Великие тайны океанов. Средиземное море. Полярные моря. Флибустьерское море - Жорж Блон

Корсарская база казалась вымершей; часть дозорных наблюдали с высоко поднятых дощатых настилов за горизонтом, другие – за протокой. Нападения можно было ожидать и с моря, и с суши. 9-го числа, уже в темноте, с причала Большой Земли донеслись радостные восклицания. Мгновением позже Жан Лафит сжимал брата в объятиях. Добрую часть ночи баратарийцы праздновали чудесное освобождение Пьера, забыв обо всех предосторожностях. Утром Жан сообщил брату о попытке англичан переманить пиратов на свою сторону.

– Ты поступил очень умно, упредив американцев, – одобрил Пьер. – Но, мне кажется, надо отправить Клейборну личное письмо с предложением услуг нашей корпорации. Оно произведет должное впечатление.

Пьер считал, что такое предложение смягчит в городе впечатление от его подозрительного бегства. Письмо было написано и отправлено, судя по дате, 10 сентября. В нем Жан Лафит предлагал употребить его людей для защиты родины от врага; в качестве единственной награды он просил отменить положение вне закона для «моих приверженцев и меня самого». Письмо было выдержано в цветистых тонах эпистолярного стиля XVIII века. В конце его Жан заявлял, что, если губернатор откажет ему в доверии, он покинет Баратарию, дабы не быть обвиненным в том, что он добровольно предоставил свою базу англичанам.

11 сентября поздно вечером, когда гонец с этим письмом поднимался по протокам к Новому Орлеану, из города отплыла карательная экспедиция янки под командованием Паттерсона. По плану коммодора шхуна «Каролина» с тремя прицепленными пехотными баржами должна была спуститься по главному руслу Миссисипи. В устье реки солдат предполагалось разместить на шести канонерках, после чего флотилия должна была двинуться к бухте Баратария.

Жан Лафит все еще ожидал ответа на свое послание американским властям, когда 15 сентября рано утром дозорные сообщили, что возле входа в бухту, в установленном Лафитом месте, ходит британская шхуна «София».

Глава баратарийцев медленно двинулся пешком по берегу. Английская шхуна ходила короткими галсами взад и вперед, словно девушка, ожидающая запаздывающего на свидание любимого. Молча постояв на берегу и поглядев на британский флаг, Жан Лафит вернулся назад. Немного погодя ему доложили, что шхуна ушла в море. «Англичанка» явно была разочарована, что корсар не клюнул на ее чары.

Нескончаемо тянулись часы ожидания. Жан Лафит был настроен оптимистически:

– Не может быть, чтобы Клейборн не ответил. А ответ наверняка будет положительным.

После полудня дозорные, сторожившие подходы с суши, заметили в протоке пирогу. Соскочив на берег, сидевший в ней человек, задыхаясь, потребовал боса.

– Я только что с Храмового холма. У меня ужасные вести… Солдаты Паттерсона заняли склады.

С минуты на минуту Баратария должна была подвергнуться нападению.

Жан Лафит велел собрать капитанов.

Здесь мы приступаем к описанию события, уникального в анналах флибустьерства. Жан Лафит, не являясь американским гражданином, отвергает из лояльности к Соединенным Штатам британское предложение, предупреждает американские власти и предлагает им свою помощь. В награду те посылают в Баратарию карательную экспедицию. Что же Лафит предложит и даже прикажет своим капитанам? Не оказывать сопротивления.

Непостижимо, но факт. Ему удается убедить флибустьеров, для которых добыча всегда была превыше всего, позволить янки забрать корабли, имущество, все товары на складах и отдаться на милость властей, которых он сам чуть ли не десятилетие обкрадывал, обманывал и выставлял на посмешище. Неужели опытный и тертый в политике корсар действительно рассчитывал такой ценой купить себе и своим соратникам прощение? Давайте проследим за событиями.

Большинство капитанов, в их числе старший брат Жана, капитан Доминго, решительно заявили, что о сдаче не может быть и речи; напротив, они намерены дать янки бой.

– Сражения я не допущу, – отрезал Жан Лафит. – Я не позволю применить оружие против солдат Соединенных Штатов.

Тогда возникло другое предложение, на первый взгляд вполне приемлемое.

– Мы грузим оставшиеся товары на суда и плывем в Картахену или любой другой нейтральный порт.

– Нет. Мы должны остаться здесь со всеми кораблями и орудиями, чтобы оборонять Баратарию от англичан, – сказал бос. – Поскольку я отказался пристать к ним, они нападут.

Рене Белюш, дядя братьев Лафит, задал вопрос, беспокоивший многих присутствующих:

– Если мы позволим американцам забрать все наше добро, есть ли у нас шанс возвратить его при условии, что мы запишемся добровольцами в их армию?

Ответ Жана:

– Нет сомнений, что Соединенные Штаты по достоинству оценят такой шаг баратарийцев.

Эти реплики, безусловно, набрасывают лишь канву. На самом деле дискуссия, разгоревшаяся на песчаном берегу под мерный плеск волн залива, была долгой и бурной. Время от времени кто-нибудь из флибустьеров покидал субтропический форум, чтобы остудить – в буквальном и переносном смысле – голову в тени хижин или в каюте своего корабля. Потом они возвращались, чтобы с новыми силами вступить в нескончаемый спор, затянувшийся до глубокой ночи.

Наутро, едва взошло солнце, корабли карательной экспедиции появились перед горловиной бухты. Орудия береговой батареи и пушки на флибустьерских судах были изготовлены к бою; корсары зарядили мушкеты; никто не знал, какой оборот примут события.

Жана Лафита на берегу не было. Он не стал дожидаться прихода американцев, а еще ночью вместе с Пьером покинул Большую Землю. Их лодка поднялась по протоке и вскоре свернула к плантации, чей владелец был с братьями в крепкой дружбе. Жан Лафит поступил так, как и обещал в письме губернатору Клейборну: покинул Баратарию.

А пиратские капитаны рассматривали в подзорную трубу головную шхуну.

– Американский флаг на грот-мачте, белый парламентерский флаг на фок-мачте.

Последнее показалось многим добрым предзнаменованием. Капитан Доминго распорядился:

– Всем судам поднять флаг Картахены!

В отсутствие Жана и Пьера он взял на себя командование. Однако на берегу в умах царило полное смятение, приказы повисали в воздухе. Часть флибустьеров решила удирать, другие храбрились: «Пусть только сунутся!» – третьи в отчаянии не знали, как быть. Одно из корсарских судов, «Леди залива», подняло на грот-мачте американский флаг, белый флаг на фоке и флаг Картахены на гафеле!

– Янки спустили белый флаг!

На минуту все застыли, словно пораженные молнией. Затем на мачте американской шхуны взвился другой белый флаг. Тотчас все подзорные трубы уставились на него. На флаге черными буквами было выведено: «Прощение дезертирам». Это не был сигнал, специально предназначенный для баратарийцев, да они и не были дезертирами; на каждом американском судне в ту пору был такой флаг, настолько дезертирство было широко распространено. Корсары решили, что прощение обещалось им.