Вальдор: Рождение Империума (ЛП) - Райт Крис

Если бы капитан Бордамо был более любопытен, он, возможно, склонился бы к тому, чтобы разузнать точные обстоятельства появления этого необычного формирования боеспособных людей. Он, возможно, просмотрел бы записи сотен небольших клиник, разбросанных по дюжине независимых провинций многих терранских королевств. Некоторые из них находились в пределах Империума, другие — вне их. Все они держались в строжайшей тайне и теперь были разрушены. Всё, что от них осталось — их родичи, исходные люди, физически разные, лишь с незначительным, едва заметным изменением генетики, в ином случае ничем не примечательной среди огромной массы беспородного человечества.

С практической точки зрения результат этого был прост. Всех их, одного за другим, собрали кривыми и трудными тропками на службу в призывных пунктах Ньюделии, Агры и Саака, и с тех пор они действовали в составе полка Образцовых Кастелянов. С того времени они были верными, прилежными и надежными. Впоследствии им рассказали, как их вывели, чтобы постараться избежать неприятных откровений позже. Это не привело их в замешательство.

Важнее всего то, что они были осведомлены о своей безупречной вживленной верности человечеству. Не тому человечеству, каким его видел Император, а истинному, согласно учению Пророка. Каждый раз, салютуя Раптору Империалис, они говорили нужные слова и изображали благочестие, но на деле каждый из них внутри себя заменял громкое «За Него» на тихое «За Нее».

Поскольку Пророк — что важно понимать — в самом прямом смысле слова была их матерью. Она сформировала и выходила их ДНК со всем умением и сноровкой, за которые была известна по всему Империуму. Никакие особые способности, помимо хорошего здоровья и остроты ума, не закладывались, ибо они были созданы как сдерживающий фактор, преграда на пути смутных времен. Когда был основан Дворец и начали возводиться стены, их закономерно расквартировали в множестве его гарнизонов в еще большем количестве. А почему бы нет? Они были хорошими солдатами, стабильными, надежными. Образцовые соответствовали своему названию и никогда не давали повода для сомнений.

До сей поры. Пророк наконец отдала им приказ, которого они ждали всю свою жизнь, и солдаты начали действовать, ни на секунду не задумавшись. Каждый из Образцовых, находившийся во Дворце, взял свое оружие, проверил блок питания и запасник, подтянул бронежилет, надел шлем и без промедления покинул пост.

Сам Бордамо направился от Центра к главным защитным дверям Темницы. Он бежал трусцой, держа оружие в обеих руках и приготовившись открыть огонь. По пути к нему присоединились шестнадцать человек из его отряда, сбегая со своих постов и молча вставая в строй. Капитан знал, что по всему Дворцу сотни других делают то же самое. Он на мгновение представил этот сбор, будто кто–то смотрел сверху сквозь слои рокрита — маленькие темно-синие точки, собирающиеся и преобразующиеся в некий гигантский аморфный организм, инфекцию внутри тела, которая вскоре доберется до жизненно важных органов.

Его отряд достиг перекрестка и повернул направо, теперь направляясь прямо к турбо-лифтам, ведущим вниз, прямо в Темницу. В этот момент дорогу им преградил отряд Сенешалей из шести человек.

— Стоять! Назовите свои…

Это были единственные слова, которые их сержант успел произнести перед тем, как шестнадцать лаз-лучей начисто скосили его и остальных солдат. Брызнула кровь и поджаренная плоть, со стуком упали конечности, и Образцовые пробежали через месиво, не сбавляя темп.

Бордамо услышал взрывы первых зарядов и почувствовал, как задрожал пол под ногами. Это означало, что прорывники начали штурм внутреннего ядра. Все сейчас зависело от скорости — там внизу, в почти бесконечных лабиринтах подземного королевства, тысячи стражей, и они ответят сразу же, как только поймут, что происходит и кто за этим стоит. Дело можно провернуть, лишь пока многочисленная охрана Дворца все еще в смятении и озадачена.

Они набились в турбо-лифт и нажали на кнопку спуска. Двери клетки захлопнулись, и отряд спустился в шахту с тяжелым грохотом. На следующем уровне они снова рассыпались по большому залу сбора. Пространство уже было заполнено Образцовыми, их было больше сотни. Окровавленные тела Сенешалей лежали в кучах, как и гораздо большее число разнорабочих. Помощники Бордамо, оба лейтенанта в цветах полка, ждали, как и планировалось.

