Лоскутный мандарин - Суси Гаетан

В тот день в Нью-Йорке было чудесное утро, в небе ослепительно сияло солнце, создавая ощущение праздничной субботы. Яркая зелень деревьев, плавные линии улиц и мостов, изящные контуры зданий. Пегги выбирала самые красивые, зеленые и веселые улицы и проспектыу даже если они не вели их к цели кратчайшим путем. А Ксавье шагал, уныло опустив голову, будто перед носом его висел отвес. Пегги не очень беспокоило пасмурное настроение парнишки. Она больше думала о том, какие удовольствия его ждут, полагая, что он просто не сможет остаться равнодушным. Она была совершенно уверена в том, что, одев Ксавье с иголочки, сделает его счастливым.

– К тому же, – заметила она, – когда переоденешься, всегда чувствуешь себя лучше.

Ксавье свернул с улицы в сквер, подошел к скамейке и сел, как будто устал и решил отдохнуть.

– Что с тобой?

Подручный не ответил. Уперев локти в колени, он безучастно рассматривал муравьев, перетаскивавших травинки. Пауза затягивалась. Пегги села рядом с ним, почти к нему прижавшись, и положила ногу на ногу; Пегги повернулась к нему спиной и стала внимательно изучать собственные ногти; Пегги встала и некоторое время стояла, подперев плечом дерево; в конце концов Пегги снова села на скамейку, но на этот раз – на дальний ее конец, подальше от него, и стала так вздыхать, будто хотела, чтобы вздохи ее дошли до небес. Все это она делала, желая ему показать, что ждет его. А Ксавье все сидел – молчаливо и неподвижно. Примерно четверть часа он вообще не пошевелился.

Он как-то отреагировал на ее присутствие только тогда, когда она шмыгнула носом. Пегги осторожно терла себе глаза. Ксавье жалобно произнес:

– Я не хочу, чтобы кто-нибудь покупал мне костюм.

Срывающимся голосом Пегги спросила его почему, и Ксавье ответил ей тоном, не терпящим возражений:

– Потому.

– Но ты же понимаешь, что в мюзик-холл не ходят, вырядившись, как ты.

– Это моя рабочая одежда, – парировал подручный, хоть было ясно, что он не слишком уверен в силе своего довода.

– Ты что, считаешь, что в субботу вечером люди ходят в мюзик-холл в рабочей одежде?

Она произнесла это с нарочитым спокойствием и сдержанностью, потому что хотела дать ему ясно понять, что, несмотря на веские причины не сдержаться, у нее достало великодушия не поддаться этому искушению. Подручный это прекрасно понимал, он сам себе был противен до крайности, но ничего не мог с этим поделать. Это было выше его сил. С похоронной торжественностью он оценил последствия – последствия для него самого, и ту печаль, на которую он обрекает молодую женщину. Так тому и быть. Он услышал, как с языка его сорвалось:

– Если это так необходимо, я думаю, мне лучше вообще не ходить в этот твой мюзик-холл.

Он заметил, что сжатые в кулачки изящные руки Пегги безвольно упали на ее изящные бедра.

– Ну, что ж, если тебе так больше хочется…

Она встала со скамейки, Ксавье так и сидел, сгорбившись, уперев локти в колени, продолжая на нее смотреть и испытывая к себе самому невероятное отвращение. Пегги собралась уходить. Но перед этим решила убедиться, что ремешок ее сумочки надежно держится на плече, – так она давала пареньку последний шанс задуматься над своими словами и извиниться. Ксавье угрюмо рассматривал фаланги и суставы пальцев. Он жалел, что ничего у него рано утром не получилось с ремнем. От той попытки у него остались только желтоватые следы на шее, которые он пытался скрыть, подняв воротник.

Пегги не выдержала:

– Почему? Можешь ты мне объяснить почему? Что, черт возьми, такого страшного в покупке нового костюма?

Он сказал, что такие вещи предназначены не для него. И печально добавил:

– И потом, я все равно не знаю, как это делают, как одежду покупают…

Пегги хмыкнула.

– Надо же! Это совсем не трудно. Выбираешь, что тебе нравится, идешь в примерочную, смотришься на себя в зеркало, потом платишь и – до свидания. Вот и все.

Она проговорила это больше себе самой, тихо так сказала, почти шепотом, скорее чтобы привести в порядок собственные мысли; она понятия не имела, какую реакцию вызовут ее слова. Все ее радужные надежды на праздник вдруг развеялись в пух и прах, исчезли, испарились, дымком растаяли в воздухе. Но вдруг Ксавье распрямился! (Это было его первое движение за последние полчаса.) При слове «примерочная» с ним произошла удивительная метаморфоза. Ей пришлось объяснить ему, что оно означает. Он хотел совершенно точно уяснить себе, что это такое. Потом он спросил, можно ли ему туда пойти одному.

