Затерявшиеся в тайге - Леонид Репин

Мелкий осенний дождичек сыплет и сыплет, никак не иссякнет. А у нас костер, у нас свежие маслята крутятся в кипящей воде в котелке...

Леша сказал, что ему опять гастрономический сон приснился. Вполне отчетливо-как наяву, да и только-он слышал, как на сковородке неописуемо приятно скворчит не то шпикачка, не то сарделька.

Слушая его, я подумал если бы мне такой сон приснился, уж мне бы обязательно показалось, что эти самые шпикачки еще и подпрыгивают в кипящем масле.

- Ну и что?-спрашиваю у Леши, ожидая продолжения с описанием всевозможных подробностей

- А ничего Просыпаюсь, а их нет.

Вместе с ним и мы с Толей испытали жестокое разочарование Как будто и перед нашими носами повертели сковородкой с аппетитно пахнущими шпикачками, а потом до очередного угощения во сне убрали.

Вспомнилось, какой чудный вечер поднесла вчера нам тайга Ветер утих, разогнав облака, и из-за зубчатого частокола вершин елей и сосен вдруг показалась луна. Полная, удивительно ровная, она медленно поднималась, заливая тайгу каким-то звонким серебряным светом.

Вспыхнули, отозвавшись таким же звоном, березы-это их родственный свет; зажглась длинная хвоя сосен-каждую ветвь словно бы иней осыпал;

трава сделалась металлической, светлой, кажется, пройди по ней-и она зазвенит тихо, тонко, так нежно...

И мы опустились, легли на землю, которой на ночь завладела луна, деля свою власть разве только со звездами, и растворились в этом волшебном свете вместе со всем, что вокруг...

По-прежнему идем вдоль берега речки. Иногда приходится шагать по камням, на которые набегает вода, медленно передвигаться под обрывистым берегом, цепляясь за скальные выступы или просовывая пальцы в глубокие трещины, если скала попадалась ровной и гладкой. Мы осторожно ступали по топкому берегу, покрытому густой сочной травой, перебирались на другую сторону речки по упавшим деревьям

В пути мы гораздо лучше чувствуем себя. Возможно, тому способствуют пейзажи, постоянно меняющиеся перед глазами, возможно, и само движение нас увлекает. Нередко, остановившись, мы испытывали тягостное, неприятное чувство. И наоборот, едва начинали идти, как неизменно ощущали подъем настроения. Движение, наверное, самое естественное состояние человека.

Часто я вглядываюсь в лица своих товарищей. Как изменились, как устали они... У Леши и взгляд утомленный, немного печальный. У Толи глубоко провалились щеки, чувствуется, что иногда он заставляет себя через силу что-нибудь делать. И у обоих красные глаза, воспаленные от дыма костра и бессонницы. Хотел бы увидеть и самого себя, да вряд ли это теперь скоро удастся.

Как-то подумал: а ведь я от леса устал. Нет, я не могу сказать, что он надоел, но иногда очень хочется выйти на просторное место, чтобы увидеть далекий горизонт и небо не только над головой, но и вокруг. Наверное, человеку трудно привыкнуть к жизни в однообразном пространстве, в замкнутом мире. А лес в определенные моменты может создавать ощущение замкнутого мира. Только окончательно привыкнув к нему, поняв и испытав его настолько, насколько вообще это возможно, избавишься от такого ощущения.

Иногда нам кажется, что откуда-то издалека доносится лай собаки. Прислушаемся-нет, ничего... Или почудится, что донеслись слабые, размытые расстоянием звуки музыки. Постоим, в напряжении вслушиваясь, потом вздохнем: опять показалось... Сколько разных незнакомых звуков возникает в тайге... И как тихо в ней, когда эти звуки воспринимаются как часть ее жизни, как часть тишины...

Тишина тоже ведь никогда не бывает абсолютно беззвучной: наверное, даже и в космосе, если прислушаться, можно услышать, как струится свет звезд. А на земле тишина-это суховатый шорох ветра в вершинах деревьев, это бархатный шелест травы, это журчание воды на камнях. Все вместе это и есть тишина. И что в наше шумливое машинное время для человека, всю свою жизнь живущего в городе, может быть желаннее, приятнее, чем тишина?.. Ведь город по-настоящему тихим никогда не бывает...

Спросил у Леши: "Как, по-твоему, отношения у меня с Толей нормальные?" Он ответил: "Вполне нормальные".-"Но ведь мы конфликтуем по мелочам..."-"А это и лучше. Гораздо хуже, если человек долго накапливает раздражение, а потом сразу все изливает".

Ну, раз психолог думает так, значит, все в полном порядке.

Хочется мяса, жареной картошки, хлеба с солью и пива. Но, учитывая то обстоятельство, что ничего этого у нас нет, в тот день мы решили вообще отказаться от ужина. Маслята-замечательные грибы, но в пресном, отвратительно буром бульоне самый вид их нам неприятен.

