Сборник "Русские идут!" - Юрий Никитин

Макс поправил:

– Лойола отнес это правило только к своим рыцарям. Им во имя достижения цели позволялись любые средства. Мы тоже это правило относим только к отрядам специального назначения.

Только Ермаков промолчал. Прижатая к стене страна имеет право жить по этим правилам вся.

Рамирес выскочил из здания, прокричал:

– Все заряды на месте! Установлены верно! Я проверил оба крыла. Командир, пора уходить!.. Они уже вылетели на вертолетах. Через полчаса будут здесь.

Ермаков повернулся к распятым. Наркобарон прохрипел:

– Триста миллионов долларов!..

– Он еще торгуется, – сказал Тарас пораженно. – Крепкий орешек!

Ермаков поднял пистолет, прицелившись Гонсалесу в живот. Тот выкатил глаза, изо рта потекла толкая струйка крови:

– Бери все... Я отдам все... И этих всех убей... Только меня...

Ермаков перевел пистолет на его жену. Она выкатила глаза еще больше, лицо было багровое как солнце на закате. Палец его коснулся курка. Пистолет чуть дернулся, отдача ничтожна, ствол не ушел ни вверх, ни в сторону, и он мог вогнать бы и вторую пулу точно в то же место.

Женщина выгнулась в диком муке. Тело затрепыхалось, он усомнился, не сорвется ли. На животе быстро расплывалось красное пятно. Он перевел пистолет, выстрелил в живот секретарши, а затем повернулся к наркобарону.

– Ну, прощай...

Выстрел был не громче, чем хрустнул бы сучок под ногами. В середине живота возникла кровавая дыра, в которую влез бы ствол кулак ребенка. Гонсалес охнул, а живот, сплющенный на миг от удара пули, внезапно раздулся. Изо рта коротким толчком выплеснулась красная струйка. Из горла вырвался звериный рык. Наркобарон уронил голову и неверяще смотрел на рану в животе, такую же точно, какую получил властелин медельинского картеля десяток лет тому.

Ермаков крикнул:

– Все! Уходим.

Дмитрий бежал через кусты, впервые не думая о том, что трещат, что остаются следы, что их могут услышать за сотни шагов, а уж увидеть так и вовсе...

Через четверть часа бешеного бега Рамирес вывел их к дороге, затерянной в джунглях, где уже ждал автомобиль. С этой стороны искать не бросятся, ибо невозможно за такой срок добежать до дороги. Что ж, им еще неизвестен девиз подразделения: невозможное делаем сразу, чудо требует некоторой подготовки.

Он уже знал, что разрывные пули, которые полковник всадил в животы наркобарона, его жены и секретарши – стеклянные. Их осколки невозможно обнаружить никаким рентгеном, и как бы не старались хирурги спасти жизнь этим сволочам, все трое помрут в страшных муках. Помрут, понимая, что спасения нет, что помирают, что никакие деньги не спасут от страшной мучительной смерти, когда лютая боль едва-едва снимается наркотиками.

Могущественный барон, никогда не употреблявший наркотики, наконец-то начнет получат дозы все мощнее и мощнее!

Тарас на бегу вскинул голову, прокричал встревоженно:

– Это армейские вертолеты!

Слышно было как на бегу огрызнулся Макс:

– А ты ждал туристические?

– Дурень, это юсовские!

Дмитрий успел подумать, что это ж понятно, Империя продает свое вооружение во все страны не только латинам, но и по всему миру летают юсовские вертолеты, когда раздался резкий голос Ермакова:

– Воздух!

Грохот стал громче, верхушки деревьев зашатались. Вертолеты пронеслись на бреющем, Дмитрий отчетливо видел лица в боевой раскраске, закрепленные на турелях стволы крупнокалиберных пулеметов, но его самого дернуло от опознавательных знаков: при чем здесь силы Империи?

Некоторое время стояли под деревом, вслушивались в грохот винтов, что то удалялись, то приближались. Ермаков сказал встревожено:

– Либо мы сослепу напоролись на их тренировочный лагерь... либо о нас уже знают.

– Тренировочный? – переспросил Макс. – Зачем здесь?

– Джунгли Амазонки похожи на джунгли Вьетнама, – объяснил Ермаков. – Или еще зачем... А если о нас знают, то еще хуже. Дали нам прибить барона, а теперь прибьют нас...

Голос его звучал трезво и сурово. Дмитрий ощутил как тревога нарастает и захлестывает его с головой. Стараясь не выдать дрожи в голосе, спросил:

– Тогда нас ждет засада?

– Скорее всего. На облаву потребовались бы силы целой армии.