— Сопротивление подавлено на три уровня вниз, — доложила первая их них, женщина со значками за доблестную службу на нагруднике бронежилета. — Коммуникации выведены из строя, действия по подавлению уже ведутся.

Бордамо кивнул и дошел до следующей лифтовой шахты. Раненый Сенешаль поднял голову с пола, и капитан безучастно выстрелил ему в поврежденный шлем.

— А Пророк?

— Идет к судьбе.

Где–то внизу включилась тревога, заполняя множество шахт и транзитных труб, за ней последовали вой и треск попаданий лаз-огня.

— Тогда мы не можем терять время, — он подошел к третьей клетке, ненадежно висящей на туго натянутых кабелях. Клетка могла вместить шестерых, и еще двенадцать стальных каркасов были открыты и готовы к спуску. Большая часть оставшихся Образцовых сделала то же самое, оставив несколько дюжин солдат с пристегнутыми к поясам зажигательными боеприпасами и вставших на позиции у разных входов в помещение.

Бордамо ударил по механизму освобождения троса, и клетка выскочила из замков. Как обычно, все внутри пошатнулись, ожидая, когда качающийся пол успокоится, а опускающие цепи начнут разматываться.

Впрочем, в этот раз ей что–то помешало, и клетка спустилась лишь на несколько метров, прежде чем налететь на какое–то препятствие и удариться о внутреннюю стену колодца. Люмены замигали, короткими вспышками освещая маслянистые металлические внутренности граней шахты. Бордамо посмотрел вверх, в сторону прямоугольника тусклого света, пытаясь понять, что их остановило.

Капитану потребовалось мгновение, чтобы его сознание зарегистрировало то, что увидели глаза.

— Снимите его, — приказал он, и каждый Образцовый в кабине поднял лаз-винтовку на плечо, целясь вверх.

Яркие белые лаз-лучи зашипели в шахте один за другим, посылая свет вверх вдоль ствола. Выстрел за выстрелом попали в цель, разгораясь и крутясь, когда концентрированные копья ударялись и отражались от их большой цели. Среди этого слепящего зрелища стало сложно различить, во что они целились — прыгающее, изменяющееся месиво отражений и искажений — но они увидели достаточно, чтобы понять, что их задержало.

Единственное существо, одинокий воин, закованный в ненавистное золото и тянущий главную поддерживающую цепь хват за хватом, поднимая тонны веса стальной клетки с шестью людьми внутри будто рыбак, сматывающий удочку. Лаз-огонь мало что мог сделать — лучи обжигали и отражались от его непробиваемого доспеха, оставляя длинные черные полосы, но не более. Медленно, но верно золотой шлем приближался, пока Образцовые стреляли в упор, а затем от ужаса их лаз-винтовки замерли.

Солдат швырнуло к одной стенке, затем к другой, жестоко впечатывая во внутренности кабины, и дернуло вверх. Желудок Бордамо опустился, и он внезапно почувствовал себя невесомым, его ноги оторвались от кабины, а лаз-винтовка полегчала в руках. Когда его голова сильно ударилась об один из больших железных стрежней, он увидел перед собой размытое золото, быстро сменившееся свистящим звуком и порывом горячего воздуха на теле.

Золотой дьявол бросил — бросил — клетку через зал сбора, метнув ее одной рукой и послав ее в тяжелую колонну-контрфорс. Удар был ужасающим. Бордамо впечатало в решетку, ушедшую в занос, а его броня выпустила ореол искр.

Скользящая клетка остановилась, и он почувствовал, как по броне течет горячая струйка крови. Его левую руку пронзила боль, в глазах плыло, но он заставил себя повернуться и попытался прицелиться в то, что, как он понимал, приближалось к нему.

Клетка сломалась, превратившись в разваливающуюся путаницу смятого железа, усыпанную безвольными телами потерявших сознание и раненых Образцовых. У Бордамо было смазанное впечатление, что за ним идет золотой монстр, прыгающий по полу между ними будто огромный механический волк. Он вновь открыл огонь, больше рефлекторно, чем с надеждой, но дальше он почувствовал холодную перчатку, сомкнувшуюся вокруг его горла и придавившую обратно к земле.