Осада (СИ) - Кирилл Берендеев

Оставшиеся в живых вжимались в здания, оказавшиеся ненадежной защитой, казалось, гаубица продолбит любую стену своими всесокрушающими зарядами. Паника охватила пребывающих в начале Ленинского, они спешно, не обращая внимания, на вновь заработавший пулемет, побежали прочь, немногим удалось добраться до МИСИС и скрыться под его ветхой защитой. Иной раз гаубица стреляла и навесными, куда-то вдаль, и уже там, далеко, порой в районе площади Гагарина, вспыхивала паника, которую невозможно было остановить иначе как другим ужасом, куда большим.

И этот ужас пришел. Мертвые, прежде неспешно подбиравшиеся к живым, теперь стали спешить, пришла их пора, их ночь, и уже добрались с другой стороны до площади с памятником первого космонавта Земли. Короткий бой, добровольцы, подавленные и гаубичными обстрелами, казалось, могущими достать все и всех, и натиском неизмеримой орды зомби, когда на месте одного павшего вставали десятки новых, дрогнули, стали разбегаться, большинство бросилось в Нескучный сад, но это уже была вотчина мертвых, медленно стягивая кольцо они загоняли людей, словно сговорившись с защитниками Якиманки, к Садовому кольцу, и те, отступая, понимая, куда бегут, оказавшись разом между молотом и наковальней, возвращались из огня да в полымя, понимая, что выбор уже сделан, и он оказался не в их пользу.

Тихону передали, что патроны кончаются. Склад в Нескучном саду остался в руках мертвых, у них теперь только то, что они успели перетащить в Горную академию, а этого на прорыв вряд ли хватит. Тихон оборвал собеседника, велел тащить десяток гранатометов и побольше выстрелов к ним и заткнуть хлеборезку.

– Ну что отец дьякон, – Тихон повернулся к бродившим за ним по пятам тройке гражданских, – молитесь за наши грешные души.

Кондрат размашисто перекрестился и замер, не доведя до конца ритуальный жест, рука не вернулась к правому плечу, бессильно повисла. Борис обернулся на него, но вместо этого спросил у Тихона:

– А что метро? Неужели там не проще?

– Не проще, – доброволец осмотрел Лисицына, точно командир оглядывающий новобранца, на что тот может сгодиться. – Метро завалено. Говорят повсеместно, кроме «Белорусской», – туда никого не пускают. Там и провиантские склады и бункер с довоенных времен. За ним-то и идет охота, я слышал. Хотя не знаю, может, брешут.

– А через канализацию?

– Попробуй, коли не шутишь. Тут проводник нужен, чтоб разобраться куда идти, и как, и главное, что еще не обвалилось, после такого обстрела. Жаль, такого не сыщешь, – в этот момент снова бухнула гаубица, сотрясая библиотеку, за которой они и находились, Борису показалось, снаряду не хватило всего чуть-чуть, чтобы не прошить дом насквозь. – Снайпера разыскивают, – прокомментировал после паузы. – Не найдут, уже ушла. Эх, жаль Сергея не достала. Ну ничего, сам найду, оторву руки и посмотрю, как он стрелять попробует, сучок мелкий. Или нет, лучше пальцы раздавлю…

В этот момент его оторвали от размышлений, подошедший доложил о готовности, сообщил, что отряд из парка Горького будет выступать на позиции напротив Центрального дома художника через двадцать минут. Гранатометы раздали, выстрелов к ним поднесено полторы сотни, должно хватить.

– С гаком, – согласился Тихон. И отошел, чтобы отдать распоряжения, но за ним проследовал Кондрат. – Что еще? – недовольно обернулся он.

– Как же… младенец, – облизывая пересохшие губы, прошептал дьяк. – Ведь надо же что-то сделать.

– Да что сделать, воронка уже там. Так что молись за всех, все польза.

Кондрат окоченел от новости, Тихон снова отошел, Микешин попытался следовать за ним, но Настя его оттащила.

– Не надо, лучше попробуй помолиться, – прошептала она. – Хотя бы за него, маленького, – губы Кондрата невольно задрожали, он помолчал и резко развернувшись, снова подошел к Тихону, тот как раз по карте объяснял диспозицию их небольшого, человек в сорок отряда.

– Вы оружие будете раздавать? – нежданно спросил он. – У меня есть пистолет, я могу за себя постоять, а вот многие из тех, кто за вами побегут, навряд ли. – Тихон посмотрел на него молча, но кивнул.

– Разумеется, уже раздаем. Твой знакомый умеет с Калашниковым управляться или так побежит? – он уже усмехнулся в ответ. Микешин подозвал Лисицына, услышав про автомат, он коротко кивнул.

