Избранное - Борис Заходер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стыдно смеяться над бедным Крокодилом! — ответила птичка Тари. — Ведь у него болят зубы! Ему больно!
— Можно подумать, ты знаешь, что такое зубы! — фыркнула Мартышка и скорчила рожу.
— Зато я хорошо знаю, что значит — «больно»! — сказала птичка Тари. — И знаю, что если тебе больно, а над тобой смеются — тебе вдвое больнее! Вы видите — Крокодил плачет!
— Крокодиловыми слезами! — повторил Попугай и засмеялся. Но никто его не поддержал.
— Попугай ты! — с презрением сказала птичка Тари. — Говоришь, а сам не понимаешь, что говоришь! Никакие это не крокодиловы слезы!
— Как же так? Ведь плачет-то Крокодил? — удивился Попугай.
— Эх, ты! — сказала птичка Тари. — Зубы-то у него по-настоящему болят, верно? Значит, и слезы настоящие! Самые настоящие горькие слезы!
— Ещё бы не настоящие! — сказал Крокодил страшным басом и вдруг перестал плакать. — Ой! — продолжал он с изумлением. — Мне кажется… что мне, кажется, стало легче… Нет! Ой-ой-ой! Мне это только кажется!
И он заплакал ещё громче.
— Всё равно мне его не жалко, — заявила Мартышка. — Он сам виноват: почему он никогда не чистит зубы? Брал бы с нас пример!
И она тут же принялась чистить зубы шершавой веточкой дерева Мъсваки это она собезьянничала у людей.
— Да ведь я же, — простонал Крокодил, — я же не знал, что их надо чистить!..
— А если бы ты знал, ты бы чистил? — спросила птичка Тари.
— Если бы знал? Конечно, НЕТ! — прохныкал Крокодил. — Как я могу чистить зубы, когда у меня такие СТРАШНО коротенькие лапки?
— Ну, а если бы ты мог, ты бы чистил? — настаивала птичка Тари.
— Ещё бы! — сказал Крокодил. — Ведь я чистоплотный Крокодил и каждый день умываюсь. Хотя это не такая уж большая заслуга. Для того, кто живёт в реке, — скромно прибавил он.
И тут птичка Тари, маленькая, белая с чёрным птичка, ростом чуть побольше голубя и чуть поменьше пигалицы, сделала такую удивительную вещь, что все ахнули. Она смело подлетела прямо к страшной пасти Крокодила, к самому его носу, и скомандовала:
— Открой рот!
Крокодил послушно открыл пасть, и все снова ахнули и отступили на шаг (не меньше!), потому что пасть у Крокодила была (ты не забыл?) СТРАШНАЯ, а в ней торчали ОЧЕНЬ СТРАШНЫЕ ЗУБЫ.
Но все ахнули гораздо громче (а многие даже зажмурились!), когда птичка Тари вскочила прямёхонько в крокодилью пасть!
— Смотри не вздумай закрыть рот, а то у нас ничего не получится! — сказала она, и Крокодил, разинув пасть ещё шире, ответил:
— О-Э-О! — что должно было означать: «Конечно!» (Попробуй сам сказать «конечно» с открытым ртом, только ни в коем случае не закрывай его, а то у тебя ничего не получится…)
— Какой ужас! — крикнула птичка Тари спустя полминуты. — Просто страшно, что тут творится! Это не пасть, а какое-то… — Птичка запнулась, она хотела сказать «болото», но побоялась обидеть Крокодила. — Чего тут только нет! — продолжала она. — Даже пиявки! И чёрные, и зелёные, и с красными полосками! Да, самое время было почистить тебе зубы!
Крокодил, услышав про пиявок, только тяжело вздохнул.
— Ну ничего, ничего, — продолжала птичка Тари, — сейчас мы всё приведём в порядок!
И птичка Тари принялась за дело.
— Ну вот и он — больной зуб! — вскоре крикнула она весело. — Сейчас мы его выдернем! Раз… два… три! Готово!
Крокодил ойкнул.
Птичка тоже.
— Ой! — сказала она. — Ой, а под ним-то, оказывается, новый растёт! Как интересно!
— У нас так всегда бывает! — похвалился Крокодил (кстати, это сущая правда), но так как он ни на секунду не забывал, что пасть закрывать нельзя, то получилось у него только: У-А-А-Э-А-Ы-А-Э!
И не все поняли, что он хотел сказать.
Через пять минут всё было готово.
Звери и птицы были до крайности изумлены, увидев, что птичка Тари выпорхнула из крокодильей пасти целой и невредимой, и казалось, сильнее удивиться они не могли, но всё-таки им пришлось удивиться ещё больше, потому что первые слова, которые произнёс Крокодил, закрыв наконец пасть, были такие:
— Большое-большое спасибо тебе, добрая птичка! Мне гораздо, гораздо, гораздо легче!
