Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий

Альварадо, Сандоваль и остальные видели, как пленника уложили спиной на каменное возвышение и один из жрецов, произнеся короткую молитву, всадил нож ему в грудь. Через несколько секунд он поднял над головой окровавленное сердце и торжественно поднес его к каменному изваянию. Безжизненное тело столкнули с края площадки и оно покатилось по ступеням, быстро пропав из поля зрения конкистадоров. Лопеса поглотила тьма, окутывавшая подножие пирамиды.

Альварадо разразился проклятьем и обвел всё вокруг горящим взглядом. Сандоваль обеспокоенно взглянул на друга. Зная бешеный характер Педро, он ожидал, что тот сейчас скомандует идти в атаку, тем самым погубив всех своих людей. Гонсало уже собирался отговаривать его от такого шага, но Альварадо лишь приказал:

— Гарсия, выставь патрули на дамбе. Мы тут торчим, задрав головы вверх, и ничего не видим по сторонам. Ацтекам ничего не стоит подобраться к нам на лодках.

После этого Педро вновь устремил взгляд на пирамиду. Он понимал, что не может спасти товарищей и знал, что сейчас нужно просто отступить в лагерь, но не мог этого сделать. Испанцы продолжали стоять, следя за жертвоприношением и надеясь, что какое-нибудь чудо помешает разворачивающейся кровавой церемонии.

Но чудо не спешило явить себя миру. Пленников по одному развязывали, наряжали, заставляли кланяться идолам. Некоторым из них жрецы даже вручали какие-то пышные опахала из длинных разноцветных перьев и заставляли танцевать перед истуканами, что-то крича и подталкивая копьями. Испанцы озирались, в безумной надежде бросая взгляды на расположенный на дамбе лагерь конкистадоров, до которого никак не смогли бы добраться. Итог всех ждал одинаковый. Поочередно пленников тащили к алтарю и тут же вырезали сердце…

На следующее утро Гонсало де Сандоваль, окутанный самыми мрачными думами, покинул корпус Педро де Альварадо. Ему предстояло вернуться к Кортесу и доложить обо всем. А затем еще двинуться к своему отряду. После такого тяжкого дня приходилось проявлять максимальную осторожность. Ацтеки, поверив в себя, могли устроить засаду где-нибудь по пути.

Гонсало ехал и думал о том, что ни один рассказ не передаст всей той горечи, что он пережил минувшим вечером. Хуже печали и жалости к погибшим его тяготило осознание своего полнейшего бессилия. Он понимал, что война далека от завершения, а значит, будут еще плененные испанцы, которых он никак не сумеет спасти.

Вспомнился эпизод, когда в одном из покоренных городов к нему сам не свой от ярости пришел Фернан Гонсалес. Он рассказал, что нашел дом, где держали перед смертью пленных конкистадоров и даже обнаружил на стене прощальную надпись одного из них. Сандоваль тогда еле успокоил разгневанного Фернана и убедил его, что нельзя нарушать приказ Кортеса, который велел не сводить счеты в городах, которые добровольно сдались. Теперь Гонсало угрюмо думал о том, что ему самому сложно будет в будущем с холодной головой следовать распоряжениям генерал-капитана. После всего того, что он вчера увидел!

Но добрался Сандоваль без проблем. Кортес, узнав, что корпус Альварадо уцелел, немного приободрился. Теперь предстояло снова готовиться к битвам с Теночтитланом. Однако император Куаутемок тоже не терял времени даром. Во все окрестные города направил он гонцов со строгим приказом отказаться от союза с чужаками. В качестве подтверждения военных успехов столицы эти делегаты несли с собой убедительные доказательства. Содранная с голов и лиц кожа испанцев ясно давала понять, что их можно и даже нужно побеждать, захватывать в плен и приносить в жертву.

