Сороковник. Части 1-4 - Вероника Горбачева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ник выливает горячие сливки в молочник. Вот ведь… аристократ, прямо из ковшика в чашки разлить не может. Обязательно надо красиво сервировать; похоже, это у них семейное. Не свожу глаз с фарфорового расписного кувшинчика.
Николас подаёт мне чашку. Смотрит сочувственно.
— Рано или поздно тебе придётся это сделать, Ива. И знаешь, почему?
Он кладёт мне в чашку два кусочка коричневого сахара, как будто я и сама не могу… Похоже, просто успокаивает меня своим ухаживанием, смягчает резкость слов.
— Я ж тебя не просто так заставляю ауры смотреть. Когда же ты приучишь себя работать систематически? Ты на дочерей хоть раз посмотрела так, или они тебе настолько привычны? Ты видела… да не дрожи так, а то чашку сейчас кокнешь. Ничего страшного пока что нет, но завихрения у них в аурах уже намечаются. Сравни на досуге: твоя энергия циркулирует ровным потоком, как и моя, а у них уже где застаивается, где выпирает буграми, в спирали закручивается. Полгода-год — и начнётся ломка, Ива. Я помню, каково это.
Отвлёкшись от меня, он наливает кофе Анне.
— И что, — с тоской спрашивает она, — ничего нельзя сделать?
— Нет, душа моя. Если хотите, чтобы они выросли здоровыми и нормальными, — пусть даже и не некромантами, без этих умений, которые вас так пугают, — они должны расти в магическом мире. Я бы с удовольствием пригласил вас на жительство в мир двойной звезды, но в нём приспособится только уже сформированный маг, с налаженной энергосистемой. Солнца мои, я вас не пугаю, я просто говорю вам правду.
Кофе кажется мне чересчур горьким, и я добавляю сахару. Николас кладёт ладонь на моё колено.
— У них часть твоей ауры, и это замечательно, Ива. Она каким-то образом родственна этому миру и хорошо поддерживает их на плаву. Но не рассчитывай на большее, — и голос его звучит жёстко, — тебе придётся перевести их к нам домой. Но будь уверена: чего бы ты в нём не боялась, — я всегда буду рядом.
Чашка в моей руке снова дребезжит о блюдце, и я торопливо опускаю её на стол, чтобы не расплескать. И молчу. Ник встаёт, за моей спиной меряет кухню шагами: три шага вперёд — три назад.
— … Маленький заштатный городишко, — он словно размышляет вслух. — Это даже хорошо, что родились они именно здесь: соблазнов меньше, да и намного спокойнее, чем в мегаполисе. Ты прекрасная мать, ты растила их практически одна, из трёх шкурок вылезая, как Рикки, на этой своей долбанной работе. Но вот ты их вырастила, а что дальше? Что ты сможешь им дать? Этот город с грехом пополам годится, как тихая заводь для ушедших на покой, для пенсионеров, но детям-то здесь прозябать нельзя! Ты не думала, что лишаешь их будущего?
— Пусть так. А что дашь им ты? Ты, Мага, ваш отец? Что?
— Любовь, — не задумываясь, отвечает он. — Любовь отцовскую, которой они никогда не знали, и любовь деда с бабушкой, которую они потеряли так рано. Блестящее образование. Фамильную резиденцию на берегу моря. Представляешь, несколько башен уходят прямо в прибой! Новых друзей и новую школу с абсолютно новыми предметами, безумно интересными. Мир, полный чудес и волшебства, красивейший и невероятный. Душа моя, — он усаживается напротив и берёт мои ладони в свои. — Неужели тебе ни разу не хотелось, чтобы утро — твоё и детей — начиналось не в этой конурке, где комнаты похожи на гробики, а в замечательной просторной спальне с окнами от пола до потолка, выходящими в сад? Чтобы просыпаться не от будильника, а от птичьего пения и засыпать под шум прибоя? Чтобы ночью можно было подняться на башню и любоваться на звёзды, как мы на яхте любовались, помнишь?
И вдруг я слышу за плечом глумливый смешок.
«Говорил же — сама ко мне придешь. Мы же ещё не доиграли!» — отчётливо шепчут мне на ухо.
Я зажимаю уши и трясу головой. Нет! Не хватало ещё, чтобы этот Мир… этот Игрок втянул и моих детей в своё действо! Никогда!
— Что ты слышала? — Николас торопливо отводит мои руки. — Что? Чем он тебе угрожал? Ну?
У меня дрожат губы.
— Послушай, — говорит он гневно. — Ива, ты же здравомыслящая женщина, взрослая женщина — и позволяешь какому-то юнцу диктовать себе условия? Какому-то прыщавому подростку?
— Подростку?
— Ты что, до сих пор не поняла? Согласен, демиурги могут кичиться бессмертием, они достаточно долго не умирают, — но ведь они и рождаются когда-то! Этот — наш, — с непередаваемым презрением кидает Николас куда-то в потолок, — ещё совсем зелёный. Может, ему и есть тысяча-другая лет, для них это даже не школьный возраст. Да ты прикинь: у него поведение, психотип — как у избалованного ребёнка, который привык получать всё, что захочет любой ценой, не оглядываясь ни на какие моральные принципы!
— Постой-постой, да с чего ты вообще взял…
— Мальчишка, — уверенно продолжает Николас. — У него наверняка есть собственное земное тело, соответствующее психотипу, но он счёл его недостаточно солидным для общения с тобой. Кстати, а ведь он попытался заронить сомнения ко всем, в ком при тебе воплощался, заметила? Вспомни, как ты от меня шарахнулась, стоило мне подойти? Он хотел накрыть две цели сразу: ошарашить всемогуществом и заставить тебя подозревать всех, кто для тебя значим.
— Подросток? — Я начинаю потихоньку свирепеть. Николас, наклонившись ко мне, упирается лоб в лоб и смотрит в глаза.
— Ива-а… — шепчет он. — Это же так просто… Я даже удивлён, почему ты сразу этого не поняла. Неужели ты думаешь, что зрелый мужчина ограничился бы такими детскими шалостями, как поглаживание и невинные поцелуи в шейку? Он, по меньшей мере, попытался бы тебя раздеть. И уж будь уверен, мог бы зайти достаточно далеко, и ты не была бы против.
— Это ты по себе судишь? — тоже шёпотом отвечаю.
— Это я по себе сужу, — подтверждает Ник, выпрямляясь. И смотрит насмешливо и ласково. — А у него за всеми играми просто не было времени учиться искусству любви, вот он и не дотянул до взрослого мужчины… Ива, ну что же ты такая трусиха? Зря я тебя учил? Зря знакомил с двойником отца? Я ж тебя не против него натаскивал, вспомни, а против того, кто может на тебя надавить, так, как сегодня! А демиург в человеческом теле уязвим…
— Стой! — не выдержав, я хватаюсь за голову. — Подожди! Слишком много на меня всего и сразу! Дай мне усвоить!
Николас молча притягивает меня к себе. И какое-то время мы просто сидим, обнявшись.
— Душа моя, — говорит он вкрадчиво. — Если бы ты не была женщиной моего брата, уж я бы довёл дело до конца…
И отстраняется, заработав тычок в грудь, справедливости ради — символический. Маге перепадало гораздо увесистее.
— Вот и ладно, — ничуть не обидевшись, говорит. — Однако давайте закончим, солнца мои. Аннушка, а ты всё помалкиваешь? Между прочим, здесь и о тебе речь идёт, и твой голос зачитывается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});