Поступили так, как поступаем последнее время все чаще: на ночь совсем не едим, а утром стараемся недостачу восполнить.

Темнеет. В тайге быстро сгущается тьма. Скоро нам опять ложиться на холодную, влажную землю. И. как всегда, неизбежная перед сном процедуразаготовка дров для костра. Наученные собственным безжалостным опытом, мы теперь предпочитаем собрать топлива как можно больше. Пусть уж лучше останется.

Еще засветло мы с Лешей нашли и прикатили большой пень, вернее, просто нижнюю часть от сгнившей сосны. Он был без коры и абсолютно гладкий, как будто его специально полировали. Его можно было бы определить как квадратный, если бы он не уродился цилиндром: длиной около метра и диаметром тоже около этого. А соблазнились мы тем, что он показался сухим. Мы и раньше клали пни на костер: они долго сохли, а потом прекрасно горели, давая высокое жаркое пламя.

Эту ночь мы встречали в старом сосновом бору, чистом, сухом. Сосна царствовала здесь безраздельно, пропитывая воздух пряным, бодрящим запахом. Такой воздух хотелось нюхать, вдыхать и вдыхать долго, закрыв глаза, чтобы ничто не отвлекало от восприятия всех его оттенков.

Сухих и сосновых веток на земле валялось великое множество, поэтому, пожалуй впервые, за все время нашей жизни в тайге мы были уверены в том, что огонь выстоит под любым дождем и до утра не погаснет.

Сначала мы хотели оставить пень на ночь, чтобы просох и дольше горел, а потом передумали и решили сразу положить на огонь-мало ли... Вдруг совсем не станет гореть...

Пень вспыхнул сразу, как вязанка соломы, как если бы его начинили хорошим зарядом пороха. Из его недр вырвалось высокое пламя, он загудел, завыл, как ракета на старте, и мне показалось даже:

еще немного, еще какое-то мгновение-и он взлетит.

Пень, к счастью, остался на месте, хотя и продолжал угрожающе гудеть и дрожать, суля в скором времени рассыпаться на объятые пламенем обломки. Все бы это еще ничего, но внезапно налетел сильный ветер, пламя на пне вытянулось, из него роем вырвались крупные искры. А кругом сухая трава, старая хвоя, местами пышным ковром покрывавшая землю, подсохшие сосны, вплотную подступившие к нам. Я замер, на секунду представив себе, что может случиться, если хотя бы одна из всех этих искр найдет себе благодатную почву...

Однажды я видел большой лесной пожар. И навсегда запомнил его. Дело было летом на Волге, под Юрьевцем. Стояли сухие, знойные дни. Я был в деревне на школьных каникулах, мучился от безделья и страшно скучал, слоняясь из конца в конец деревни. Невыносимая, знойная скука...

И вдруг крик, перекинувшийся, словно пламя, от дома к дому вдоль улицы: "Лес горит!" И сразу начали выбегать из домов люди кто с чем-с топорами, лотами, лопатами. Появилось несколько подвод, люди уселись на них, и деревня вмиг опустела.

Я в растерянности стоял один посреди улицы, еще плохо понимая, что происходит. Лес горит... Ну и что? Подумаешь... Погорит, погорит-перестанет... Не будет же он всю жизнь гореть... Я видел, как горели в Москве двух-трехэтажные дома старого Замоскворечья: сухие бревна полыхали, как факелы, на противоположной стороне улицы нестерпимый жар, крики, суматоха... Из окон, объятых пламенем, летят одеяла, подушки, воет сирена "скорой"... Вот это-пожар! А то-лес...

И вдруг подумал: но все-то уехали, а я остался! Все там будут что-то делать, все ведут себя так, как будто случилось нечто очень серьезное... И я кинулся вдогонку за последней подводой. Догнал ведь...

Сидевшие на подводе удивились моей неожиданной прыти: "А ты, Московский, куда? Там жарко будет!" Меня почему-то никто не звал по имени, а только вот так-Московский.

Издалека мы увидели над лесом медленно вздымавшийся густой сизый дым. Подъехали ближе. С разных сторон, со всех окрестных деревень, к лесу бежали и ехали люди. Такое я никак не думал увидеть...

Пробежав немного по просеке-меня уже захватило волнение и какой-то щемящий сердце незнакомый азарт,-я ощутил лицом волну горячего воздуха. И почти сразу же сделалось трудно дышать. Еще немного-и я увидел нечто такое, что меня поразило: горела земля. Сплошной раскаленной стеной стоял лес, в который я еще вчера ходил за грибами. Дальше, казалось, из-за невыносимого жара невозможно сделать ни шагу А люди, словно не замечая этого жара, бежали дальше-ближе к огню.