Подземный факел - Анатолий Стась

Шелест успокоил Марию. Нет, ничего не случилось. Едут они в Верхотурье, вот и решили завернуть к своему знакомому, узнать, как он живет. Они знают, что Грицько работает на промысле, могли бы подвезти его по дороге на работу, чтобы утром не вставать ему на рассвете, не трястись в автобусе. Но если хозяина нет, то пусть она извинит их за такое позднее посещение.

Во дворе Шелест приказал ехать на опытный нефтяной промысел.

Причина плохого настроения и внезапного отъезда Горишнего из дому была понятна Петришину. Но где он сейчас? Поверив в то, что Грицько должен был прийти к нему и сообщить о визите дочери священника Квитчинского, Петришин никак не мог отказаться от этой мысли, смириться с тем, что он ошибся. Может быть, Горишний не решился ехать в город, боясь, что не застанет в воскресенье на работе его, Петришина? Может быть, он уехал на промысел, чтобы поделиться неприятной новостью с товарищами? С инженером Бранюком? С кем-нибудь из знакомых ему пограничников?

Очень не хотелось майору думать о том, что предположения его не оправдаются, что на промысле они тоже не застанут Горишнего.

Молча садились в машину. Третий пассажир — лейтенант Валигура, вынырнув тенью из сада, неожиданно оказался в «Победе». Наклонившись к Шелесту, он тихо сказал:

— Мне оставаться здесь, товарищ полковник?

Шелест подумал, искоса посмотрел на майора.

— Поедете с нами. Дежурить у дома Горишнего нет необходимости.

Перед глазами Петришина снова поплыли окутанные темнотой сады, улицы, дома родного села. Здесь прошло детство Арсения… Вон над дорогой сереет приземистое здание. Там был когда-то магазин. Не раз бегал туда Арсений, зажимая в горячей ладони монетку, чтобы купить коробок спичек. Вечером, склонясь над коптилкой, отец бережно раскалывал ножом каждую спичку надвое, потому что покупать их часто было не по карману. Как-то по дороге в магазин Арсений встретил на выгоне мальчишек с соседней улицы и подрался с ними. Впопыхах забыл о монетке с одноглавым орлом и потерял ее в пыли. С горя убежал в соседнее село к деду. Два дня не показывался отцу на глаза… А там, сразу же за церковью, — пруд, обсаженный старыми вербами. Ловились в нем караси и скользкие вьюны, но не раз приходилось расплачиваться за рыбу рваными штанами, искусанными в кровь икрами. За прудом было поместье владельца гранитных карьеров, первого богатея на всю округу — Мацюка. Сынок его, длиннорукий гимназист, на лето приезжал из Львова и всякий раз науськивал своего пса на сельских ребят, как только они появлялись на берегу пруда…

Давно не наведывался Петришин в родное село. Да и к кому ехать? Отца, матери уже нет в живых, родных не осталось. Друзья детства разлетелись кто куда. Один Грицько Горишний…

Кто же ты, Грицьку? Может, и впрямь душа у тебя чернее ночи?

Такие мысли нахлынули на Петришина, когда проезжал улицами своего села. Майор не знал о том, что забрызганный подтаявшим снегом мотоциклист, разминувшийся с их «Победой» на шоссе еще при выезде из города, был не кто иной, как заместитель начальника Раневской милиции Петро Кушнир. В кармане у него лежало короткое донесение. Кушнир спешил в областное управление КГБ.

Не догадывался и Горишний, что своей беседой со старшим лейтенантом Кушниром подтвердил надежды майора Петришина.

И уж совсем не предвидел Грицько Горишний, какие неожиданные события произойдут с ним вскоре на нефтепромысле.

2

Подвижной, суетливый инженер Фокеев собирал бумаги, укладывал свертки чертежей в футляры. Бранюк еще раз осмотрел комнату, закрыл сейф, выглянул в окно. Зеленый ГАЗ-67 уже стоял около дома.

Завтра начинала свою работу объединенная научная сессия двух крупнейших в республике научно-исследовательских учреждений — Института жидкого топлива и Института нефти. Очень ответственная аудитория ждала доклад Бранюка о результатах испытаний нового метода нефтедобычи с применением горелки-термоинжектора. Первое заседание сессии было назначено на десять утра в понедельник. Бранюк решил выехать в воскресенье, чтобы вечером в гостинице вдвоем с Фокеевым еще раз просмотреть тезисы доклада и отдохнуть. На сессии будут гости из Москвы, Баку, Сибири, с Дальнего Востока. На кафедру надо выйти со свежими силами, ясным умом, чтобы четко обосновать, изложить каждое положение, логично связать воедино все то, что явилось результатом напряженной работы и поисков на протяжении нескольких лет. Бранюк не был красноречивым и перед аудиторией всегда немного терялся. Хотя в научных кругах его имя уже было известно, отечественные и зарубежные специалисты ссылались на него в своих спорах и дискуссиях, однако всякий раз, когда он видел обращенные на себя взоры десятков людей, он чувствовал себя студентом, пришедшим на нелегкий экзамен…

