На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

   Киприан прищурился.

 —  Рэтти?

— Я слышал, куда тебя отправляют и какие ты получил приказы. Я бы вмешался, если бы мог.

   Киприан пожал плечами.

—  Конечно, я — крайне важный парень, но на самом деле меня беспокоит, кто присмотрит за Яшмин. Ее друзья, насколько я могу судить, ей не друзья. Хотелось бы знать, не может ли кто-то из твоей команды...

 —  Конечно. Но, Кипс, тебе туда ехать, может быть, опасно.

Рэтти пристально смотрел — в его глазах отражался дождь в четырехугольных дворах, дым из труб на реке, рассветы, изгибающие шифер кровель в окне, пинты и бутылки, конные скачки, выигранные и проигранные, мгновения прекрасного взаимопонимания, почти достигнутого, ушедшего в ночь.

— Здесь опасно. Взгляни на этих людей, —  он взмахнул рукой в перчатке, указывая на толпу австрийских горожан в поле видимости. Хмурился, мотал головой:

  — Или было что-то особенное?

  — Тейн, полагаю.

— Да. Будьте внимательны при передвижениях, как обычно пишут в гороскопах. Думаю, я действительно мог бы взять Яшмин с собой в Триест.

—  У нас там есть парочка хороших людей. А еще — твой агент, парень из «Нового Ускока», Владо Клиссан.

  — Мы уже установили контакт. На Владо можно рассчитывать.

  — Он ненавидит Тейна.

  — Именно эту формулировку я искал.

   Рэтти на мгновение положил руку на рукав Киприана.

—  Я всегда приношу тебе больше неприятностей, чем нужно, каждый раз, когда всплывает ее имя. Надеюсь, ты понимаешь, что это просто юношеские представления о поддразниваниях.

   Склонив голову:

— И мои юношеские представления о влюбленности. Не представляю, чтобы я мог любить ее сейчас, Рэтти, но мне действительно необходимо точно знать, что она в безопасности. Знаю, каким надоедой ты, должно быть, меня считаешь — это не те вопросы, решением которых ты часто занимаешься, и я тебе благодарен.

 —  В более спокойные времена...

— Мы не съели Кровянку Специальную, — кивая на тарелку в недрах Автоматического Ресторана из чистого свинцового стекла и хромовой стали. — Очевидный ответ на глубокий кризис.

 — Хм. Лично я всегда предпочитал бифштекс в тесте.

Она ехала по Южной железной дороге, SÜDBAHN, и смотрела назад на железные точки конвергенции и уходящие вдаль индикаторные лампы. Материальная и зримая метафора, думала она, полного набора «свободных выборов», определяющих направление человеческой — жизни. Новая точка переключения каждые несколько секунд, иногда видимая, а иногда проезжаешь мимо нее незаметно и необратимо. Сев на поезд, человек может стоять и оглядываться назад, смотреть, как всё уплывает вдаль, сияя, словно это предначертано судьбой.

Станции уходили в прошлое одна за другой. Туннель Земмеринг, долина Мур, разрушенные замки, внезапная путешествующая компания заядлых любителей гидропатии, зверские оттенки курортной моды, неотвратимость Граца. Потом строго на юг по Славянской равнине, и снова холмы, туннели, Любляна, по вересковой пустоши, в Карст, первый проблеск моря, наконец, через Опеину на Южный Вокзал Триеста. Экспресс идет одиннадцать с половиной часов, путешествие из одного мира в другой.

Киприан договорился, что она остановится в пансионе в Старом Городе, возле Пьяцца-Гранде. Достаточно близко от Пьяцца-Кавана, чтобы ее то и дело по ошибке принимали за одну из ночных бабочек, работающих на этой территории. Вскоре она близко подружилась с некоторыми из этих трудолюбивых светлячков. Киприан поддерживал невропатический уровень осторожности, когда приходил на их встречи и уходил с них. В те дни Тейн практически забросил Венецию ради Вены, но некоторые его клевреты точно были поблизости.

 А что касается помощи от конторы Тейна в ее затруднениях, в сущности, Яшмин не могла особо на нее рассчитывать.

