Несравненное право - Вера Камша

Бешеные широты, стаи кэргор,[139] многопушечные корабли ортодоксов, проклятые рифы Гиблого моря, зыбучие мели сурианского побережья — все это вместе взятое не пугало Арроя и вполовину так сильно, как некий ветер, показавшийся ему живым, разумным и злым… Адмирал не хотел об этом говорить, но помнил-то он все. Рамиэрль затронул больную струну, она зазвучала, и этот звук не мог заглушить ни ровный ласковый пассат, ни атэвское вино, ни поцелуи и счастливый смех ждавшей внизу Герики.

Ночь лениво пересыпала бриллианты созвездий, но Рене, вновь вышедший на палубу, не замечал этого великолепия. Рамиэрль давно ушел к себе, Герика спала, а вот он не мог. Прошлое властно захватило адмирала, и он вновь во всех подробностях переживал самые страшные дни своей молодости.

…Сначала ничто не предвещало беды. Подгоняемый ровным пассатом корабль нес все паруса, практически бесшумно скользя по океану и делая гед[140] по восьми. И небо, и море были чистыми и какими-то нежными. Впередсмотрящие, однако, осматривали горизонт с неусыпной бдительностью, потому что море — великий обманщик. Даже здесь, в Ласковых широтах, на горизонте может возникнуть маленькое серое пятнышко налетающего шквала, который нужно переждать с оголенными мачтами и задраенными люками.

Кто-то, кажется одноухий Ренар, вовремя заметил приближение непогоды, и Рене решил встретить шторм только под штормовыми парусами. Марсовые быстро полезли по веревочным лестницам. Достигнув марсов, они, как диковинные насекомые, расползлись по раскачивающимся под ударами ветра и дождя реям. Но удержаться было не все, главным было убрать паруса, что приходилось делать одной рукой, держась другой за рею. Хвала Великим Братьям, они успели! Когда клубящаяся серая гора закрыла солнце, а ветер, ставший порывистым и страшным, попытался завалить судно набок, паруса были убраны.

Ударили первые струи дождя, сшивая свинцовое небо с потемневшим морем, зарокотал гром. Вроде все было как всегда, и все же… все же Рене этот ливень сразу не понравился. Странно холодный для этих широт, он хлестал немилосердно, забирался под плащи, просмоленные куртки, шляпы, косынки, стекал холодными струйками по спине, заставляя вздрагивать даже самых стойких. И он не думал кончаться, хотя обычно не проходило и оры, как солнце вновь заливало мгновенно высыхающую палубу, горизонт становился прозрачно-ясным, а шквал, радостно громыхая, уносился дальше и дальше, пока не иссякал где-то у островов Сиреневых Птиц. Но на этот раз минула ора, и вторая, и третья, а неистовый ветер все гнал и гнал корабль на закат с упорством своры гончих, загоняющих оленя.

Моряки столпились на шканцах и на юте, держась за протянутые леера. Отсиживаться в темной нижней палубе, вздрагивая от ударов и гадая, что же творится наверху, не хотел никто… Все они нет-нет да и поглядывали на своего капитана, а он, казалось знавший о море все, ничего не понимал.

Стемнело, затем вновь рассвело, а непогода и не думала стихать. Самым же мерзким было то, что даже сквозь пелену дождя Рене было видно, что горизонт чист. Проклятая туча висела именно и только над кораблем. Счастливчик Рене благодарил судьбу за то, что глаза других моряков отчего-то уступали его собственным и не могли разглядеть сверкающее солнечное кольцо на границе бури.

Будь Аррой порелигиозней, он наверняка бы решил, что Творцу надоело терпеть его выходки и что странный шквал — кара Господня святотатцу за нарушение Запретной черты. Однако маринер клирикам никогда не верил, а что до Творца, то если и готов был согласиться, что таковой где-то и обретается, то занят чем-то более важным, нежели подсчеты грехов и грешков смертных и мелочной местью за нарушение каких-то малопонятных запретов. Зато странные легенды, передаваемые маринерами и атэвами из уст в уста, Аррой помнил прекрасно и полагал, что дыма без огня не бывает.

Он знал, что где-то в этих краях находится таинственный Берег Золотых Пчел, называемый также Берегом Алых Роз, и это самое прекрасное место в мире, но добраться туда невозможно, потому что землю обетованную стерегут девять раз по семь ветров, отбрасывающих смельчаков назад. Рене же давно искал волшебный край, где дно ручьев выстлано сапфирами и аметистами, в водах лагуны спят раковины с огромными черными жемчужинами, а над алыми розами реют золотые пчелы.

Счастливчику везло, и он то и дело находил острова, населенные наивными смуглыми людьми в юбочках из травы. Там росли яркие тропические цветы и шумели высокие пальмы. Были там и жемчуга, и маленькие, похожие на ожившие драгоценности птицы; попадалось и золото, но все это было не то… Рене совсем уже начал склоняться к тому, что Берег Золотых Пчел — выдумка морских скитальцев, чей-то приукрашенный рассказ об островах Великой Черепахи или атолле Двойной Горы, но все же решился еще на один поход. Да, странный шквал вполне мог бы быть подтверждением старой легенды, если бы отогнал «Созвездие» назад, но он яростно гнал несчастный корабль вперед, в неизвестность.

«Созвездие» пока держался, то взлетая на волны, то проваливаясь вниз, в страшные мертвые провалы между водяными чудовищами. Судно билось и скрипело, как от боли. Двух шлюпок как не бывало, борта кое-где были проломлены, но мачты из корбутских сосен стояли. Рене не было страшно, но происходящее угнетало. Эта буря, казалось, была наделена собственной злой волей, которой было нечего противопоставить. Хмурые лица и недоуменные взгляды, которыми обменивались моряки, говорили о том, что и они ничего не понимают.

Время шло, а буре не было видно конца, и Рене, изнемогая от усталости, все же спустился к себе и сразу же провалился в глухой, тяжелый сон. Сколько ему удалось проспать, он так и не узнал, разбуженный криком вбежавшего матроса.

Аррой бросился на палубу и увидел смерть. Сзади море с однообразным шумом катило темные волны, увенчанные седыми пенистыми гривами, впереди же вода кипела вокруг подводной гряды. Острые каменные клыки, окруженные грозными бурунами, торчали так близко друг от друга, что было немыслимым провести между ними не только большой корабль, но даже самую утлую лодчонку. Ни отвернуть, ни бросить якорь не успели. Раздался зловещий треск, и «Созвездие» забился на камнях…

Последующие оры превратились в сплошной кошмар. Глядя невидящими глазами в бархатное южное небо, Рене Аррой, император Арции, король Таяны, господарь Тарски, Великий герцог Эланда и прочая, и прочая, и прочая словно бы вновь слышал отчаянный скрип мачт, грохот волн, скрежет днища о камни… Он так и не понял, как долго продолжалась агония. Спасения не было и не могло быть, но для эландцев бороться до конца всегда было делом чести. К тому же полоса рифов вполне могла быть предвестником какого-то острова. Паники не было. Маринеры знают, что, уходя в море, они рано или поздно не вернутся. Этот миг настал, и надо было встретить его достойно. Спустить уцелевшие шлюпки в их положении и при таком ветре было почти невозможно, но им все же это удалось. Впрочем, и шлюпок, и людей на корабле заметно поубавилось. Рене, как водится, должен был покинуть гибнущий корабль последним, но не успел. Огромная черная волна ударила в правый борт, и одна из мачт наконец не выдержала и рухнула. Вторая волна, еще выше и злее, увенчанная клубящимся гребнем, подхватила Арроя и швырнула его в воду. Ему удалось выплыть, но почти сразу же какой-то обломок сильно его ударил. Чувствуя, что ранен, и ранен серьезно, он ухитрился привязаться к обломку той самой мачты и потерял сознание. Что с ним случилось дальше, Рене не помнил. Он пришел в себя в шелковой золотистой палатке, сквозь ткань которой просвечивало солнце. Над ним склонялось лицо столь немыслимой красоты, что Аррой в первый и последний раз в своей безумной жизни чуть не уверовал в Творца и его вестников.[141]