Живой Журнал. Публикации 2009 - Владимир Сергеевич Березин

подписать какую-нибудь бумагу. Перечисляет какие-то непонятные фамилии тех, кто это уже сделал, придвигает ко мне флакон.

Я сразу начинаю суетиться, спрашивать:

— Это кровь?

— Чернила, — отвечает он.

И, главное, бумага должна быть какая-нибудь дурацкая. Даже не "Волга впадает в Каспийское море", а "Десять часов пятнадцать минут". Или, положим, цифра "восемь" посреди листа.

— Подписывай, — говорит чёрный человек, — смотри, сколько народищу уже подписало.

— Хули? — начинаю напрягаться я. Я ведь и в ведомости за зарплату с некоторым испугом расписываюсь. И понятно, что начинается морок общественного безумия, потому что одним цифра "восемь" кажется светочем правопорядка, а другим — убийцей демократии. Все действия для тех и других наполнены особыми договорными смыслами, цепочками ассоциаций. А меня и те, и другие, и третьи — сразу насторожили.

— Против цифры "восемь"? — угрюмо спрашивает Чёрный Человек. И я понимаю, что не против, она круглая такая, соблазнительная, с двумя кругами — только хуй знает, что это всё значит. А вокруг уже страсти бушуют, все взад-вперёд с плакатами ходят — только одни на плакатах прямо цифру восемь носят, а другие — кверху ногами. И скажешь, что тебе цифра "восемь" нравится, одни руки не подадут, а скажешь, что испытываешь к ней сильное отвращение — душой покривишь, да и, обратно, другие говном закидают.

— Знаете, — говорю я Чёрному Человеку, — я вообще-то в коллективных акциях не участвую, разве что при посадке деревьев и в застолье. Да и то, маленькими компаниями. Может, на хуй? На хуй, а?

— Серёжа?! Как так? На хуй нельзя! — с возмущением говорит Чёрный Человек. — Серге-е-ей Александрови-и-ич!..

— Какой я тебе Серёжа? — отвечаю я. — Охуел совсем? Я Владимир Сергеевич.

— Так вы не Есенин? — удивляется он. — Фигасе! Столько времени с каким-то мудаком потерял.

И мы расходимся, совершенно удовлетворённые друг другом.

Извините, если кого обидел.

05 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о космическом глобусе"

…В дороге говорили о глобусах. Глобусы, известное дело, бывают разные. Вот как-то я с коллегами-лесопильщиками приехал в Калугу, город — родину космонавтики. Раньше, при Советской власти, на спичках, что стоили тогда ровно одну копейку, изображали дом-музей Циолковского — с каким-то толстым тупым пенисом. Пенис поострее стоял рядом — на горе, рядом с огромным шаром, что символизировал Землю — или спускаемый космический аппарат.

Шар был похож на глобус, точно так же, как были похожи на глобусы десятки спускаемых космических капсул советского производства. Они были похожи на уменьшенные модели земного шара, что сыпались с небес, вместо Арарата выбирая Джезказган.

Мы приехали в Калугу в грозовую ночь — правда совсем не затем, чтобы сличить художественный шедевр по цене 1 коп., изображённый известно где — с настоящим видом.

Знакомец наш, сидевший на заднем сиденье, тут же рассказал историю. В такую же вот, грозовую ночь, поднялся страшный ветер.

Оказалось, что гигантский шар из листового алюминия на горе — внутри полый. Он крепился к постаменту тремя болтами. От порыва сильного ветра болты, наконец, лопнули, и шар покатился по безлюдной вечерней улице. В небе бушевали сполохи, страшный шар катится под уклон. Блики сверкали на его поверхности. Нетрезвые обыватели застыли у окон со стеблями зелёного лука во рту. Земля стронулась с места, и не найдя точки опоры пошла в разнос.

В других местах эту историю рассказывают по-другому, как заметил в конце какого-то рассказа Ги де Мопассан.

Извините, если кого обидел.

05 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о тортике"

Из моего советского прошлого я помню, как перекрывали улицы перед проездом чёрных лаковых автомобилей с первыми лицами.

Вполне деликатно перекрывали — да и машин тогда было мало, а когда машин мало, то и перекрывать почти нечего.

Вот в такой-то момент на Ленинском проспекте, замешкался старичок.

Он начал метаться взад-вперёд, не зная, к какому берегу пристать. Этот старичок шёл из кондитерской, где купил симпатичный круглый тортик.

Но приближающийся кортеж, рёв сирен и крики милиционеров старичка так вконец напугали, что он бросил свой тортик и упал в кусты.

Тогда из машины сопровождения стремительно выпал на полном ходу человек в роскошном чёрном костюме и с размаха упал на тортик.

И тут же поднялся — весь в креме.

Подвига не получилось.

В других местах эту историю рассказывают по-другому, как заметил в конце какого-то рассказа Ги де Мопассан.

Особенно забавно, как образованные люди в комментах пытаются поправить фольклор в соответствии с реальностью

Извините, если кого обидел.

05 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о гамалее"

Давным-давно, на одной научной конференции, докладчик говорил у доски, перемежая свою речь следующими ремарками:

— Как ещё в 1956 году показала покойная Гамалея…

— Следствие из формулы номер пять, выведенное покойной Гамалеей…

— Покойная Гамалея убедительно доказала, что…

Внезапно, откуда-то из первых рядов встал старичок и дребезжащим голоском произнёс:

— Позволю сообщить уважаемому докладчику, что покойная Гамалея — это я. И хоть я и не вполне мужчина, но ещё жив…

В других местах эту историю рассказывают по-другому, как заметил в конце какого-то рассказа Ги де Мопассан.

Особенно забавно, как образованные люди в комментах пытаются поправить фольклор в соответствии с реальностью

Извините, если кого обидел.

06 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о пушкинском заповеднике"

Был я молод и глуп (такой зачин обычно предполагает, что говорящий с годами помудрел, что не всегда верно), так вот, в те времена, когда вода была мокрее и сахар слаще, я выучил "Евгения Онегина" наизусть, и жил в Михайловском.

Тогдашний хозяин этой вотчины, хлопотливый директор Гейченко зачем-то поставил по всему заповеднику мраморные кладбищенские пластины со стихами. На всякой дорожке или тропинке, даже в совершенно неожиданных местах, торчали белые мраморные обелиски, высотой в полметра. И путника, остановись прохожий, встречало сообщение типа "Я помню чудное мгновение, туда-сюда".

В свой первый вечер я отдал долг коньяку (ещё не зазвенел горбачёвский указ), и отправился в поля на манер спешившегося барина.

Среди ночного тумана я был несколько изумлён. Через некоторое время мне стало казаться, что я на кладбище. А ещё через полчаса, я стал думать, что это умножившаяся могила старушки Арины (которая, на самом деле, находится в Петербурге).

Кажется, меня спасла одна структуральная девушка, но тут мои воспоминания вовсе мешаются.

Извините, если кого обидел.

06 декабря 2009