Он стоял под соседним деревом, в его серых глазах отражалось небо, лицо выглядело непроницаемым, но Дмитрий физически чувствовал с какой нагрузкой работает мозг полковника.

– Уходим на север, – голос Ермакова прозвучал как удар молота по наковальне. – Если заслон... будем прорываться с боем.

Тяжелые железные туши скрылись за деревьями. Тарас подхватил пулемет, Макс и Валентин уже с оскаленными лицами оглядывались по сторонам.

Дмитрий чувствовал как сквозь него, как сквозь его могучее тело, словно сквозь редкий кустарник, пронесся холодный злой ветер. Операция пошла совсем не так, как планировалось.

Впереди вырастал гребень холма, приближался толчками. Дмитрий первым подбежал к краю, упал за пару шагов, подполз.

Внизу открылась зеленая долина с желтыми полосами от колес военных грузовиков. Три палатки, два джипа, в самом центре натянут тент от солнца, под тентом стол. В бинокль видно рацию, две бутылки пива, а под столом их целая россыпь. Из палатки вышел солдат, приложил к глазам бинокль. Смотрел не на Дмитрия, мимо, в сторону северного склона холмов.

Рядом упал Ермаков, дыхание тяжелое, возраст, прохрипел:

– Туда ушли все вертолеты!

– Нас ищут там?

Голос принадлежал Валентину. Дмитрий слышал дыхание Тараса, частые выдохи Макса, только Валентин держится как барон, лицо надменное, хотя крупные капли ползут по лицу, смывая краску.

– Они скоро вернутся, – определил Ермаков. – И тогда нам из капкана не выскользнуть...

Тарас отступил, пулемет в его руках с растущим подозрением рассматривал тропу, откуда прибежали. Ермаков оглядел отряд:

– Дмитрий, прикроешь. Когда вырвешься... запомни телефон. Остальные – бегом!

Он отполз, поднялся на ноги и побежал вдоль гребня, выбрав направление противоположному тому, куда ушли боевые вертолеты.

Холодная волна прокатилась по телу Дмитрия. Фигуры в защитных костюмах уже скрылись, а он все поворачивал в голове последнюю фразу. Голос полковника чуть-чуть изменился, словно говорил «когда», а на язык просилось «если», «если вдруг» и даже «если вдруг каким чудом».

Понятно же, когда необходимо кем-то пожертвовать, то жертвуют самой дешевой фигурой. А он самый слабый, самый неподготовленный, да и вообще: не человек – стажер!

Было горько и страшно. Еще раньше, воюя в Афгане, он представлял как погибнет: в красивой позе, на руках друзей, над ним склонятся скорбящие командиры, обязательно – красивая медсестра, глотающая слезы, а старый закаленный генерал, сдерживая скупую мужскую слезу, отстегнет со своего кителя золотую звезду... или золотой крест... пусть даже золотой полумесяц, не один ли хрен, и приколет к его вспотевшей гимнастерке, где с левой стороны расплывается красное пятно...

Притаившись за деревом, он наблюдал как восьмеро солдат двигаются вдоль склона холма. Все в легком, рукава закачены, с виду парни крепкие, здоровые, налитые мощью. Двигались на расстоянии трех шагов друг от друга, переговаривались негромко, обменивались даже знаками, что говорило о выучке более серьезной, чем у простой пехоты.

– Ты уверен? – донесся до него говорок на смеси английского с бруклинским, – в самом деле заметил что-то?

– Там шевельнулись ветки..

Ответили на помеси английского с негритянским. Спрашивал коренастый капрал, чернокожий, крепкий как бычок. Его автомат смотрел черным глазом прямо перед собой, сам капрал двигался бесшумно, крадучись, но быстро и ловко.

– Да, сэр, – ответил нервно второй, высокий очкарик, но тоже с развитой мускулатурой и широкой грудью. – Там мелькнуло... Вон! Смотрите?

Наконец-то заметили, мелькнуло в голове Дмитрия. Все перед компами торчите, чурки недорезанные... пока что. Зря он старался, бросал в ту сторону камешки?

– Что-то белеет, – согласился офицер. – Что ж, проверим. Держаться друг от друга на расстоянии пяти шагов. Здесь кустарник редкий, видно.

– Сэр, – сказал капрал осторожно, – дополнительный заслон оставим?

Офицер отмахнулся:

– Зачем? Там у машины двое. Впрочем, ты оставайся здесь. Если он вздумает проскользнуть мимо, особенно не церемонься, понял? Мы не полицейские, которым надо обязательно арестовывать. Да и что я матери твоей напишу? Стреляй на поражение сразу.