Космическая шкатулка Ирис - Лариса Кольцова

братья. Рамина сразу была самой матерью выделена как неполноценная и недостойная унаследовать то, что совместно накопили родовые кланы, – её и мужа. Не знаю уж, почему Айра так поступила с дочерью. А может, и знаю. Айра была помешана на сословных предрассудках. Других детей она не могла ущемить, понимая, что по отцу они всё же аристократы, а вот последнюю дочь, рождённую от простолюдина, она и запихнула в дальний угол. Таким вот странным образом она карала невинную дочь за свои же личные грехи. Бедная девочка так и не смогла внушить ей материнскую нежность, поскольку Айра стыдилась перед знакомыми и роднёй того, что у малышки рыжие волосы – знак её принадлежности к другой даже расе, не то что их роду-племени.

– Нам мало интересна родословная Рамины. Ты ближе к сути вопроса отвечай, – поправил её Сэт, явно уже скучая от болтовни тёщи. Он уже не верил, что Ифиса скажет хоть что ценное.

– Подозреваю, что парня этого она подцепила в одном из столичных домов яств. Больше-то негде. Может, и просто где столкнулись на улице или на каком увеселительном народном гулянии. Не на производстве же, где она создаёт видимость своей включённости в общенародные усилия по продвижению ко всеобщему процветанию.

– Понимаешь, Ифиса-Лан, мы решили не тревожить саму Рамину. Незачем ей знать о том, кто приходит к ней в гости на самом деле. Ты сегодня пойдёшь к Рамине и выведаешь у неё больше, чем смогла узнать в тот день.

– Ещё чего! – возмутилась Ифиса, – ноги-то у меня не общенародные, чтобы их топтать ради государственных интересов, а мои личные. Я устала и так, пока сюда добрела. Я столько наплясалась, набродилась за свою жизнь, что ноги мои болят от долгих прогулок.

– Тебя довезут до посёлка, где и живёт Рамина, – пообещал Сэт.

– Везите, – согласилась Ифиса, – только и на обратный путь дайте, чтобы я заплатила частному водителю, а это недешёвое удовольствие.

– На общественных машинах доберёшься, – вставил жадный Сэт.

– Там тесно, и ноги всегда оттопчут грубые работяги и прочие простолюдины.

– Вот что значит прошлые замашки! – опять укорил её Сэт. – Когда ты и была аристократкой? Всё не забудешь своей позорной юности?

– Прекрати её оскорблять, Сэт! – потребовал Руднэй, чем вызвал прилив горячей благодарности в сердце Ифисы. Она влажными глазами, когда-то прекрасными и глубокими, смотрела на молодого сына Рудольфа и Нэи, внутренне плача от того, что нет у него родителей, а у неё самой нет сыновей, один из которых погиб, а другой неизвестно где.

– Спасибо тебе, сынок, – пролепетала она, вдруг улавливая слёзы своими чуткими рецепторами на увядающих щеках, – Спасибо, милый!

– Ревёшь-то чего? – удивлённо спросил Сэт, – я не хотел тебя обидеть. Так вышло случайно. Ты же прежде и внимания на мои подковырки не обращала. Таков уж я. Грубый, раздражительный. Но я тебя по-своему и люблю. Не плачь. – Сэт решил, что Ифиса плачет от его слов. Она же и не помнила уже, о чём Сэт и сказал.

Руднэю не нужны пришельцы, а только Кристалл

– Я успела разглядеть знакомую надпись по металлическому ободу кольца, – сказала Ифиса, успокоившись. – Я очень наблюдательная, и память у меня хорошая. Надпись похожа на растительный орнамент, но я даже знаю, что там написано. Только вам не скажу. Она интимного свойства, и понять её могла только та, кому кольцо и было подарено.

– Я и не сомневаюсь, что ты узнала бы Кристалл и без надписи, о которой говоришь, – произнёс Руднэй. – Отец так и сказал мне, что Кристалл сам направит течение событий в нужную сторону.

– Отец? – изумилась Ифиса. – Разве ты его когда видел?

– То есть? – ответно изумился парень. – Он воспитывает меня с младенчества. Как бы я мог его не увидеть? Он же не невидимка.

– Кто же твой отец?

– А тебе надо знать и это? – возмутился Сэт, повышая голос.

– Не считаю, что это тайна, – осадил его Руднэй. – Его имя Тон-Ат.

– А мать кто?

– Матери нет. Твои сведения – ценность, Ифиса. Большая ценность для нас. Уже то, что ты сообщила о присутствии пришельцев очень важно. Ведь подземный комплекс частично взорван, горы обезлюдели окончательно, и то, что там кто-то вдруг возник и даже знает тайное расположение подземных дорог, ведущих на просторы равнинной части континента уже событие огромной значимости.

– Для кого?

Он не ответил. Встал и опять подошёл к окну.

– Успокойся, не для тебя, – ответил Сэт за своего молодого коллегу.

– Кристалл способен открыть канал нежелательного управляющего воздействия на наш мир, – сказал Руднэй. – Так считает отец. Поэтому та женщина должна будет вернуть кольцо моему отцу, после чего они могут делать тут всё, что им заблагорассудится. Поскольку для нас их воздействие ничтожно. Они могут тут остаться, могут отбыть туда, откуда и прибыли. Это не имеет значения.

– Кольцо не может оказать никакого воздействия ни на одно существо, исключая того, что вызовет зависть и жажду им обладать у какой-нибудь модницы, или искушение у воришки его украсть. Только и всего, – Ифиса была уверена, что он не удержится и расскажет ей больше, чем сказал. Она не ошиблась.

– Кольцо нет, само собой. Дело же не в самом украшении. Вся сила в Кристалле. Он не пустяковое украшение, он живой организм. Точнее он – ретранслятор излучений нездешнего происхождения. Его нельзя украсть, его нельзя присвоить, кому попало. Он подчинится только тому, с кем он является одним целым. Или будет усыплён за ненадобностью, либо будет активирован на пользу того, кто знает, что он такое. И это явно не его нынешняя владелица. Не знаю уж, как она им завладела. Но мы это выясним.

– Почему ты со мною откровенен? – спросила Ифиса.

– А почему я должен тебе лгать? Я не приучен лгать даже тогда, когда мне это в пользу. Я лучше буду молчать, чем загружать своё мышление лживыми конструкциями. И уж тем более, если подобные сведения никакого ущерба причинить мне не смогут.

Тут открылась дверь и вошла высокая и худощавая, как и сам Руднэй, девушка. Скорее всё же, она была молодой женщиной, а не девушкой. Одета она была в строгое облегающее платье ниже колен серо-сизого цвета, из-под которого к немалому изумлению Ифисы виднелись узкие брюки. Обувь, блестящего чёрного цвета, закрывала ступни целиком. Застёжки переливались как драгоценные украшения. Волосы обладали тем неопределённым оттенком, когда они в зависимости от освещения кажутся то светлыми, то тёмными. Воздушными волнами они облегали её аккуратную и небольшую голову. На поистине ангельском тонком лице поражали глаза, очень серьёзные, но вот их холодное и даже злобноватое