Очерки по истории русской церковной смуты - Анатолий Краснов-Левитин

в карман, вежливо заявил: «Извините, но пропуск вызывает у нас сомнение, — и нам придется запросить Москву. Тотчас, после проверки, вам будет выдан новый пропуск». И, козырнув, он прошел в следующее купе, а Первоиерар-ху ничего другого не оставалось, как выйтй-из вагона за пять минут до отхода поезда.

Когда-то, в 20-х годах, Александр Иванович в одной из своих речей назвал «тихоновцев» пассажирами, опоздавшими на поезд советской государственности. Теперь в роли злополучного пассажира (и в буквальном, и в переносном смысле) оказался он сам.

В течение недели сидел А.И.Введенский в Ульяновске и каждый день он говорил по телефону с архиепископом Андреем (Расторгуевым), и каждый разговор приносил ему какой-нибудь сюрприз.

В первый же день Первоиерарх узнал о том, что в Патриархию отошло Ваганьковское кладбище, затем последовало Дорогомиловское, затем — Пят-ницкое, Калитниковское, Даниловское. Еще два дня молчания, — и Первоиерархом была получена телеграмма от А.И.Расторгуева о том, что он со всем приходом Воскресенского собора в Сокольниках отходит к патриарху. Дом № 34 по Сокольническому переулку, принадлежащий А.И. Введенскому, в котором проживал архиепископ Звенигородский, будет, — сообщал он, — им немедленно покинут. Таким образом, в течение одной недели в Москве остался лишь один обновленческий храм — Пименовский.

Не радовали и вести из провинции: совершенно прекратились всякие известия из Средней Азии. Отчаянные телеграммы А.И.Введенского епископу Сергию Ларину, Гр. Брицкому и И.Е. Лозовому оставались без ответа. Наконец, пришла сухая телеграмма от прот. Лозового (личного эмиссара А.И.Введенского), в которой сообщалось, что Средне-Азиатская епархия признала патриарха, «в связи с чем, поминовение Вашего имени за богослужением нами прекращено».

Это был страшный удар: ведь Средняя Азия была главной цитаделью обновленческой церкви, насчитывавшей 90 с лишним храмов и молитвенных домов. Как мне удалось выяснить впоследствии, из Средней Азии (из Киргизии, из Казахстана) летели в Москву и в Ульяновск к А.И.Введенскому сотни писем и телеграмм от священников и мирян с запросами, — однако ни одного письма А.И.Введенский не получил. Вслед за Средней Азией пали две другие обновленческие епархии и твердыни — Кубань и Северный Кавказ.

Таким образом, обновленческая церковь рассыпалась вся в течение десяти дней, — после этого срока А.И.Введенский получил из транспортного отдела МГБ обратно свой пропуск с извинением и с извещением, что, в результате проверки, пропуск «подтвержден».

Печальным было возвращение А.И. Введенского в Москву. Оно было подобно возвращению хозяина, который, по возвращении, нашел вместо дома пепелище.

В ведении А.И. Введенского остались всего два епископа: митрополит Виталий и митрополит Северно-Уральский Филарет (все остальные принесли покаяние перед патриархией и отошли от обновленчества). В его ведении не осталось ни одной епархии, — и в самой Москве у него остался лишь один храм: Пименовский. Зато Карпов встретил прибывшего из Ульяновска гостя с утонченной любезностью: он сердечно поздравлял с рождением дочери, передавал привет супруге, подробно расспрашивал о здоровье и т. д. Тут же он обещал оказать содействие в возвращении в Москву семьи А.И. и митрополита Виталия, — и он сдержал это слово: через несколько дней пропуск был получен.

Таким образом, взамен утерянной церкви, А.И.Введенскому было предоставлено право наслаждаться семейными радостями. Впрочем, при возвращении семейства, произошел характерюый эпизод, который не предвещал ничего доброго. В это время А.И.Введенский проживал в Сокольниках, в доме № 34 по 3-ей Сокольнической ул. Здесь помещался когда-то обновленческий синод и, так как Церковь тогда не имела права юридического лица, дом был куплен на имя А.И.Введенского. Проживал он здесь до войны совместно с митрополитом Виталием. Но семейные обстоятельства А.И.Введенского были таковы, что совместное проживание с кем бы то ни было, а особенно с другим иерархом, было очень тягостно. И вот, при возвращении ульяновских беженцев в Москву, разыгрался следующий эпизод: А.И.Введенский встретил своего собрата и свою семью на вокзале. Однако, к изумлению митрополита Виталия, для приезжих был подан не один, а два автомобиля. Второй автомобиль — предназначался для владыки Виталия, — и тут Александр Иванович со смущенной улыбкой объяснил, что из 'соображений ваших удобств, владыко, я договорился с матерью Анны Павловны о том, что она пока предоставит вам помещение». Сдержанный Виталий молча наклонил голову и поехал в свою новую резиденцию, которая помещалась в полуподвальном этаже. Затем начались церковные будни. Отныне московский быт обновленческого руководства мало чем отличался от ульяновского. Также имелся только один храм. Митрополит Виталий, фактически превратившийся в заштатного священника, так же исполнял обязанности псаломщика и тщательно делил кружку. Наконец, так же, как в Ульяновске, причт состоял, главным образом, из сыновей А.И.Введенского: трое из шести. Через две недели, перед Великим Постом, произошло, однако, новое завершающее и окончательное событие: неожиданно исчез митрополит Виталий, — вдруг перестал ходить в церковь (обычно он аккуратно посещал богослужения утром и вечером). После нескольких дней отсутствия Александр Иванович в сопровождении сына отправился его навещать. Войдя в комнату, они увидели митрополита, сидящего в шубе (в 1944 году паровое отопление в Москве во многих домах еще не действовало). Поднявшись навстречу Первоиерарху, митрополит Виталий сказал: «Владыко, я перешел к Патриарху». «Вы каялись?» — спросил А.И. Введенский. «Да, надо мною прочли молитву», — ответил Виталий. Через несколько минут закончилась последняя встреча двух обновленческих первоиерархов.

Уход митрополита Виталия (теперь он получил от патриарха Сергия титул Архиепископа Тульского и Белевского — вспоследствии, Архиепископа Димитровского) был последним завершающим ударом по обновленчеству.

Совершилось как раз то, чего всю жизнь боялся А.И.Введенский, — он остался один. Между тем пока А.И. Введенский переживал очень тяжело и мучительно крах своего дела, на периферии завершался процесс ликвидации обновленчества: из обновленческих архиереев лишь двое — архиепископ Виталий и епископ (впоследствии, митрополит) Кор-нилий были приняты в сущем сане. Несколько до раскола женатых и рукоположенных архиереев были приняты, как протоиереи: Василий Кожин, Петр Турбин (бывший Тульский и Белевский), Андрей Расторгуев, Владимир Иванов, Анатолий Синицын. Трое — С.И. Ларин, С.В.Румянцев и Димитрий Лобанов, получившие все священные степени в обновленчестве, были приняты мирянами (Сергий Ларин — монахом) и должны были начать с пострижения в псаломщики и иподиаконы. Правда, через некоторое время все опять встало на свои места. Женатые архиереи преобразились в протоиереев, а неженатые — снова получили епархии.

В это время возвращаются из ссылки еще несколько обновленческих архиереев, которые также соединяются с патриархом: Сергий Иванцов, бывший архиепископ Запорожский, был принят протоиереем, Тихон Ильич Попов — бывший митрополит