Записки военного летчика - Иван Спирин

В домике, в углу, на одиночной наре, лежал Водопьянов. Он не спал. Я пришел известить его о погоде.

- Ну, как? - спросил он.

- По-моему, можно вылетать: на севере совершенно ясно. Пойдем, посмотрим.

Мы вышли из домика. Короткое совещание. Решили готовиться к полету.

На этот раз дело шло быстро, так как все держалось наготове.

Мы забрались в самолет. Запустили один мотор, второй, третий и, наконец, четвертый… Наступали последние минуты.

Остающиеся члены нашей экспедиции и зимовщики как-то особенно ласково смотрели на нас. Они были необыкновенно любезны, услужливы и, с трудом скрывая волнение, стремились что-нибудь сделать для нас, исполнить любое наше желание. Мне показалось, что в их взглядах мелькало что-то похожее на грусть. Действительно, вернемся ли назад?

Но вот все готово. Люди на местах, моторы, работают. Впереди самолета прицеплен трактор, чтобы быстрее сдвинуть тяжелую машину с места. Дана команда тянуть нас вперед. Моторам прибавили оборотов. Мы тронулись с места и тяжело пошли своим ходом. Трактор на ходу отцепили. Мы рулили на старт самостоятельно.

Наш корабль сильно перегружен. Вместо положенных 22 тонн, вес его достигал почти 25 тонн. Были серьезные опасения, оторвемся ли мы вообще и не развалится ли машина еще на разбеге? Эта мысль беспокоила [93] не только нас, но и всех, кто оставался на земле. На южной стороне аэродрома мы развернулись против ветра.

- Ну, что же, пошли! - крикнул Водопьянов.

Моторы загудели, и самолет побежал под гору в северо-западном направлении. Машина медленно набирала, скорость. Винты ревели, рассекая холодный морозный воздух. Из всех моторов была выжата полная мощность. Скорость медленно увеличивалась. Десятки метров оставались позади. Наклон увеличился. Я внимательно наблюдал за указателем скорости. Стрелка не переходила за 60 километров. Для отрыва надо не меньше 100. Промелькнули маленький домик, палатка с радиопеленгатором, одинокая мачта и группы людей. Все они наблюдали за нашим необычайно тяжелым стартом.

С увеличением уклона увеличилась и скорость. Стрелка дрогнула, подошла к 70. Затем медленно, словно на ощупь, пошла выше, подползла к 80 и, наконец, к 90. Машина как бы почувствовала некоторое облегчение, мягко оторвалась от снега, еще раз-другой чиркнула по нему лыжами и повисла, в воздухе.

Вылетели!

Корабль медленно набирал высоту по прямой. На высоте 400 метров мы осторожно развернулись налево. Машина продолжала тяжело лезть вверх. Еще поворот налево, такой же осторожный, с таким же малым креном, и мы, наконец, зашли южнее нашей зимовки. За это время я несколько раз произвел измерения и рассчитал навигационные элементы пути. Когда машина поравнялась с зимовкой, поставил компасы на истинный норд, и мы пустились в знаменательный путь, к полюсу. [94]

Незабываемый полет

Остров Рудольфа быстро скрывался. Внизу плавали мелкие льдины, между которыми иногда было видно свободное ото льда море.

В моей кабине Шмидт. Он сидит сосредоточенный, строгий, но спокойный и уверенный. За штурвалом Водопьянов. Машину держать надо очень точно. Особенно направление и скорость. Иначе мы не сможем выйти на полюс, как бы тщательны и удачны ни были расчеты. Об этом договорились с Водопьяновым еще до полета. И сейчас он сидит серьезный, упрямый, глядя только вперед на компас и на указатель скорости. Я показываю ему на стрелку компаса, которая гуляет больше, чем положено.

- Сейчас, сейчас, - кивает он головой. И я вижу, что он напрягает все усилия, чтобы удержать машину на курсе. Стрелка как будто становится на место. В это время пошла гулять стрелка указателя скорости. Я показываю ему на нее. Он опять кивает головой и принимается успокаивать стрелку. Машина ходко идет вперед!

Я гляжу на Бассейна, Петенина, Морозова, Папанина, Кренкеля, Иванова. Все они серьезны, строги и сосредоточены. Всеми владеет одна мысль: как бы что не отказало, не помешало благополучно прибыть к цели! Один только кинооператор Трояновский, в противоположность всем, не сидит на месте и бросается от окошка к окошку. Ему нужно заснять замечательно красивые, дикие, никем невиданные панорамы Ледовитого океана. В воздухе тихо. Слабый северный ветер несколько убавляет нашу скорость. [95]

Но уже через полчаса полета сверху наплывает тонкий слой облаков. Постепенно он все увеличивается и превращается в большие и мощные облачные громады. Солнце скрылось. Это неожиданное обстоятельство волнует меня больше, чем других. Ведь астрономия - самый главный вид нашей ориентировки. Только с ее помощью мы можем итти к цели, только опираясь на нее, мы можем найти неведомое место, именуемое Северным полюсом. А какие могут быть астрономические измерения, когда не видно солнца? В рваную цепочку этих отрывистых мыслей пробивается утешительная мысль: хорошо работает радиомаяк…

Идем ниже облаков. Остров Рудольфа давно скрылся. Скрылась последняя северная земля. Под нами простирается холодный океан.

Еще час, и обстановка резко меняется. Впереди под нами расстилается огромный массив облаков, спускающихся до самого моря. Грозный стеной они встают, преграждая путь. Низом пройти нельзя.

- Давай наверх, - кричу Водопьянову.

Нагруженная машина медленно, но упорно лезет вверх. Мы забираемся все выше и выше. Наконец, цепляясь лыжами за верхнюю облачную кромку, выходим за облака. Снова появилось солнце. Я тороплюсь произвести наблюдения, так как впереди и выше нас второй огромный слой облаков, который вот-вот закроет солнце. Перелезть через этот слой облаков нам, вероятно, не удастся.

Так оно и вышло. Теперь мы уже шли между двумя слоями облаков, по облачному коридору, который, по мере нашего продвижения вперед, становился все уже и уже. Казалось, что вот-вот облака сойдутся совсем, и мы упремся в грозную облачную муть, которую не в состоянии будем пробить.

Обстановка становилась серьезной. Солнца давно не видно. Неожиданно прекратилась работа радиомаяка.

В слуховые трубки радио слышались мощные разряды, - повидимому, результат влияния близкой облачности. Ничего не остается, как переключиться и вести корабль по обычным магнитным компасам. Как они работают здесь? Кто может это сказать? Кто знает? Ответа [96] нет. Но иного ничего не остается. На всякий случай запускаю все гироскопические приборы.

Огромные хлопья облаков мелькают около крыла. Что там внизу, под нами? Есть ли там ледяные поляны, на которые можно сесть, или попрежнему внизу огромные разводья и маленькие льдины? Напрягаю все внимание, стараюсь провести корабль возможно точнее. Это трудно, когда не видно ни солнца, ни поверхности земли. Мы идем, четко выдерживая заранее рассчитанный курс. Где же солнце? До чего оно нужно сейчас! Достаточно выглянуть ему на минуту, и сразу стало бы легче, яснее, все тотчас же стало бы на свое место.