Дипломатия Волков. Месть Драконов. Отвага Соколов - Холли Лайл

Любовь — не пустая похоть, это сила, и сила могучая. Величайшая сила во всей вселенной. Она сильнее ненависти и смерти, могущественнее всех чар и кудесников. — Дугхалл пожал плечами и опустил взгляд на свои руки. — Некоторые утверждают, что в ней и заключается истинный источник чудес и даже самой жизни, хотя я и сомневаюсь в этом. Слишком уж много на свете всякого зла и уродства. Так мне кажется. Я стар, пусть тело мое и кажется молодым. За прожитые мной годы я познал и дружбу, и нежность, и страсть, и сочувствие. Я делил ложе со многими женщинами и, даруя им плодородие, заслужил титул одного из младших божеств. Но истинное чувство я испытал лишь тогда, когда Соландер прикоснулся ко мне своей любовью.

То, что существует между вами, Кейт, между тобой и Ри, то, что позволяет вам любить всем сердцем и всей душою… во мне этого нет. А если и есть, то я не нашел той женщины или того дела, которое мог бы любить столь полно и искренне. Ни Соколы, ни одна из всех этих женщин, ничто в моей жизни не дало мне этого ощущения истинной любви, какое дарил Соландер. — Дугхалл заглянул в глаза Кейт, жалея, что она не может разделить с ним те чувства, которые владели им в этот момент. — Я отдал бы свою жизнь, свою душу и вечность, ради одного только мига любви, той любви, которую ты отвергла из ложно понятого чувства долга и вины, потому что ты выжила, а Семья твоя погибла.

Он вновь посмотрел на свои руки… сильные, молодые… но молодость эта принадлежала не ему, а Аларисте. Она так любила Хасмаля, что отдала годы своей жизни, отдала за то, чтобы спасти жизнь своего любимого.

— Мертвые мертвы, Кейт, а живые могут быть слепыми, глупыми и безрассудными… Если ты решила отказаться от самой лучшей, самой прекрасной части твоей жизни ради долга перед мертвыми, я скажу, что ты сошла с ума и не заслуживаешь благословения, которое послали тебе боги.

— И тем не менее ты говоришь, что я не должна идти за ним?

— Да, говорю.

— Потому что я только испорчу дело? И все погублю?

— Да.

— Тогда что же мне делать? Распрямившись, он глубоко вздохнул:

— Для начала иди умойся и сними это смешное одеяние. Потом возвращайся сюда, поешь как следует, и когда закончишь, вместе подумаем, что нам делать дальше… Я полагаю, Ри не хотел становиться Соколом, а это меняет все наши планы. — Дугхалл встал, подошел к Кейт и опустил ладонь на ее плечо. — А после мы с тобой посидим и поразмыслим, как сочетать известное тебе искусство дипломатии с тайнами любви, которых ты, очевидно, не знаешь. И мы найдем способ вернуть назад твоего любимого.

Кейт поднялась, утерла слезы тыльной стороной ладони и пообещала:

— Я скоро вернусь.

Обняв ее за плечи, Дугхалл посоветовал ей:

— И не трать больше свой илиам на живых. Настоящие трупы не плачут, так что получше смой свое художество.

Выдавив крохотную улыбку, Кейт повернулась и заторопилась прочь из комнаты.

Глава 23

— Ну не видел еще такого крепкого сукина сына, прям не убьешь, — произнес незнакомый голос, и Криспин открыл глаза. Голова его разламывалась от боли, и внутри ее то и дело вспыхивали искры — единственное, что он видел в окутавшем его море тьмы. Его кости, кожа, нутро… даже волосы, казалось, были охвачены пламенем.

— Я ж знаю, что ты очнулся. И ежели не начнешь немедленно со мной разговаривать, прощайся со своими ровненькими зубами.

Где он?

Окружавшая Криспина вонь казалась невыносимой: разило тухлой рыбой, грязью, тленом, где-то плескалась вода, кричали морские птицы, а вдали гудела, должно быть, целая тысяча голосов, грохотали колеса телег, цокали копыта…

И как он попал сюда?

— Я уже берусь за палку.

— Что ты хочешь узнать? — с трудом прохрипел Криспин.

Он вспомнил дубинку, ее удары — снова и снова, опустившуюся на него тьму и Трансформацию, не принесшую ему ничего хорошего. Ничего вообще.

Он услышал грубую усмешку:

— Я так и думал, что ты можешь говорить. А теперь, подлец, отвечай мне, кто ты такой. Когда я нашел тебя в том переулке, ты молчал как рыба. Если бы ты не был такой интересной добычей, я бы оставил тебя сборщикам падали.

В переулке, отметил Криспин. А потом вспомнил нож.

— Кто-то пырнул меня ножом.

— Это мне известно. А еще тебя ограбили. И бросили голышом как младенца, только вот ты малость поуродливее будешь. Пальцы с когтями, на жопе хвост, и морда растянутая, как у волка. Или у льва. Весь в крови, дыр в твоей шкуре хватило бы на целую дюжину покойников, а ты еще дышишь. Ничего более странного я еще не видел… поэтому и привез тебя сюда — рассмотреть повнимательнее. И понять, на что тебя, так сказать, можно употребить.

Как это — употребить?

И потом, он ведь куда-то шел, в том переулке, так?

Криспин подумал, что, наверное, преследовал кого-то и был в гневе. Хотел убивать. И в этот миг память разом вернулась к нему, и он вспомнил, что гнался за кузеном Ри, похитившим его дочь, и что времени на ее спасение у него остается совсем немного. Ри уже где-то укрылся вместе с Алви… и если еще не убил ее, то скоро может сделать это. Ему нужно побыстрее выбраться отсюда, надо немедленно спасать дочь! Он попытался броситься на пленившего его человека и убить негодяя, чтобы тот не стоял у него на пути.

Но что-то остановило его. Врезалось в горло, запястья, ноги, грудь, бедра. Криспин напрягся, пробуя разорвать незримые путы, но лишь взвыл от боли и бессильной ярости, а потом услышал голос своего пленителя:

— И что ты, проклятый, все время делаешь одно и то же. Незачем возиться с тобой. Никакого толку от тебя мне все равно не будет.

Слова эти остановили Криспина. Вспомнив про дубинку и тьму, которую приносили с собой ее удары, он застыл, и на сей раз все обошлось.

— А ведь учится, подлец, и вовремя соображает.

Криспин услышал звук шаркающих шагов. Мужчина, должно быть, находился совсем рядом с ним, а теперь чуть отошел.

— Мне нужна вода, — сказал Криспин. — И еда.

— А мне нужны ответы.

Этот человек хотел узнать, кто он. Что лучше сказать ему, ложь или правду? У правды свое обаяние, но сейчас она казалась более невероятной, чем ложь.

— Мое имя Криспин Сабир, — сказал он спустя мгновение.

Мучитель его надолго замолчал, так что Криспин подумал, что, быть может, голос его прозвучал слишком тихо, и уже более громко повторил:

— Мое имя Криспин Сабир.

— Ага, ага. Я слышу.

Зрение Криспина начинало проясняться. Он уже мог видеть вокруг себя какие-то неясные силуэты. Теперь он выяснил, что лежит в темной комнате, под самым потолком которой находятся два узких окошка, а вокруг все заставлено коробками, ящиками и какими-то непонятными предметами. Сарай, должно быть. Но вот о похитителе своем Криспин не получил еще даже отдаленного представления. Впрочем, силуэт его свидетельствовал о том, что человек этот был невероятно широк в плечах и крепок.