—  Нет-нет, Лейтвуд, мой дорогой мальчик, так дело не пойдет, — он выбрал момент, достаточно близкий к отъезду Киприана на Балканы, чтобы можно было не маскировать прозрачность оскорбления, тягучая манера речи Тейна становилась всё более невыносимой, он продолжал, —  видишь ли, да, твоей маленькой подружкой, кажется, интересуется Охранное отделение, а в данный момент именно Охранному отделению нужно оказывать особое уважение, поскольку Англия и Россия так недавно достигли взаимопонимания, оно так пугающе чувствительно, все мы должны поддержать в этом Министерство иностранных дел, отложив в сторону наши пустяковые маленькие личные мечты и желания, не так ли.

   Это вовсе не стало для Киприана сюрпризом.

—  Мы заключили соглашение — достаточно спокойно напомнил он, — а вы с таким же успехом можете оказаться австрийским двойным агентом, вы, ничтожный кусок дерьма.

Тейн замахнулся, чтобы нанести один из своих мужественных ударов, Киприан увернулся, Тейн столкнулся с неповиновением и предпочел выглядеть смешным, преследуя Киприана по всем комнатам, а потом и на улице, выкрикивая угрозы о нанесении телесных повреждений, но сегодня Киприан был полон решимости избежать побоев, и, наконец, Тейн прекратил охоту. Это была пустая трата времени.

 — Полагаю, — наконец крикнул Тейн, — ты хочешь отказаться от своей части соглашения.

  —  Нет.

Конечно, он хотел отказаться от всего этого коррумпированного проекта, который сейчас, определенно, был более опасен, чем Киприан мог бы определить или предвидеть. Но он должен был продолжать, помоги ему Господь, почему? Позже обсуждая это в Вене с Максом Кеучем, Тейн тоже не смог удержаться и не пожать плечами с презрением — повторяющийся телесный тик, который он не мог контролировать:

— Этот мальчик всегда был дураком. Или ему известно, что его там ждет, или у него есть ключ к разгадке, но так или иначе он собирается довести дело до конца.

  — Может быть, — Кеуч размышлял вслух тем особым шепотом, который приберегал для профессиональных разговоров, — он устал, и жаждет конца. Не может организовать его сам, хочет, чтобы мы сделали это за него.

Киприан и Тейн замерли в противоположных концах венецианской квартиры.

— Делай, что хочешь! — в конце концов завопил Тейн, без лишних формальностей сел на поезд и уехал в Вену, где с недавних пор — секрет Полишинеля — он проводил всё больше времени. В обычных обстоятельствах этого могло бы оказаться достаточно, чтобы засунуть душу Киприана, хлипкую, как платье от Фортуни, в яркое маленькое колечко паники. Но пока его поезд ехал по мосту Местре, по направлению к Триесту, всё, о чем он мог думать хотя бы с какой-то ясностью — это Яшмин, в ужасе от того, что он теперь будет вынужден ей сказать, спрашивая себя, какая защита остается для людей вроде них от надвигающейся бури, столь всеобъемлющей, что на этот раз даже Тейну не удастся сбежать.

 —  Это вряд ли самые обнадеживающие новости, которые я мог бы тебе принести.

Она пожала плечами. Сегодня в корсете и в шляпе с плюмажем она казалась на фут выше, говорила с размеренными модуляциями, противоречившими ускоренным кофейным ритмам Триеста. Он вспомнил, как мало она нуждалась в защите. Как далеко они были от Клойстерз-Корта и сумрачной часовни Кингз-Колледжа.

  — И какова вероятность того, что я здесь наткнусь на этого Тейна?

  — Я не говорил ему, что ты здесь. Конечно, это не значит, что он не узнает.

  — Ты думаешь...

   Она запнулась, но он расслышал безмолвную часть ее вопроса.

  — Твои неприятности в Вене? Он вполне на это способен.

   Она посмотрела на него особенным взглядом.

  —  Когда-то вы с ним были близки. Но...

  — Любовь ли он всей моей жизни? Яшмин...Ты — любовь моей жизни.

   Что он только что произнес?

   Кажется, она не обратила внимания на его слова.

— Да, но ты продолжаешь выполнять то, что он тебе велит. Вот теперь ты едешь туда по его приказу.

—  «Но есть слово «честь», —  процитировал он не совсем в ответ, —  и голос юнца».

— И что это значит? Он играет не в крикет. Вы всегда, все вы, разглагольствуете о чести. Это из-за наличия у вас члена, что ли?