не кукарекнет, не закудахчет. Гуси и утки только в небе гогочут, пролетая стаями. Чего они в небе не видали? Чириканья много, а воробья ни одного. Мыши и те другие: про кошек слыхом не слыхали, домовых не дразнят. Лиса с Медведем куда-то пропали, поговорить не с кем.

— Дед, а дед, — говорил Лешик, — этак Кузя у нас зачахнет, на корню высохнет. Давай сведём его домой!

— Беда! — тихо, как сухие листья шуршат, отвечал дед. — «Всяк кулик на своём болоте велик». Давно б вывели его из леса, да ведь не знаем, цела его деревенька или нет. Каково ему будет одному на пепелище в чистом поле, да ещё зимой? Будем ждать: не тот ветер, так другой принесёт весточку.

Чего-чего, а ждать лешие умеют. Дождись-ка, пока из жёлудя ещё один могучий дуб вырастет. А лешим хоть бы что, ждут себе, поджидают.

— Не умею я ждать, — горевал Кузька. — Мы, домовые, только праздники умеем ждать, тут уж ничего не поделаешь.

— Вот и хорошо, — сказал дед Диадох. — У нас в лесу скоро праздник. Гостем будешь. А зимой такие гости придут, что и хозяевам воли не дадут, — мороз-трескун да вьюга-метелица. Ну да темна ночь не навек…

Осенний праздник

Маленький домовёнок дождался лесного праздника. Ну-ка, посмотрим, как пляшут в лесу, что поют, чем угощаются?

— Кто с нами, кто с нами петь и плясать? Кто с нами, кто с нами в игры играть? — завопил домовёнок, выскочив из берлоги.

Дед Диадох остановил его: осенний праздник начинается тихо — любуйся красотой, да так, чтоб ни один золотой или красный листик не упал с ветки.

Такого синего неба и летом не увидишь. День радовался солнцу, солнце — всякому зверю и птице. Берёза Кургузенькая сияла такой красотой, что все деревья кругом восхищённо шелестели. Осина Трясушка в красной одежде была так хороша, что с её красотой могло поспорить лишь её отражение в большой луже. Всяк хотел оставить о себе добрую память на долгую зиму.

Тихо вышли на поляну к Красной сосне лесные звери. Кузька оглянулся, а рядом — лось. И не слышно, как подошёл. То ли дело корова или лошадь! То-то было бы треску, мычания, ржания. А вот из кустов вышли — тихие, серые, как туман, глаза горят — собаки не собаки, сели на поляне, подняли морды.

— Не бойся! — сказал Лешик. — Сегодня они никого не тронут.

— «Волков бояться — в лес не ходить!» — произнёс Кузька.

— Вот как у вас сказывают! — рассмеялся дед Диадох.

Как же испугался домовёнок, когда узнал, что это и вправду волки. Хорошо, что старый леший увёл его на другой конец поляны — зайцев считать. А Медведя и Лисы что-то не было.

Красивый праздник, да больно тихий. И угощать никого не угощают.

— А потому и праздник, что нет угощения, — сказал дед Диадох. — А то волки зайцами угостятся, куницы — белками, и вместо праздника выйдет одно горе.

Звери подходили, рассаживались на поляне, чего-то ждали. Тут на середину круга вышли дед с внуком. Лешик свистнул, дед хлопнул в ладоши, аукаются, ухают, хохочут. Потом запели без слов — залаяли с подвыванием, а звери им подтягивали. Вдруг старый леший пропал. Вместо него среди поляны появился корявый пень, а вместо Лешика — зелёный кустик. Пень превратился в старого седого волка, кустик — в весёлого волчонка. Подбежал волчонок к Кузьке — хвать за рубаху! Кузька обмер, а волчонок завизжал и превратился в Лешика. Старый седой волк снова сделался добрым дедом Диадохом. Вот это был праздник!

Вдруг верхушки деревьев зашумели, побежали. Листья заплясали в воздухе. Летят, как изукрашенные грамоты неведомо от кого неведомо кому. Вот зелёный лист с пурпурным узором, вот пурпурный с золотым. Который краше? Оба хороши! Вот на листе жар-птица с жар-птенчиком, вот богатырский конь с огненной гривой.

«И кто так прекрасно разрисовал осенние листья? — думал Кузька. — Летят и летят… А может, который из них видел маленькую деревеньку над небольшой речкой?»

Тут большущий кленовый лист опустился прямо в руки к деду Диадоху. Дед повертел его, ничего не понял. Зато Кузька сразу разглядел на листе свою деревеньку. Каждая избушка не крупнее божьей коровки, дерево ниже травинки, речка тоньше былинки.

— Глядите-поглядите! — кричал домовёнок. — Даже трубы на крышах нарисованы. Дым бежит в гости к тучам и облакам. Цела моя деревенька!

Пока разглядывали лист, ахали, радовались, в лесу стало темно, показалась луна — медвежье солнышко. Вдруг листья полетели, будто их метлой метут. Словно летит кто-то, метлою машет, гудит: «Унесу-у-у!» Звери в испуге разбежались. Осенний праздник кончился.

— Теперь знаем, куда идти, — сказал домовёнок. — Выспимся, и прово́дите меня из лесу.

— И верно, — зевнул старый леший. — Утро вечера мудренее, трава соломы зеленее.

Никогда не видел Кузька, чтобы лешие спать ложились. В лесу ночью ещё больше жизни, чем днём, — звери рыскают, совы кружатся, ночные цветы цветут, светляки и гнилушки светят. Много у леших забот. А сейчас домовёнок из своего короба слышал, какие спеша укладываются лешие, старый да малый, как желают ему и друг другу приятных снов.

— Нам с вами зима, — зевнул дед Диадох, — одна ночь. Закроешь глаза, наглядишься снов, откроешь — и весна!

Бедный домовёнок спросонья не понял, что значат эти слова.

Поганки на полянке

Маленький домовёнок сидел на пне у лешачьей берлоги и во всё горло распевал грустную старинную песню:

Правда, лес уже был куда светлей. Грустно было глядеть на этот растрёпанный ветрами, лысый и голый лес. Но грустно и уходить отсюда, расставаться с друзьями. Лешие, оказывается, вовсе не злые, сердятся только, когда лес обижают. Разве деревья и кусты сами убегут от обидчика? Зверям со своего места куда деться? И птицы не улетят, возле гнёзд останутся.

Леший в бору что хозяин в дому. Говорят, он нарочно водит прохожих, чтоб заблудились. Да ведь хороший хозяин любит, чтобы гости погостили у него подольше.

А ещё грустнее, что лешие спят и спят, даже песня их не разбудила. Терпение у Кузьки кончилось. Влез в берлогу, принялся будить Лешика. Кричал ему прямо в ухо, дёргал за хвост. Лешик спал. Тогда Кузька начал его щекотать. Лешик захихикал, открыл глаза: «Что? Уже весна?» Вот оно что! Лешие спят всю зиму. Как медведи, барсуки, ежи, как цветы и травы.