И тут все звери и птицы сами разинули рты, словно хотели, чтобы птичка Тари тоже почистила им зубы. Но это, конечно, не так (тем более что у птиц, как ты знаешь, нет никаких зубов!). Просто они удивились до самой, самой последней крайности потому, что НАСТОЯЩИЙ СТРАШНЫЙ КРОКОДИЛ ВПЕРВЫЕ В ЖИЗНИ СКАЗАЛ НАСТОЯЩЕЕ ДОБРОЕ СЛОВО!
— Какие пустяки, — скромно сказала птичка Тари. — Не стоит благодарности, тем более что пиявки были — первый сорт! Особенно эти, в красную полосочку! Если хочешь, я буду каждый день тебе чистить зубы!
— Ещё бы не хочу!.. — сказал Крокодил.
— Договорились! — сказала птичка Тари, и мартышки вдруг захлопали в ладоши, все другие звери запрыгали и затопали копытами, а птицы запели свои самые весёлые песни, сами не зная почему…
И вот с этого-то самого дня птичку Тари называют Ма-Тари-Кари, что на крокодильем языке означает: «Маленькая птичка, которая делает большие добрые дела»…
И если тебе очень повезёт и ты поедешь в Африку, ты сможешь своими глазами увидеть, как Ма-Тари-Кари чистит зубы Крокодилу и предупреждает его об опасности (ведь иногда и Крокодилу грозит опасность!).
Некоторые, правда, зовут сё за это Крокодиловым Сторожем, а то и Крокодильей Зубочисткой, но Ма-Тари-Кари не обижается: она говорит, что, с тех пор как они подружились, характер у Крокодила стал уже не такой СТРАШНЫЙ.
Что ж, это вполне возможно.
Отшельник и Роза
IВ Синем море жил-был маленький Рак. И жилось ему очень плохо, так плохо, что он никак не мог понять, почему море называют Синим — ему-то оно казалось совсем, совсем серым…
Да, это было очень странно!
Ведь море было действительно синее-синее, и жить в нём было так весело и интересно! Рыбы (это только раньше люди думали, что они не умеют говорить!) даже сложили весёлую песню о том, как хорошо живётся в море:
Никто и нигде!Никто и нигде!Не жил веселее,Чем рыбы в воде!Ни люди,Ни звери,Ни птицы,Ни змеиНикто и нигде не живёт веселее!Да, никто и нигде!Нет, никто и нигдеНе жил веселее, чем рыбы в воде!
и распевали её с утра до ночи. Морские Звёзды так и сияли, мудрые Дельфины и те резвились как дети, а бедный Рак сидел, забившись в какую-нибудь щёлку, и горевал.
А ведь у него было всё, что полагается настоящему раку для полного счастья: десять ног и вытаращенные глаза, длинные-предлинные усы и могучие клешни. Вот только панциря у него не было — тельце было совсем мягкое… Может быть, потому-то все, у кого такой панцирь был, да и многие другие, обижали его, щипали, кусали, а то и старались съесть…
И он пел грустную-прегрустную песню:
Ах, много места в море,И много в нём воды,Но в нём не меньше горя,Не меньше в нём беды!
— Всё горе в том, что тебе не хватает твёрдости, — сказал ему как-то его дальний родственник дядя Краб, который всегда ходит боком. — В наше время нельзя быть таким мягкотелым!
И в доказательство он сильно ущипнул бедного Рака.
— Ой! — крикнул Рак. — Больно!
— Это для твоей же пользы, — сказал дядя Краб, очень довольный. — Моё дело, конечно, сторона, но на твоём месте я попытался бы обзавестись каким-нибудь приличным панцирем.
И он поскорее — бочком-бочком — убрался в сторону. Ведь клешни у Отшельника были как у настоящего рака и даже, пожалуй, покрепче…
Да, я и забыл тебе сказать, что рака прозвали Отшельником, как раз потому что он, как ты знаешь, вечно прятался то в пещеры, то в норки, то под камушки, чтобы его поменьше щипали.
Первый назвал его Отшельником Морской Конёк — он известный насмешник, а Рыбы-Попугаи (есть и такие!) подхватили его слова, и скоро во всём Синем море да и на суше никто иначе и не называл нашего рака, как Рак-Отшельник.
«Ну что ж, — подумал Отшельник, когда боль немного успокоилась, — щипок был неплох, но ведь и совет, пожалуй, тоже! Пожалуй, мне действительно стоит об этом хорошенько подумать».
Как видишь, Отшельник умел не только горевать, но и думать, а это значит, что он был очень, очень умный рак!
А кругом валялось многое множество раковин. И вот, хорошенько подумав, он решил так: «Самое подходящее место для рака — это, конечно, раковина; а самый подходящий жилец для раковины — это, конечно, рак. И когда рак залезет в раковину, его уже никто не ущипнёт, или я ничего не понимаю ни в тех, ни в других!»
И вот он постучал в первую попавшуюся раковину и попытался объяснить всё это её хозяину, но оттуда выглянул сердитый Моллюск и, не дослушав его, сказал:
