Таинственная история Билли Миллигана - Дэниел Киз

4 октября, за два дня до того, как Билли возвратился в тюрьму, Гарри Франкен из «Ситизен джорнал» опубликовал второй очерк о Билли Миллигане. Из неизвестного источника он получил экземпляр отчета Хардинга и пришел к Гэри и Джуди за комментариями, сказав им, что собирается пустить это в печать. Гэри и Джуди рассказали обо всем судье Флауэрсу, который решил, что эту историю нужно опубликовать еще и в «Коламбус диспэч». Государственные защитники согласились прокомментировать отчет, поскольку он уже не был тайной. Они позволили сфотографировать рисунки, которые Гэри привез из клиники: Моисея, разбивающего таблицы с десятью заповедями, музыканта-еврея, играющего на рожке, пейзаж и портрет Адаланы.

Газетные публикации расстроили Билли, и во время последнего сеанса с доктором Кокен он был подавлен: он страшился того, что могли сделать с ним заключенные, узнав, что одна из его личностей – лесбиянка. Билли сказал ей:

– Если меня признают виновным и отошлют обратно в Ливанскую тюрьму, я должен буду умереть.

– Тогда победит Челмер.

– Что делать? Вся эта ненависть сидит во мне. Я не могу с ней справиться.

Хотя доктор Кокен редко давала советы или инструкции, предпочитая косвенными методами добиваться того, чтобы пациент принимал решение сам, она понимала, что уже не осталось времени на подобного рода терапию.

– Твоей ненависти можно найти полезное применение, – предложила она. – Ребенком ты страдал от истязательств. Ты мог бы победить эти ужасные воспоминания и человека, который стал их причиной, посвятив свою жизнь борьбе против насилия над детьми. Живым ты можешь бороться и победить. Если умрешь, победит человек, оскорбивший тебя.

Позднее в тот же день, разговаривая в своей палате с Донной Эгар, Билли сунул руку под кровать и достал бритву, которую Томми прикрепил к перекладине почти семь месяцев назад.

– Вот, – сказал он, передавая ей бритву. – Этого больше не нужно. Я хочу жить.

Донна заплакала и прижала его к груди.

Розали он сказал:

– Я не хочу идти в мини-группу. Я должен подготовиться к тому, чтобы быть одному. Я должен стать твердым. Никаких прощаний.

Но члены мини-группы сделали для него прощальные открытки, и когда Розали принесла их ему, Билли расплакался.

– Впервые в жизни, – сказал он, – у меня нормальная человеческая реакция. По-моему, это то, что называют «смешанными чувствами». Я никогда раньше этого не испытывал.

В пятницу, 6 октября, в день, когда его должны были увезти, у Розали был выходной, но она приехала в клинику, чтобы проводить его. Она знала, что увидит поднятые брови и услышит язвительные замечания некоторых сотрудников персонала Уэйкфилда, но это было не важно. Она вошла в комнату отдыха и увидела Билли, одетого в синюю тройку. Он шагал взад-вперед по комнате в ожидании, внешне спокойный, полностью владея собой.

Розали и Донна Эгар прошли с ним в административное здание, где его уже ждал помощник шерифа, сидевший за письменным столом.

Когда помощник шерифа вынул наручники, Розали встала, загородив Билли, и спросила, неужели необходимо надевать на него наручники, как на зверя.

– Да, мэм, – ответил помощник шерифа. – Так положено.

– Бросьте, офицер, – сказала Донна. – Когда его привезли сюда, его сопровождали только две женщины. Не тронет он вас и никуда не денется.

– Не я это придумал, мэм. Мне жаль.

Билли протянул руки, и, когда наручники защелкнулись, Розали увидела, как он поморщился. Тюремный фургон двинулся, и женщины шли рядом с ним, пока машина медленно ехала по извилистой дороге к каменному мосту. Они помахали Билли, вернулись на отделение и долго плакали.

Глава четвертая

1

Прочитав отчет доктора Джорджа Хардинга, Берни Явич и Терри Шерман согласились, что это одна из самых тщательных психиатрических экспертиз, с которыми им приходилось иметь дело. Все, что они как обвинители привыкли критиковать в показаниях психиатров, все положения, которые обычно могли быть опротестованы, в данном отчете представлялись неопровержимыми. В отличие от обычного трех-четырехчасового обследования пациент был тщательно изучен в клинике на протяжении семи месяцев, с привлечением ведущих психологов и психиатров.

6 октября 1978 года судья Флауэрс, проведя краткое слушание по факту правомочности подсудимого, на основании отчета Хардинга постановил, что Миллиган имеет возможность находиться под судом, и назначил дату первого слушания – 4 декабря.

