Осколки вечности - Александра Верёвкина

— Ближе, — потусторонним шепотом попросил я, собирая воедино лакомые способности к театральщине. — Наклонись, — сипел мой натянутый в предвкушении низшей подлости голос. Астрид, наивная маргаритка, послушно приникла ушком к моим пересохшим губам. Ее сердце, колотящееся на манер племенных тамтамов, умертвило былые потуги совести. Я не мог упустить такой момент, только не сегодня.

Действовать пришлось быстро, что в разы убавило процент получаемого удовольствия.

Я притянул ее за плечи к своей груди, попутно подобрался к карамельным губам через припухшую щеку и без промедления втянул в себя всю сладость этой вредной, но самой желанной девчонки. Она опешила. Застопорилась и машинально ответила на поцелуй. Потому что хотела его. И только затем к ней заявилось припозднившееся осознание ситуации. Снова мы. Снова на кухонном полу. Снова целуемся. По моим подсчетам, весьма нескромно и развязно.

Именно по этой причине хлесткий отпор не заставил себя долго ждать. В тот же миг лапусик попытался вырваться, чему я довольно зло воспрепятствовал, когда бережно, но чересчур резко сдавил ей запястья, свел их на пояснице и играючись удержал одной рукой. Как же опротивели мне эти светские реверансы! Почему я просто не могу быть с тем, кого люблю? Почему ей обязательно надо изображать эти ослиное упрямство и лебединую преданность? Помимо ее несравненного Джея в мире еще шесть миллиардов людей, не считая вампиров. И все они что-то чувствуют, о чем-то переживают, кого-то ненавидят, кого-то ценят, кому-то строят козни, кого-то теряют. А я хочу стать тем, кто ненадолго обретет своё маленькое и щедрое счастье. Всего один поцелуй — на большее я никогда не замахнусь.

В общем, пока я закипал изнутри не нашедшим разумной мотивации гневом, агрессивно отбивающийся от нападения малыш перекочевал на пол и оказался в плену моего подконтрольного порыва. Я не позволял себе вольностей и интересовался исключительно ее личиком. Сердито поджатыми губками, терпящими мое нагло вторжение по воле преобладающей силы. Чуть курносым носиком. Гладким лобиком с рисунком из мелких царапин. Бархатистыми щечками, каждый кровоподтек на которых охотно белел под действием моих пальцев.

В конце концов Астрид сдалась и милостиво позволила мне потворствовать нежности.

— Я так люблю тебя, глупенькая, — всё никак не мог отыскать я в потёмках скулящей души того смехотворного раздолбая, каким считал себя на протяжении всей сознательной жизни. — Настолько, что мне достаточно этого, — шумно чмокнул я округлый подбородок.

— Лео, мы уже говорили об этом, — не преминула она отвернуться от моего взгляда жалкого фанатика, повстречавшего идола. — С тех пор ничего не изменилось.

'Ты ошибаешься, булочка', - грустно вздохнула обреченная часть меня.

— И пусть, — не спешил поддаваться я пессимизму. — Пусть ты не признаешь, что любишь меня. Об этом необязательно говорить вслух. Достаточно лишь один раз показать.

— Я испугалась за тебя, и только, — обожаю эту ее манеру постоянно оправдываться! — Ты всегда выдаешь желаемое за действительное?

— Неа, — устав держаться на локтях, я сполз с не краснеющей врушки и мечтательно пристроился рядом, — лишь в тех случаях, когда желаемое совпадает с действительным. Ну признайся, пуся. Я тебе совсем не чужой дядя. Иначе бы ты давно запустила в меня табуреткой.

— Отменная идея, кстати, — предостерегающе уцепилась кошечка лапкой за ножку стульчака, а затем повернулась на бок ко мне лицом и прилежно зачастила, будто в припадке внезапного откровения. — Даже если ты прав, это ни на что не влияет. Я не могу быть сначала с одним, потом с другим…Не упрекай меня за то, что невозможно исправить. Я не выбирала Джея. Его приняло мое сердце, раз и навсегда. Кто же знал, что оно окажется резиновым и там найдется еще одно местечко для…Ну вот зачем я это говорю?

— Нет-нет, продолжай, — расплылся я в ликующей улыбке. — Любопытно узнать, какие еще органы в твоем теле отлиты из прочного каучука.

— Очень смешно, — шутливо треснула она меня рукой по макушке. — И ты прекрасно понял всё, что я имела в виду. А произносить вслух это вовсе необязательно, — хитро щелкнула лапуся меня по носу ловко инвертированной цитатой.

— Не хотел радовать тебя раньше времени, — помимо воли развеселился я, укрываясь от невзгод в объятиях привычного обмана, — да видно придется. Помнишь наш разговор в твой день рождения? В гостиной, после стакана водки.

Тупой вышел вопрос. Ту жуткую неделю она вообще вряд ли когда-нибудь забудет.

Конфетка, не обдумывая кивнула, но затем засомневалась в осмысленности собственных выводов. Пришлось освежать впечатления от нашей хмельной болтовни.

— Ты тогда жаловалась мне, — по ее заразительному примеру улегся я на бочину и подоткнул голову рукой. — На Габсбурга. Мол, какой скотиной он стал в последнее время и всё такое. И вскользь упомянула о вашем маленьком уговоре. Через десять лет топаем в разные стороны. Так вот, я дождусь, — 'точнее, намеревался дождаться', - внес я некоторые оговорки в испорченные планы. — Что ты на это скажешь?

Удивительное дело, но этот весьма бесполезный ответ был важен для меня, как никогда.

— Дождешься? — неизвестно в чем засомневалась пуся. — Зачем? Нет, постой, не перебивай. Я вообще плохо представляю себе эти картины из будущего. Джей против моего обращения. Ты, конечно, тоже, — я благосклонно кивнул, соглашаясь с ее наитием. — Поэтому мне трудно вообразить себя, двадцативосьмилетнюю мадам, шагающую рядом с вечно двадцатипятилетним мужем, — фу, как гадко прозвучало последнее слово, хотя Астрид умудрилась напихать в него кучу гордости пополам с вожделением. — Но это еще цветочки, с возрастом появятся ягодки. А как же я тогда буду смотреться рядом с тобой?

— Заметано, меняемся местами, — сообразительно поддержал я ее дебильные страхи. — Сейчас ты со мной, опосля чего-нибудь обломится и Верджу.

Девчонка мое предложение, разумеется, отвергла и, как следствие, перехотела продолжать нематериальную беседу о несбыточном. Поднялась на ноги, оттянула слегка задравшийся край футболки и невозмутимо вернулась к прерванному завтраку. Я полез в холодильник за кровью. Вскрыл коробку зубами и в два глотка утрамбовал в себя всё содержимое. Однако! Пить я стал аки запыхавшаяся лошадь.

Малыш тем временем остервенело орудовал вилкой, предпочитая таращить пустой взор в столешницу. Честное слово, в те редкие минуты, когда мы остаемся наедине, мне порой хочется оторвать себе руку, лишь бы было чем в нее пульнуть. Ну что за вздорный норов? Шуток она не понимает. Серьезность тоже не способна оценить.