Разрушенный - Мари Мур

потрясении. На самом деле она не знает, что это лишь малая часть, которой я могу поделиться.

Есть много вещей, о которых я не могу рассказать.

Например, как однажды я чуть не совершил убийство.

Это было около года назад. Я стащил пистолет из кабинета отца. Десмонд улетел во Францию, и со мной не было того, кто бы мог меня образумить. Той же ночью я пробрался в дом Эвансов. Старый ублюдок даже не проснулся, когда я вошел в его спальню. Несколько секунд я в него целился, но внезапно мой взгляд метнулся к фотографии, висящей на стене.

Я смотрел на маленькую Ким, сидящую на коленях отца, и не мог нажать на курок. Я просто… не мог.

Я ушел, так и не убив папашу Ким.

Вот почему я чувствую себя таким опустошенным. Я не могу убить себя. Я не могу убить Эванса. В то время, как он не оставил выбора сделать все, чтобы Ким презирала меня.

Кристи садится рядом и обхватывает обеими ладонями мою руку, сжатую в кулак.

– Мне очень жаль, – говорит она. – Ты не должен винить себя. Ты написал эти слова на эмоциях.

Если бы только Кристи знала, как долго я решался отправить Ким ту проклятую эсемеску. Я напился до такого состояния, что с трудом нажал «отправить». Только так я мог намеренно причинить ей боль.

– Я тоже жалею, что не сказала родителям в их последнее утро, как я их сильно люблю, – Кристи шмыгает носом. – Вместо этого я сказала папе, что мне надоело, и я не хочу, чтобы он отвозил меня в школу.

Ой, черт. Кристи плачет. Она пытается отвернуться, чтобы скрыть слезы. Но я тут же сжимаю ее плечи и успокаиваю. Не хочу, чтобы она чувствовала себя раздавленной.

Хватит того, что я причинил боль девушке, которую любил. И продолжаю любить.

Следующие несколько минут проходят словно в тумане. Возвращается Десмонд и застает меня за тем, как я обнимаю Кристи и пытаюсь ее успокоить.

– Почему она плачет? – орет Десмонд, хватая меня за воротник рубашки. – Что ты ей сделал?

– Тебе лучше спросить об этом у Жасмин, – с издевкой отвечаю я, чтобы доказать ему, какой я придурок.

Какое-то время Десмонд разрывается между тем, чтобы врезать мне и метнуться к расплаканной Кристи. В конце концов он отталкивает меня, идет к своей девушке и уводит ее.

Я задумчиво смотрю им вслед. Примерно в этот момент я понимаю, что мне абсолютно плевать, если прямо сейчас меня переедет мчащийся на всех парах поезд. Я беру с собой бутылку и пересекаю задний двор. Потом прохожу по темному лесу и не успеваю опомниться, как оказываюсь перед гостевым домиком.

У входа рядом с крыльцом я нащупываю под одним из камней ключ. Иду к входной двери и справляюсь с замком. Дверь с щелчком открывается, и я захожу внутрь.

Я не сразу включаю свет. Какое-то время я смотрю на огромное окно в гостиной, через которое видны стволы деревьев. Перед глазами проносятся воспоминания, как мы с Ким гуляли там вместе с Голди, и мне становится очень, очень хреново. Как никогда за долгое время.

Я стою в густой тишине дома, и мне начинает казаться, что изредка раздается собачий лай и милый смех моей принцессы. Эти звуки эхом отражаются от стен дома, словно издеваясь надо мной.

Мои нервы на пределе, я подношу бутылку к губам. После того момента, как исчезла Ким, ее собака сбежала. Словно, Голди чувствовал, что больше не увидит Ким здесь.

Я делаю глоток и тут улавливаю в зеркале в холле свое отражение. Я снова пью, и в голове проносятся слова Грейс:

«Ты не вызываешь ничего, кроме отвращения. В тебе ничего нет. Ты абсолютно пустой. Ты ничтожество».

За одно мгновение меня бросает в жар, сердцебиение ускоряется и звучит эхом в висках. Мысли начинают бешено метаться между собой.

«Ты не был ее достоин. И ты всегда об этом знал. Ты никогда не был слишком хорош для нее». 

Я резко взмахиваю рукой и запускаю бутылку в свое отражение. Зеркало с шумом разбивается на множество осколков. Они усеивают пол, пока я ударяю в стену снова и снова. К черту все! Я знаю, что буду расплачиваться за свою ошибку всю жизнь. Но я больше никогда и никому не позволю в нее вмешиваться.

Ни папаше Ким, ни Грейс, ни Десмонду…

Никому.

Я перевожу дыхание, иду в гостиную и включаю настенный свет. Мягкое теплое свечение наполняет темное пространство дома. И здесь каждое воспоминание о Ким вновь и вновь начинает нападать на меня.

Ким, сидящая в кресле напротив горящего камина. Блики огня отражаются на ее задумчивом личике, пока ее тоненькие пальчики переворачивают страницы.

Ким, лежащая в моих объятиях, ее голова покоится у меня на груди.

«Не могу поверить, что не позволяла тебе делать со мной этого раньше».

Ким, стоящая у барной стойки и слизывающая горячий шоколад с подушечки большого пальца. Я тянусь к ее сладким губам за поцелуем, но она шутливо отталкивает меня и говорит, что на нас смотрит Голди.

Мое сердце болезненно стучит. Словно у меня в груди смертельно опасная рана. Я не могу здесь находиться. Я разворачиваюсь, чтобы уйти. Но тут мой взгляд останавливается на полках, заставленных ее книгами.

Внутри все сжимается. Жаль, что нам было отведено так мало времени. Я бы хотел прочитать для Ким каждую из этих книг.

Делаю несколько шагов и достаю одну из них с названием «Этюд в багровых тонах». Это была последняя книга, которую я прочитал для Ким. Раскрываю ее и едва не роняю на пол.

Внутри лежит цветок белой магнолии. Черт, у меня вот-вот остановится сердце.

Вопреки боли в груди я прохожу внутрь гостиной и усаживаюсь в кресло. Знаю, что это не поможет вернуться в прошлое и что-то исправить. Но я хочу зацепиться за прекрасные воспоминания о том, где я и моя принцесса были вместе.

Я раскрываю первую главу и начинаю читать.

Вслух.

Как однажды читал для нее.

Глава 13

Декабрь. Мельбурн

Мой первый семестр в Тринити-колледж подходит к концу. Сегодня последний учебный день, отчего в кафетерии непривычно пусто и немноголюдно. Наслаждаясь тишиной, я выбираю овощную пасту песто и занимаю свободный столик.

Как и большинство студентов, я бы могла уже получать удовольствие от заслуженного отдыха. Но мне нужно обсудить с моим научным руководителем