– Конечно, а как же иначе? -спросила она, отпрянув от неожиданности.

Лицо Ксавье озарила улыбка.

Страхи его улетучились, Ксавье почувствовал то же самое, что каждый день ощущал на стройке, когда снимал свои пудовые башмаки: как будто у него сзади вырастали крылья. Все его восхищало, приводило в изумление, как чудо, вызывающее в душе трепет. Он часто смеялся – громко и от души. Когда они вошли в универмаг, его длинные ноги несли его, казалось, сами по себе; он не знал, что такое прилавки, и постоянно оказывался за ними рядом с продавщицами, что неизменно смешило Пегги. Все там было для него новым и неожиданным – светильники, обилие товаров, щелканье кассовых аппаратов, звон монет и шелест купюр, яркие указатели. Временами у него начинали болеть глаза, словно он пристально смотрел на солнце.

В конце концов настало время покупать костюм. Двойку, будьте любезны, двубортную, из чистой шерсти мышиного цвета, в синюю крапинку, но очень мелкую, такую, что заметить можно, только если носом в ткань уткнешься. И, кроме того, – только представьте себе! – не одну, не две, а целых три рубашки в тон костюму, и все с жестким воротничком – только вообразите себе на минуточку! Эта необъяснимая бескорыстная щедрость, желание сделать подарок просто для того, чтобы доставить ему удовольствие, вызвала у подручного слезы. Почему все это ему – Ксавье? Мисс Пегги сама выбрала ему галстук-бабочку – фиолетовый, не больше большого пальца величиной. Ксавье скептически оглядел себя в зеркале, отягощенный сомнениями, гадавший, почему эти вещи сидят на нем не так шикарно, как на манекенах, которыми он любовался в витринах универмага. Но Пегги уверила парнишку в том, что выглядел он просто восхитительно. Он шепнул ей застенчиво на ухо:

– Все на меня глаза таращат!

Она со смехом подтвердила:

– Так оно и есть!

Когда она оглядывала его с головы до ног, покусывая себе нижнюю губу, глаза ее сияли. Результат превзошел все ее ожидания, которые, надо сказать, были весьма беспокойными. Когда они вышли из магазина, она спросила Ксавье, можно ли взять его под руку, на что тот ответил:

– Конечно, конечно можно.

Они рядом пошли дальше, подручный ступал широким шагом, а Пегги просто таяла от счастья, когда женщины оборачивались, не сводя глаз с ее спутника.

Через некоторое время подручный замер как вкопанный у витрины шляпного магазина, зачарованно глядя на какую-то шляпу.

– Хочешь, мы еще тебе купим шляпу?

Ксавье не ответил. Взгляд его был прикован к витрине.

– Давай, – сказала Пегги, – пойдем тебе шляпу покупать.

Ксавье перемерил добрую дюжину головных уборов. При этом он выказывал такое бурное воодушевление, был так взыскателен и придирчив, что Пегги никогда даже представить себе его таким не смогла бы. В конце концов почти вышедший из себя продавец, усы которого чем-то напоминали вешалку для одежды, стал поглядывать на них с раздражением. Но Ксавье не обращал на это внимания. Он внимательно изучал шляпы, размышлял, глядя на них, пытаясь определить что-то, ведомое лишь ему одному. Преодолевая присущую ему застенчивость, подручный пытался объяснить продавцу, что именно ему хотелось купить. К сожалению, его американский язык был не настолько хорош, чтобы выразить все оттенки его желания.

Он ужасно расстроился -- Пегги даже показалось, что он вот-вот расплачется. И тут в мгновение ока свершилось чудо. Как вспышка молнии, как любовь с первого взгляда, возникла круглая шляпа с узкими полями, такого же серого цвета, как костюм подручного, которую он тут же надел, до отказа сдвинув на затылок. У Пегги вырвалось удивленное «Ох!». Эта шляпа, казалось, с начала времен была предназначена Ксавье. А продавец еще обратил его внимание на то, что она была самой дешевой из всех, обследованных дотошным покупателем; он даже не стал упаковывать шляпу в коробку, а просто положил в бумажный пакет, из которого Ксавье тут же ее решительно достал и водрузил на голову. Счастливые, они чинно вышли на улицу. Еще когда они были в магазине, Пегги предложила купить ему заодно пару ботинок, но парнишка заявил ей, что прекрасно себя чувствует в кроссовках, и добавил, что никогда ничего, кроме кроссовок, в жизни не будет носить.