– Стрелял на учениях.

– Все вы так говорите, а потом спрашиваете, как магазин менять. Автомат и три магазина каждому, довольны, отец дьякон? Так молитесь уже.

В этот момент со стороны Серпуховской площади началась беспорядочная стрельба, послышались разрывы гранат, после чего в ход вступила артиллерия. Тихон выругался негромко.

– Вот ведь, …, ни с кем ничего невозможно согласовать. И что теперь?

Он повернулся и довольно равнодушно, почти прогулочным шагом, пересек Ленинский проспект, изувеченный бесчисленными воронками. Оттуда донеслись его хрипловатые команды, распределявшие заглавные и второстепенные роли в предстоящем действе. В темноте забегали неясные тени, подсвечиваемые отдаленными зарницами пожаров в стороне площади Гагарина, да ясными звездами, бездушно глядящими с небес. Кажется, движение заметили на той стороне, оттуда донеслись прерывистые автоматные очереди, им ответили, сквозь трескотню, Борис услышал слова Тихона о группе в парке Горького, с которой нет связи, после чего снова бухнул выстрел, снаряд разорвался невдалеке от Горного института, в стороне Серпуховской тоже началось сражение, Тихон отчаянно махнул рукой и выстрелил вверх, давая понять, что прорыв начался.

Сутки ушли, время перевалило заполночь, и вместе с первыми мгновениями нового дня, в направлении кордонов на Якиманке ушли один за другим дымные следы от выпущенных гранат. Грохот сотряс мир, в ответ орудие успело выпустить свой заряд ненависти, разворотивший крышу дома один дробь два по Ленинскому, и в то же мгновение взрыв накрыл его, высветив в мельчайших деталях танк, стоявший за бетонными блоками, ныне снесенными гранатными зарядами. Новая порция гранат с шипом вылетела и устремилась в направлении Большой Якиманки и Житной улицы, не прошло и секунды, после окончания разрывов, в руки Бориса всунули автомат и кажется два запасных магазина, Тихон скомандовал своим бойцам «за мной!» – а на той стороне кто-то поспешно выпустил осветительную ракету, разом превратившую ночь в день на всей Калужской площади. Где мимо памятника Ленину, на удивление не тронутому, уже бежали десятки людей, стреляя на ходу из автоматов, останавливаясь и выпуская заряд из подствольного гранатомета, а следом за ними устремились уже сотни, с оружием или без, спеша преодолеть открытый участок. Когда он высветился, многие из беженцев, получивших оружие, застыли на месте, промаргиваясь, пытаясь осмотреться, этим и воспользовался пулемет и несколько десятков автоматов, изливших вихрь пуль в замерших людей.

Рабицы давно не было на пути, только три воронки от гранат, площадь предстала на удивление чистой, пробежать которую – от силы минута. Но эту минуту ведь еще надо пережить. Под шквальным огнем, под разрывами гранат, уже летящих в сторону нападающих, под струями двух огнеметов, заработавших с обеих концов Якиманки, и выбрасывавших пламя на полсотни метров, выжигая всех, приближавшихся к укреплениям.

В этот миг ракета, догорев, погасла. Откуда-то сверху, прочертив новые дымные трассы, в завалы и доты ударили новые залпы гранат. У Лисицына заложило уши, кровь ударила в голову, насыщенная адреналином, пронеслась по всему организму, разгоняемая бешено заработавшим сердцем, он рванулся вперед, следом за всеми, в кромешной ад бойни, увлекая за собой Настю, крича ей о единственной возможности, преодолеть площадь. До следующей ракеты.

Они влились в толпу, снова бросившуюся вперед, едва только темнота стала их союзницей, плохо вооруженную, почти не соображающую, изрядно выкошенную стрельбой, и мечтающую общей массой своей о скорейшем прекращении этого безумного испытания, многие еще бежали обратно, многие, разбегались в стороны, по ним так же велся огонь, кажется, с обеих сторон, те, кто бросался вперед, с перепугу принимал их за противника, кто-то прыгал с путепровода в тоннель, надеясь там найти пристанище, а в это время, со стороны парка Горького, началась такая же беспорядочная стрельба, протянулись дымные шлейфы от первых запоздалых выстрелов гранатометов, и отвлекающий отряд, только сейчас перешел в наступление.

Настя не сопротивлялась Борису, возможно, она поняла необходимость немедленных действий, а может, доверилась чутью Лисицына. Или слепой удаче, которая вела ее столь долгое время и не отпускает и поныне. И кажется, не намерена отпускать, она вцепилась в рукав куртки Бориса и побежала следом; рядом разорвалась граната, забрызгав ее асфальтовой крошкой, она не обратила на нее ни малейшего внимания.