К тому же надо не забыть отправить из города телеграмму Юрию Калашнику. Прощаясь, он дал Юрию слово, что известит его, как только работа на опытном промысле завершится. Теперь уже можно познакомить его с результатами испытаний термоинжектора последней конструкции. Через неделю после научной сессии Бранюк сделает сообщение в Академии наук. Так или иначе встречи с представителями прессы не избежать. А Юрию очень хотелось первым рассказать читателям о рождении нового в нефтяном деле. Пусть расскажет. Не о нем, Иване Бранюке, нет. То, что завершено, — это детище всего коллектива нефтепромысла, плод работы многих советских людей, носивших в сердце мечту дать в руки своему народу еще одну могучую силу, которая будет служить его процветанию и прогрессу.

Бранюк снова перевел взгляд на окно. На прозрачной синеве неба четко выделялись контуры вышек. Молчаливые ели подступали к ним со всех сторон, как надежная стража.

И Бранюк, и Фокеев, и техник Закиров, сидящий на скамье у окна, и все, кто пришли в свое время на промысел, скоро оставят этот обжитый уголок, где провели не один месяц. На смену им прибудут нефтяники-эксплуатационники. Маленький, когда-то заброшенный промысел не только даст еще тысячи и тысячи тонн драгоценного топлива — он станет школой, где молодые операторы, мастера-производственники, инженеры будут осваивать новую аппаратуру, изучать технологию добычи остаточной нефти из недр земли. Опытный промысел превратится в один из центров переподготовки кадров нефтяников страны. На месте, где стоит ныне этот неказистый домик, вырастут многоэтажные здания. Будут построены лаборатории, лекционные залы, общежития, кинотеатры, библиотеки.

А пока что на промысле работают измерительные стенды, контрольная аппаратура. Тщательно фиксируются сложные процессы, что происходят в нефтеносном пласте после пробуждения его огненным факелом термоинжектора.

Обобщенные, систематизированные данные превратятся в четкие линии кривых, нанесенные на ватман; отобразят продолжительность периода, во время которого увеличивается выход нефти, покажут, на какое время — на год, два или, может, на десять — возвращена к жизни скважина; дадут полное представление о потенциальной мощности каждой скважины, промысла, каждого месторождения «черного золота» после внедрения нового метода.

— Можно ехать, Иван Сергеевич, — Фокеев, уже одетый, держал в руках несколько трубок-футляров с бумагами.

Бранюк протянул руку технику Закирову:

— Вам, Ашер, придется лично проследить за скважиной номер три. Записывайте данные о количестве выхода нефти каждые два часа. Если мы приостановим фиксацию данных хотя бы на сутки, в расчеты может вкрасться неточность. Так вы уж, пожалуйста, займитесь этим сами.

— Будет сделано, Иван Сергеевич. Не беспокойтесь. — Белозубый смуглый Закиров энергично потряс руку инженера. — Желаю вам успеха!

Фокеев и Бранюк направились к выходу и столкнулись на пороге с Горишним. Лицо оператора осунулось, вид был усталый, а глаза возбужденно блестели.

— Григорий Александрович! — обрадовался Бранюк. — Очень вовремя приехали. Мы с товарищем Фокеевым отправляемся в город, вернемся через два дня. Хозяевами здесь остаетесь вы с Ашером. Помогите ему вести наблюдения за третьей скважиной. Вдвоем вам будет легче отстоять вахту до завтра, пока съедутся остальные операторы. Не возражаете?

— Что вы, Иван Сергеевич… Подежурим!

— Ну, друзья, счастливо оставаться!

Машина с Бранюком и Фокеевым нырнула в лес. Закиров и Горишний направились к склону, где виднелась вышка третьей скважины.

Поездка в Ранев автобусом, обратный путь на промысел на случайном самосвале, почти без сна проведенная ночь, нервное напряжение дня — все это утомило Горишнего. Увидев знакомые вышки, он старался поскорее преодолеть километры, отделявшие шоссе от долины, где раскинулся промысел. Думал: придет в общежитие, ляжет на кровать и будет спать как убитый. Но теперь, когда все осталось позади, желание побыть наедине исчезло. На сердце было легко и спокойно, от гнетущего настроения не осталось и следа. Разговор с Кушниром будто снял с Горишнего что-то липкое, омерзительное, мешавшее дышать с того времени, как увидел Грицько белое, словно мраморное, лицо женщины в кожушке. Когда отдал Кушниру записку, врученную ему незнакомкой, было такое чувство, точно освободился от тяжелого камня, висевшего на шее.