Швейкарт выразил удовлетворение, с одной лишь оговоркой: суд состоится в соответствии с законом, существовавшим на момент совершения преступлений. (1 ноября закон штата Огайо был изменен: теперь обвиняемый должен был доказывать свое безумие; ранее же обвинение должно было доказывать, что на момент совершения преступления подсудимый находился в здравом уме.)

Явич не согласился.

– Ставлю данное ходатайство на обсуждение, – сказал судья Флауэрс. – Мне известны подобные ходатайства, в результате которых были внесены поправки, в частности в новый уголовный кодекс. В большинстве случаев признавалось, что обвиняемый имеет право выбора в свою пользу. Но я не знаю ни одного решения или подобного случая в судебной практике.

По пути из зала суда Швейкарт сказал Явичу и Шерману, что он намерен от имени своего клиента отказаться от суда присяжных и просить судью Флауэрса провести слушание. Когда Швейкарт отошел, Явич сказал:

– Ну, пошло дело.

– Не такое оно простое, как казалось, – сказал Шерман.

Позднее судья Флауэрс признался, что обвинители, соглашаясь принять отчет доктора Хардинга, но не соглашаясь с тем, что Миллиган был безумен, страшно его рассердили.

Посетив тюрьму, Гэри и Джуди заметили, что Билли снова находится в депрессии. Большую часть времени он проводил, рисуя или размышляя. Возрастающая известность начинала беспокоить его. Дни проходили, а он все больше и больше спал, чтобы только не видеть этих холодных, пустых стен.

– Почему я не могу оставаться до суда в клинике? – спросил он Джуди.

– Это невозможно, – ответила она. – Нам повезло, что суд позволил тебе быть там семь месяцев. Держись, Билли, осталось меньше двух месяцев.

– Ты должен собраться, – сказал Гэри. – Я почти уверен, что тебя оправдают. Но если ты сломаешься и не сможешь быть на суде, тебя пошлют в Лиму.

Однажды один из охранников увидел, что Миллиган лежит на койке, рисуя карандашом. Он заглянул через решетку и увидел рисунок: тряпичная кукла Неряха Энн с петлей на шее, висящая перед разбитым зеркалом.

– Эй, Миллиган, почему ты нарисовал это?

– Потому что я рассердился, – раздался низкий голос со славянским акцентом. – Кому-то пора умереть.

Охранник, услышав акцент, быстро нажал на кнопку тревоги. Рейджен внимательно смотрел на него, забавляясь.

– Слушай, кто бы ты ни был, медленно отойди назад, – сказал охранник. – Оставь рисунок на койке и отойди к стене.

Рейджен подчинился. Он увидел, что возле решетки столпились другие охранники – они открыли дверь, быстро вошли, схватили рисунок и захлопнули за собой дверь.

«Неряха Энн, кукла Кристин». Рисунок Рейджена, сделанный в тюрьме

– Господи, – сказал один из охранников, – это рисунок больного.

– Позвоните его адвокату, – сказал кто-то. – Он снова раздваивается.

Когда Гэри и Джуди приехали, их встретил Артур, который объяснил им, что Билли никогда и не был полностью синтезирован.

– Однако он достаточно целен, чтобы идти в суд, – уверил он. – Теперь Билли понимает, в чем его обвиняют, и сможет способствовать своей защите. Однако Рейджен и я стоим особняком. Вы видите, это место враждебное и потому доминирует Гейджен. Если Билли не переведут отсюда обратно в клинику, я не гарантирую, что от достигнутого синтеза останется хотя бы что-то.

Окружной шериф Гарри Беркемер рассказал репортеру газеты «Коламбус диспэч», что его помощники были свидетелями необычной силы и выносливости, проявленной Миллиганом, когда он пребывал в образе Гейджена. Гейджена привели в зону отдыха, и он выбрал спортивную грушу.

– Он колотил по ней девятнадцать с половиной минут без перерыва, – сказал Беркемер. – Средний человек может колотить по груше не больше трех минут, потом выдыхается. Парень бил по ней так яростно, что мы думали, он сломал себе руку, и повели его к врачу для проверки. И представьте, никаких травм.

24 октября судья Флауэрс вновь приказал Юго-Западному центру психического здоровья обследовать Миллигана на предмет его правомочности предстать перед судом. Доктор Джордж Хардинг-младший мог по своему усмотрению посещать обвиняемого. Кроме того, судья распорядился, чтобы Миллигана немедленно перевели из тюрьмы в Центральную психиатрическую клинику штата Огайо.

15 ноября Марион Дж. Колоски, директор Программы содействия суду Юго-Западного центра судебной психиатрии, сообщила, что, когда доктор Стелла Кэролин и Дороти Тернер последний раз видели Миллигана, они нашли его правомочным быть под судом и способным содействовать адвокату в своей защите. При этом она добавила: