Семьдесят два градуса ниже нуля - Владимир Маркович Санин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А ведь подумать только, что на студенческой олимпиаде в Гренобле я и в самом деле отдал ему свои лыжи – подарил, как говорили ребята, второе место. Перед самым стартом отдал – свои он ухитрился сломать. Как он на меня смотрел! Редко что так портит человека, как успех, такое испытание не всякому под силу, и Мурат его не выдержал. Жаль, задатки у него были хорошие, в сборной его любили.
Ба, легка на помине! Само изящество и очарование: сапожки на высоких каблучках, джинсы, кожаная куртка и большие голубые глаза, которые широко и удивленно расширяются, – театр, она увидела меня несколькими секундами раньше. Неплохо приоделась, раньше она о таких тряпках и не мечтала.
– Здравствуй, Максим (церемонно – все-таки светская дама).
– С приездом, Юлия Петровна.
– Следишь за моими передвижениями?
– Зачем, ты же не циклон. Мурат передал привет.
– Я его об этом не просила.
– Я тоже.
Юлия улыбается и слегка прикусывает нижнюю губку: многократно отрепетировано перед зеркалом, очень ей идет. Она на высоте положения, ей хочется это показать.
– Мурат тебя не обижает? Если хочешь, замолвлю словечко.
Придется сбить с нее спесь.
– Да, пожалуйста, если не трудно, скажи ему…
– Что же? – Сквозь зубы, слегка презрительно, тоже ей идет.
– …что он высокомерный и надутый индюк.
Теперь прикусывается верхняя губка – приемы меняются на ходу.
– Каким ты был, – с горьким упреком, – таким остался.
– О тебе бы я этого не сказал.
– Максим… – доверчиво так, задушевно, – ты все забыл?
Меня ловят на пустую мормышку.
– Почему же, – простодушно говорю я, – несколько ночей мы были вполне довольны друг другом.
– Ты бы громче, – испуганно оглянувшись, – не все слышат. Больше этого не повторится, можешь быть уверен.
Она уходит, последнее слово за ней. Меня слегка трясет – от злости, что ли? Хотя какая там злость, Юлия – пройденный этап, сегодня я бы даже не знал, о чем с ней говорить. Вот полгода назад, когда Юлия объявила, что выходит замуж, – тогда я действительно метался и унизился до того, что срывал злость на ребятах. А кто, кроме меня, был виноват? Мурат предлагал ей законный брак, личную «Волгу» и положение «первой леди» Кушкола, а я – бурные ночи и никаких гарантий на будущее. Как и всякому самоуверенному ослу, мне и в голову не приходило, что в самый разгар нашей черемухи она деловито сравнивала и подсчитывала. И нет ничего удивительного, что она предпочла Мурата, – к нескрываемому ликованию мамы, у которой насчет меня совсем другие планы.
Накаркал! Черт возьми, ну и денек: Мурат, Юлия, а на десерт – «жигули» с московским номером 34–29. Вот и разрешена проблема транспорта – прикатил персональный водитель. Отныне на целый месяц я получаю статус жениха. Держись, Максим!
– Угадай, кто у нас в гостях?
Мама сияет, но в голосе ее слышится некоторая тревога: чувствует, что я не в настроении.
– Надя! – торжественно возвещает мама и округляет глаза, рекомендуя мне изобразить бурную радость.
Выходит Надя. Минут десять назад я бы сказал, что она по-прежнему недурна собой, но после Юлии она не очень-то смотрится. Так, стройное, неплохо упакованное в джинсовый костюм создание, со стандартной мальчишеской челкой и утомленным с дороги лицом – не супер, на четверку – в лучшем случае. После Юлии, что и говорить, редко кто смотрится на пятерку.
– С приездом, Надежда Сергеевна.
– Как он меня уважает! – смеется Надя. Она старше меня почти на год и терпеть не может, когда я обращаюсь к ней по имени-отчеству. Окажемся наедине – а этого, конечно, не миновать, – она устроит мне хорошую головомойку.
– Разве так встречают дорогую гостью? – поощряет мама.
– Прохвосты! – каркает Жулик. – Смени носки!
Я швыряю на клетку куртку (Жулик и не такое может отчебучить) и церемонно целую Надину ручку. Она шутливо треплет мое ухо, ноготки у нее отлакированные, острые. Держись, Максим!
Мы садимся за стол и пьем чай с вкуснейшими пирожками, которых Надя навезла целую гору. Я еще не отошел и рассеянно слушаю, как Надя рассказывает о дорожных приключениях. Она умна и остроумна, умеет держать беседу, а мама смотрит на нее с обожанием и время от времени делает мне знаки: «Ну, видишь, какая прелесть? Разве можно ее сравнить с твоими вертихвостками?»
Вот уже два года мама мечтает нас поженить. Надя – воплощенная в плоть и кровь мамина мечта о невестке: уважает будущую свекровь (требование номер один) и привязана к сыну (номер два), прекрасная хозяйка и с хорошей фигуркой (три и четыре), прилично устроена – работа, квартира (пять и шесть). Словом, настоящая стопроцентная жена, а не какая-нибудь вертихвостка из туристок, которые стаями слетаются в Кушкол, чтобы охмурить ребенка. Туристка и гремучая змея – для мамы синонимы. Телефон стоит у нее в комнате, все звонки она перехватывает и в подозрительных случаях ясным и правдивым голосом докладывает: «Максим ушел встречать жену. Что ему передать?» Можете себе представить, с каким ледяным лицом отныне проходило мимо меня существо, на встречу с которым я возлагал большие надежды. Наверное, самым счастливым событием в жизни мамы за последние годы была свадьба Юлии и Мурата: в этот день она просто помолодела, наговорила с Надей по телефону рублей на десять и налепила для моих бездельников не меньше тысячи пельменей.
Единственное и, по маминому мнению, глупое препятствие на пути к осуществлению ее плана – я не хочу жениться. Мне кажется, что в роли мужа я буду жалок и смешон, меня будут воспитывать, ревновать, требовать, чтобы я расстался с Жуликом, который ругается, как грузчик, выбросил свой старый любимый свитер и приходил домой к ужину. Мне будут намекать, что сто шестьдесят пять рублей для мужчины не заработок, что я достоин научной карьеры и посему должен сменить бесперспективные горы Кушкола на душную университетскую читальню, где мне предстоит при помощи ножниц и клея ошеломить ученый мир невиданными откровениями. Юлия – та, по крайней мере, готова была остаться со мной в Кушколе, а Надя наверняка потащит меня в Москву. Представляю, как иронически усмехнулся бы Юрий Станиславович, если бы его любимчик запросился из Кушкола в очную аспирантуру! «Лавинщик может въехать в науку только верхом на лавине! – провозглашал он. – Хотя это и несколько опаснее, чем на такси…»
Надя излагает столичные новости: в ее Чертанове скоро будет метро, в Институте травматологии по-прежнему запрещено упоминать фамилию Илизарова – конкурента из Кургана, а за книгами охотятся