13. Пророчество Уицилопочтли

После попытки прорваться в Теночтитлан прошло несколько дней. Испанцы, которые едва не потерпели тогда разгромное поражение, не впадали в уныние. Да, штурм закончился неудачей, но ведь и ацтеки ничего не добились. Они не отбросили конкистадоров, не обрели новых союзников, даже не нанесли войску Кортеса серьезного урона убитыми. Испанцы продолжали постепенное и планомерное движение вперед. Они оттесняли индейцев с земляных насыпей, подбираясь все ближе к городу. Бригантины на озере все так же вели борьбу с лодками ацтеков. Проломы в дамбах засыпались, открывая доступ пехоте и кавалерии. Ничто не предвещало беду.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Но в один из дней Эрнан Кортес обнаружил, что значительная часть союзных индейцев покинула его корпус. Это не было организованным отступлением. Просто утром на местах не оказалось несколько тысяч солдат. Видимо, еще начиная с вечера постепенно то один, то другой небольшой отряд отходил и как будто растворялся во мраке.

Испанцев было слишком мало, чтобы уследить за многотысячным войском союзников. К тому же, они большей частью находились на передовой и чересчур поздно обнаружили, что тылы опустели и почти никем не защищены. Не на шутку встревоженный Кортес на самой быстрой бригантине поспешил через озеро к следующему лагерю. Там он застал обескураженного Гонсало де Сандоваля, который тоже пытался понять, куда же делись его союзники. С ним осталась едва лишь сотня индейцев.

— Гонсало, назначь пока заместителя, а сам поднимайся на борт. Доберемся до лагеря Альварадо и посмотрим, как обстоят дела у Педро, — приказал Кортес.

Здесь им предстала картина более обнадеживающая. Именно к корпусу Альварадо были прикомандированы тлашкаланцы. И хотя многие из них и ушли, но осталось несколько вождей, наиболее мужественных и дисциплинированных. У каждого из них был свой личный отряд отборных воинов. Таким образом, несколько сотен тлашкаланцев сохранили верность испанцам.

Сам Педро с трудом сдерживал бешенство. Его красивое лицо пылало таким гневом, что даже оставшиеся вожди старались не попадаться ему на глаза.

— Что скажете, сеньоры? — обратился Альварадо к приплывшим к нему Кортесу и Сандовалю. — Вы еще пытались меня убедить, что на дикарей можно положиться! Пропали! Растаяли как туман под лучами солнца! Тысячи дезертиров! Каждый индеец в душе предатель! Эрнан, а помнишь, как я говорил тебе, что они понимают лишь язык силы? Вот и результат! Тлашкалу мы несколько раз разгромили и сегодня ее солдаты — это единственные, что остались верны долгу! А всех тех, кого ты по доброте душевной принял под крыло без боя, давно уже и след простыл! А у меня не хватит солдат для того, чтобы по этим следам пустить погоню и примерно наказать негодяев! Что делать будем?!

— Для начала выслушаем вождей Тлашкалы, — ответил Кортес.

Идея оказалась разумной. Храбрый Чичимекатекутли, уже не раз доказывавший как свою отвагу, так и верность союзникам, ждал капитанов с хмурым видом. Рядом с ним осталось около сотни людей — его личный отряд телохранителей. Большая же часть тлашкаланцев покинула армию.

Чичимекатекутли и сам уже сносно понимал испанский язык, но в таком деле нельзя было допускать даже малейших неточностей. Поэтому разговор шел через Марину.

— После того, как нам не удалось ворваться в Теночтитлан ни по одной из дамб, ацтеки воспрянули духом, — рассказывал вождь. — Но мало того. Жрецы грозного Уицилопочтли совершили огромное жертвоприношение во всех храмах столицы. Среди прочих, как я понимаю, погибло на алтарях и немало испанцев. Ацтеки утверждают, что их бог, довольный таким подношением, снизошел к молящимся и предрек, что белолицые чужаки, а также все их союзники погибнут через десять дней.

— Откуда это известно? — поинтересовался Кортес.

— У ацтеков все еще хватает лодок. Они разослали гонцов ко всем значительным племенам. Люди Куаутемока побывали в каждом крупном городе, показывали то, что осталось от убитых испанских пленников. Обещали прощение всем, кто откажется от союза с Малинче, а также грозили страшными карами от самого бога Уицилопочтли тем, кто поддержит чужаков. Я узнал об этом сегодня утром. В нескольких ближайших городах есть верные мне люди.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— У ацтеков, похоже, даже среди наших союзников хватает внедренных шпионов, — не скрывая досады объявил Кортес. — Они наверняка прямо в войске распространяли слухи о гневе богов. Буквально у нас под носом! А мы даже не заметили! Плохо дело, сеньоры…